Она не видит

Предрассветный холод с земли до конца будит Чимина, колко пощипывая открытые участки кожи. Бесцветное небо ожидало первых лучей, которые еще выглянут не скоро, а туманное молоко «стекало» с оврагов на окраине в город. Что уже могло случиться почти в четыре утра? Опираясь о стену с закрытыми глазами в надежде урвать еще несколько минут дрёмы, Пак слышит по шебаршению, как за входной дверью дома Хаяси кто-то собирается. И через пару минут перед ним появляется Мицуко — в каких-то открытых босоножках и тонких шортах с футболкой. Чуть влажные светлые волосы после душа и легкий наряд заставляют Чимина обреченно выдохнуть. — Ты хоть знаешь, который час? — чуть хриплым ото сна голосом, спрашивает он. Парень уже не сомневается, Мицуко просто выспалась и сбила свой биоритм, и теперь даже не понимает, что время слишком раннее. — Теперь подозреваю, что гребанное холодное утро… Она ежится от холода и виновато опускает голову, вжимая её в плечи. «Правильно делаешь! Ты причина моих опухших глаз от недосыпания и сдохших клеток мозга», — думает Пак про себя, но на деле стягивает свою толстовку на замке и заботливо одевает на этого маленького разрушителя его спокойной жизни, обязательно пряча голову под капюшон. Просквозит же. — Я думала, что уже полдень и родители ушли на работу… — оправдательно бурчит под нос Хаяси, чувствуя вину, пока парень подворачивает длинные для неё рукава. \\\ В такое время в небольшом Тамано работает только одно заведение — автозаправка. Они сидели в снаружи (внутреннее помещение именно в этот час было закрыто для проведения уборки) под одним из тентов-зонтиков от кока-колы на пластиковых стульях. Мицуко ела круассан с шоколадной начинкой, запивая кофе из автомата (потому что Пак считал чай из этих машин травой), а на перилах сидели чайки и наблюдали, как сдобное лакомство медленно исчезает во рту девушки. Чимин сидел и тоже смотрел на эту картину, фокусируясь на её лице. — Что ты делаешь? — спросила она, почувствовав взгляд на себе. — Смотрю на небо. Чимин смотрел на Мицуко. В объятиях проглядывающейся бирюзы морских волн она была драгоценной жемчужиной. Единственной, со всех берегов этой чертовой Японии. И как он мог не замечать этого? Он вглядывался в эти завораживающего цвета неба глаза, как первые лучи играют с радужкой, делая ее почти прозрачной, как хлопают белые ресницы. Теперь он ясно осознает — ему повезло быть любимым человеком с голубыми глазами. Стать самым близким и важным, с кем хочется поделиться всем, при этом ничего не сделав. Пак мало чем может похвастаться в отношении Мицуко: пару раз прогуляться или довести до дома — ничего не значит в нашем обществе, даже среди слепых. Он не рассматривал раньше это как любовь или эфемерное чувство, глупая стенка социальных стандартов разбивала их о себя. Пак становится ребенком по сравнению с Хаяси (из-за только недавнего озарения своих чувств?), и поэтому задает свой детский вопрос, обычно свойственный девушкам: — Скажи, почему именно я? В этих отношениях ведущей, как бы Чимин не старался и не постарается в будущем, всегда будет являться Мицуко. Ему и не хочется на самом деле. Ему нравится чувствовать себя слабым по отношению к ней. И он не видит ничего зазорного в этом, просто признает, что всегда будет проигрывать ей в любом их соперничестве. — Потому что я видела, как ты струсил, но не сбежал, — Пак вспоминает их встречи одну за другой. — Признаться, когда Харука нас познакомил, я думала, что это будет нашей единственной встречей. Но ты стал присутствовать в моей жизни. Возможно, ты этого не хотел. Поэтому у меня к тебе такой же вопрос — почему из всех возможных вариантов именно я? Чимин тянется к ней со своего стула, но самая крупная чайка выхватывает на лету недоеденный круассан, забытый на столе, и вместе с ним подходящий момент для поцелуя. Девушка немного пугается от секундного постороннего вмешательства и инстинктивно ищет пальцами Чимина, цепляясь ко всему, к чему можно дотянуться. И все же губы Пака дотягиваются к чужим и мягко сминают, ощущая шоколадно-кофейный привкус, а Мицуко чувствует безопасность, потому что её пальцы уверенно сжимают теплые руки напротив. — Ну, рассказывай, на что там похожа любовь в книгах. Сам того не осознавая, Пак шаг за шагом выполняет список желаний слепой девушки. \\\ Они «встречаются» уже неделю, именно так это называет Чимин. Потому что Хаяси ведет себя слишком по-детски — вечно увиливает и меняет настроение, когда парень ведет себя серьезно и хочет стать ближе. Она только флиртует и дразнит, выскальзывая из долгих объятий и улыбаясь в поцелуях, хотя взяла с него обещание, что соблазнит. Сейчас расклад, что Мицуко должна его возбудить, уже кажется гребанным ненужным условием для него и преимуществом для нее. Потому что Пак скоро сам с катушек слетит, если девушка будет продолжать думать, что переодеваться при нем — ничего не значит для него. Да, он согласен с ней, что нижнее белье ничем не отличается от купальников на море, но только не в его отношении к ней. Это определенно меняет всю картину. Когда лучи света играют на ее светлой коже и вырисовывают тенями рельеф ключиц и выступающую дугу рёбер, пересекающуюся со впалой ложбинкой на животе, он неосознанно больно кусает губу до крови и чувствует, как сердце быстрее гонит горячую кровь по артериям. Ему точно скоро не сдержаться. Его останавливает только одно — и вовсе не обещание — ей непривычно. Либо у нее так давно не было никого, либо далеко она никогда не заходила. Это только на словах она такая сильная, а в действительности — дрожа запускает пальцы в его волосы, готовая тут же их убрать. Руки. Они так много значат для нее. Руки — это ее глаза. Пак это понимает, но больше не может. Они сидят в ее комнате на полу. Дом пуст: сегодня среда, и родители Мицуко на работе. За окном теплый июнь, и Чимину с Хаяси никуда не дано идти. В этом вся прелесть студенческой сессии, если у тебя она под контролем. С мужским вздохом книга какого-то зарубежного писателя была захлопнута. — Может уже хватит? Девушка удивленно захлопала глазами, поднимая голову, которая все это время покоилась на плече парня, пока тот читал ей. Она любила это — читать книгу его голосом. — Прости, я не знала, что тебе не нравится… — женские руки нащупываю книгу, но не могут вытащить ее из крепкой хватки. — Я не об этом. Твердый переплет прозы остается на полу. Шершавая кожа чиминовых пальцев аккуратно заключает в кольцо запястье девушки. Он медленно подносит хрупкую ладонь к своему лицу и укладывает в нее щеку. — Касайся меня, пожалуйста, — охрипшим от чтения шепотом просит Пак. — Пожалуйста, — повторяет после недолгого молчания, потому что Хаяси не двигается. Сейчас по-другому. Сейчас без улыбок. Сейчас наступит это «ощущать ближе». На лицо Чимина ложится вторая ладонь. Подушечки пальцев, едва касаясь, исследуют его: изгиб носа, дорожки бровей, острые, не подкрученные ресницы, линию роста волос, овал ушной раковины, холодный металл пирсинга в них; ногтем проходятся по внутренней стороне хряща, замечая там еще один прокол, медленно перебирают немного жесткие и ломкие после обесцвечивания пряди волос, считают шейные позвонки. А там ненавистная хлопчатая ткань футболки. — Снять? — коротко спрашивает. Мицуко, краснея, кивает и почти беззвучно мычит «угу», не отпуская шею Чимина. Парень довольно хмыкает от этой картины. Ему интересно наблюдать за Хаяси. Как она оставляет свои отпечатки пальцев на его теле, помечая каждый сантиметр его кожи. Есть руки, которым позволяешь это всё. Для Чимина — это ее руки. Он, как и обещал, проигрывает ей. Признается себе, что его тело реагирует на ее касания и сносит от них крышу. Черная футболка оказывается рядом с уже забытой книгой, Мицуко — лежащей на полу, Чимин — над ней на локтях, стараясь быть как можно ближе. — Не забывай, — свободной рукой он возвращает ее ладони на свое тело. Он видит ее широко распахнутые небесные глаза в облаке белых ресниц, только облизнувшиеся от желания слегка приоткрытые губы. Парень повторяет этот жест за ней и, опалив кожу горячим дыханием в нескольких миллиметрах от ее рта, задевает кончиком языка верхнюю губу, вбирая ее в свои. Он нарочно медленно и подолгу целует, проникая языком внутрь, будто занимается сексом с ее ртом. Кажется, он может сделать так, что кончит только от этого. Со стороны это выглядит ужасно пошло, но хорошо, что Мицуко не может это увидеть, а Чимину нравится. Особенно то, что ее руки наконец-то по-свойски вжимают его торс ближе к себе. Как раньше девушка, Пак, наконец, исследует ее тело, оставляя влажные дорожки поцелуев. Он лижет кожу на шее, утыкаясь носом, шумно вдыхает ее запах, выдыхая через рот, прикусывает ключицы, пальцами собирает нежность в ямочках изгибов. В голове мигает «никаких засосов», которые так хочется ставить. Она не сможет их прикрыть. Он оставит их, когда поедут на отдых к морю (спасибо Фурукаве). Там-то она вообще вряд ли сможет выйти с номера. К чертям летит майка на бретельках, и девушка остается только в кружевном бра. И тут его взгляд цепляется за черные узоры, никак не сочетающиеся с нижним бельем. Не сумев сдержать рвущийся наружу тихий редкий смех, макушка с обесцвеченными волосами утыкается с грудину девушки и подрагивает от смешков. — Что такое? — смущенная Мицуко начинает чувствовать себя неуверенно полуголой, перебирая в голове изъяны своего тела. — Просто не ожидал, что у тебя есть тату… — успокоив свой смех, говорит Пак. Россыпь маленьких угольных звездочек красовалась на солнечном сплетении девушки, как раз, как решил Чимин, в дождливый первый день в Японии. Это стало для него неожиданностью, это заставило его посмеяться с судьбы. И Пак совершенно сейчас не хочет думать о том, зачем ей это, если она даже не видела, что набивает. — Ой, да иди ты! — Мицуко хочет скинуть Чимина, но тот под своей тяжестью не позволяет ей этого сделать, лишь внимательно водит указательным пальцем по каждому чернильному небесному телу, создавая новые созвездия. — Наверно, очень больно было… Он возвращается к плотно сомкнутым от обиды губам девушки и вновь вводит в эйфорию, а пальцы правой руки еле касаются открытых участков около груди. Ее кожа вмиг покрывается мурашками, а соски превращаются в две твердые горошины, становясь эпицентрами чувствительности под тонким гипюром. — Доча, я дома! Мне отменили последнюю пару, у студентов какой-то внеочередной медосмотр по случаю вспышки эпидемии. С первого этажа доносятся нерасторопные копошащие звуки господина Хаяси, он немного кряхтит из-за кашля. Чимин реагирует на это быстрее, чем Мицуко, и находит ее верхнюю одежду, выворачивая ее с изнанки, пока та поправляет сползшие лямки белья; а затем уже ищет свою. — Мицуко! Ты дома? — на лестнице уже слышны шаги. — Да, папа, Чимин читал мне книжку, и мы, похоже, заснули… Пак великолепно отыгрывает перед родителем сонное состояние, чего не скажешь о раскрасневшейся Мицуко. Во всем виновата жара — парирует девушка, и господин Хаяси, веря, спускается вниз, чтобы приготовить чай. Пальцы Чимина в появившиеся минуты наедине проходят по промежности девушки через тонкие льняные шорты. В этот момент он слышит, как ломается успокоившееся дыхание Мицуко, и слетевший с ее губ стон. Все мокро — отмечает парень удовлетворительные результаты своей «работы». — Я бы посоветовал тебе переодеться, — с довольной ухмылкой выдает он, замечая пунцовые щеки Хаяси.