На Фонтанке, или какие чудеса происходят в Петербурге

Тихо. Ночь прохладная, сырая, как и полагается для ранней весны. Набережная, покрытая плёнкой дождевых капель, сверкает в лучах фонарей. Лёгкий, но вместе с тем коварный пронизывающий ветерок, которого побаивается с непривычки каждый приезжий (да и местные тоже), забавляется тем, что гоняет рябь по Фонтанке. Скучно ему – людей-то нет, пристать и нагнать простуду не на кого, некого заставить старательно закутываться шарфом в попытках не пустить его, ветерок, за пазуху. Тоска, однако! Гулять по пустынной набережной ночью – большое удовольствие, и почему сегодня здесь нет ни горожан, ни туристов – неясно. Кажется, будто улочки, фонари, фасады зданий и пристани отдыхают от людей, дышат свободой, вспоминают былое, и создаётся такая сильная атмосфера старых годов, ностальгии, при том ностальгии не человеческой, что и нарушать её боязно… Если бы кто-то прошёл мимо Михайловского замка, приблизился бы к Инженерному мосту, с которого виден чижик-пыжик, та самая маленькая пичужка, не так уж много лет назад (в сравнении со многими достопримечательностями!) поселившаяся на Фонтанке, то он бы заметил чудо – единственного на всю окрестность человека. Но, повторюсь, заметить его было некому, и он, похоже, вовсю этим пользовался… Это был довольно интересный товарищ, одетый в ситцевую рубаху, штаны и щегольские красные сапоги; по бороде и увесистому золотому кресту на груди его можно было бы принять за какого-нибудь священнослужителя в выходной день. Однако занимался священнослужитель ну совсем неподобающим делом – с азартом кидал монетки на постамент чижика, то и дело отхлёбывая из бутылки мадеру. Эта картина нарушала всю гармонию, нежно окутывавшую набережную вплоть до моста, на котором царила атмосферка бесшабашного веселья. «Священнослужитель» умудрялся ещё и впечатляюще отплясывать в перерывах между метанием монеток и поглощением алкоголя, а пару раз даже чуть ли не свалился в речку. Неизвестно, сколько продолжалось бы это действо, если бы на набережной не возник какой-то прохожий. Этот худощавый, с мертвенно-бледным лицом и острым носом человек в тёмном плаще неспешным шагом прогуливался, любуясь фантастической подсветкой зданий, наслаждаясь ночной прохладой и тишиной… которая, впрочем, стала «барахлить» при приближении к Инженерному мосту. Заслышав весёлые народные пьяные песни вперемешку со звоном монеток и бульканьем, тёмный человек сначала остановился, огляделся с недоумением по сторонам, затем, определив источник звуков, направился решительной походкой к нашему «священнику». – Григорий Ефимович, как это называется?! – громко взвизгнул тёмный человек, вплотную приблизившись к «священнику». Тот удивлённо поглядел на незнакомца, силясь узнать, а через пару мгновений лицо его озарилось добрейшей улыбкой: – А, Феликс Феликсыч! Здравствуй. Что ж тебе в твоём фамильном дворце не сидится…хорошо, правда? Ни души вокруг, гуляй не хочу. – Григорий Ефимович, я вас спрашиваю – что вы тут вытворяете?! А если вас кто-нибудь увидит? – не обращая внимания на доброе выражение лица Распутина, продолжал допрашивать Юсупов. Да, это были они – Распутин и Юсупов, собственными персонами на улице Петербурга… – Не боись, Феликсыч, – Распутин здорово похлопал Юсупова по плечу, да так, что тот аж присел, – никому до таких древних, как мы, дела нет. – Городовым дело есть, – возразил Феликс Феликсович, – или как их там нынче именуют? Мили…пали…полицейским, вот. Распутин небрежно махнул рукой (Юсупов на всякий случай посторонился – мало ли, вдруг этот мужик его невзначай убьёт): – Бог с ними, они и внимания не обратят. Ноне городовые не такие пошли. Да и за что меня, грешного, ловить? – Вы же совсем бухой, Григорий Ефимович, – вежливо заметил Юсупов. И, поразмышляв, добавил: – К тому же ведёте себя престранно. Вон, всю речку копейками закидали… столько даже толпа туристов за день не накидает. – И что же? – пожал плечами Григорий Ефимович, метая очередную монетку на глазах несчастного Юсупова, который, похоже, искренне сострадал и чижику-пыжику, и Фонтанке. – Тьфу ты, черт, не попал… – раздосадовался Распутин и, отхлебнув ещё вина, протянул бутылку Юсупову: – Уже сколько бросаю, попасть никак не могу. Говорят, если попадёшь – удача и все такое… угощайся. Юсупов покачал головой: – Да что-то не хочется… – Пей, бог простит. – Нет, спасибо, я непьющий. – С каких пор? – усмехнулся Распутин. – После того, как меня отравить не получилось? Думаешь, я мстительный? Плохо же ты думаешь! Вот, смотри. С этими словами Григорий Ефимович прикончил остатки мадеры, утёр усы рукавом и рассмеялся: – Вишь, не отрава! – Да на тебя всё равно никакая отрава не действует, – пробормотал Юсупов. Как-то тоскливо ему стало от воспоминаний о той ночи, когда они с Пуришкевичем и другими ребятами решили покончить с Распутиным. Кое-как управились, с миллионной попытки. Казалось, всё, никогда больше не увидит он этого выродка-провидца из Тобольской губернии, ан нет – после собственной смерти пришлось с ним встретиться. Наверное, это в наказание Господь заставил его, Юсупова, вечно скитаться по Петербургу и сталкиваться с Распутиным. Впрочем, Феликс Феликсович и Григорий Ефимович успели даже подружиться за эти долгие годы. Шутка ли, столько десятилетий каждый день да через день видеться с заклятым врагом? Второй раз не убьёшь… – А на что тебе удача-то? – ни с того ни с сего ляпнул Юсупов. Он и сам не очень понял, что сказал – просто хотелось заполнить паузу, заглушить крики совести, которые и без того мучили его долгие годы. Распутин хитро улыбнулся: – А на что счастье да удача всем людям? Зачем им Бог это в жизни посылает? – Так мы ведь с вами… и не люди уже… – вздохнул Юсупов. Как ему не хотелось смотреть в эти проницательные глаза святого старца! Это ведь он, Юсупов, был одним из тех, благодаря которым Григорий Ефимович распрощался со своей яркой жизнью. А он, Феликс Феликсович, бессовестно пережил его на многие лета, и умер своей смертью, в Париже… не страдал, не мучился. Не то, что Распутин. – Бог для всех един – и для них, и для нас, – глубокомысленно изрёк Распутин и, видя потупленный юсуповский взгляд, добавил мягко: – Не горюй, Феликсыч, Бог тебя давно простил. И меня, грешного. И всех. На, кинь копеечку птичке. Юсупов покорно взял копеечку и кинул в чижика-пыжика. Не попал – монета со звоном отскочила и плюхнулась в тёмную воду. – Вот незадача! – плюнул Распутин и пустился вдруг танцевать вприсядку. Юсупов снова удивился: – Григорий Ефимович, никак не пойму, что вы вытворяете?! – А вот захотелось – танцую! Проклятье такое, всю жизнь преследовало и сейчас не отпустило, – рассмеялся Распутин, поднялся на ноги и отряхнул рубаху. По виду его никак нельзя было назвать неживым, покойником, духом или как-то ещё – энергия жизни била через край. Потом Григорий Ефимович достал откуда-то горстку монет, и они с Юсуповым снова принялись атаковать несчастного чижика-пыжика. Так увлекла их эта азартная игра, что они даже не заметили приближения ещё одной персоны. Персона молча стояла в сторонке. Когда кончились монетки, Распутин поднял с земли пустую бутылку из-под мадеры и запустил в реку. Этого персона не выдержала. – И как это называется? – раздался над ухом Распутина тихий вкрадчивый голос. Оба хулигана повернулись на звук. – Ну? – снова потребовал голос, принадлежавший, как теперь стало ясно, скромно стоявшей рядышком даме. Одета красавица была хорошо – длинная светлая юбка с узорами, шёлковая блуза, на голове – аккуратная шляпка, какие, наверное, носят всегда в Париже (или принято считать, что носят); одной рукой дама опиралась, как на трость, на бежевый зонтик. Большие голубые глаза смотрели на товарищей добро и в то же время немного осуждающе. – Здравствуй, Аннушка, – поздоровался Распутин, а Юсупов даже покланялся. Дама улыбнулась и снова спросила: – Так вы мне расскажете, по какой такой причине в несчастного чижика-пыжика летят бутылки? А, Гриш? Распутин немного смутился, в особенности от последних слов, покосился на Юсупова – вдруг поднимет на смех? «А, Гриш?». Умора же – его, самого Григория Распутина, назвали Гришей! Но Юсупов выглядел серьёзным и смеяться над товарищем не собирался. – Мы, Аннушка, монетки на удачу кидали, – растолковал Распутин. Голубые глаза Аннушки сначала выразили полнейшее недоумение, но через несколько секунд девица рассмеялась. Юсупов и Распутин переглянулись – оба хотели бы спросить: «Чего это она с ума сходит?», но тактично хранили молчание. В конце концов Аннушка пояснила свою реакцию: – Вы просто себя издалека не видели, милые мои. Иду я себе, ночным воздухом дышу, дивлюсь спокойствию и полному отсутствию людей на набережной… и вдруг вижу, как какие-то неадекватные, чуть ли не сваливаясь в Фонтанку, обстреливают чижика-пыжика деньгами. Я сначала подумала, что это бешеные туристы. Меня разобрало любопытство, решила посмотреть, какими стали россияне на отдыхе в двадцать первом веке. Все равно, думаю, меня не узнают, я ж не Николай Второй и не Кутузов…подхожу, всматриваюсь – а это вы, родненькие, не туристы! Ладно, решила понаблюдать… – Нешто мы такие смешные? – усмехнулся Распутин, поправляя пояс аки бравый солдат. Вырубова едва удержалась от нового приступа смеха и только улыбнулась: – А то! Только я не поняла, зачем бутылку-то было запускать? – Его спросите, Анна Александровна, – кивнул на Распутина Юсупов, отходя на всякий случай в сторонку. Григорий Ефимович покачал головой: – Это русская душа заговорила. Я не виноват. – О-ох, стало быть, широкая русская душа виновата в хулиганствах на улицах города? – удивилась Анна. – Конечно! – Ладно, забудем, – махнула рукой Вырубова. – Лучше давайте прогуляемся. Мужчины оживились. – Куда путь держать будем, Анна Александровна? – поинтересовался Юсупов. Распутин не отступил от своего прижизненного репертуара: – Кабак по пути будет? – Ни в коем случае! – ужаснулась Аннушка, – тебе, Гриша, сегодня явно достаточно. Наша прогулка должна обойтись без происшествий, а то люди заприметят. – Да Бог с ними, с людьми! – поморщился Григорий Ефимович, пропуская мимо ушей очередное уменьшительно-ласкательное от своего имени, – если и увидят нас, примут за местных. Юсупов состроил скептическую мину: – За местных? В таких одеяниях? Ага! – Если нас с Феликсом Феликсовичем ещё можно и не узнать, то вас, товарищ Распутин, спутать с современным духовным лицом сложно. Сразу поймут, кто вы есть. – Да не такой уж я узнаваемый… – скромно пожал плечами Распутин, но спорить больше не стал. Аннушка на всякий случай взяла его под руку, и компания степенно двинулась на другой берег по Инженерному мосту.