Ну, Петька...

Мораль – меньше надо пить. Минздрав предупреждал, кричал и топал ногами ну, совсем как дитя малое. А русскому что? Что китайцу фамилия – то русскому мат? Нет, неправильно, эдакие проказники! Русскому всегда плевать на Минздрав, главное – в усмерть, чтобы в глазах то ли пелена, то ли кефир, то ли салат. В общем, горячая и отчаянная славянская кровь. Вот и сегодня за столом в типичной русской избе посреди прекрасной природы нещадно бухали два кума. – Давай, Иван, за встречу выпьем, – второй пьяненько улыбался, промахиваясь мимо чарки и разливая часть самогона. – Ты чего творишь, морда?! – Так вот, что нужно было, дабы расшевелить изрядно выпившего кума. Смекнув, что он таки получит по морде лица за растраченные зря миллилитры спасительной перцовки, Прохор быстренько залил в рот куму сто грамм. Надо же, прокатило…. Правда, этих ста грамм оказалось достаточно, чтобы Ванька, слабак он, а не Ванька, свалился замертво под стол, начиная похрапывать. Говорят, что в одиночку пьющий – алкоголик. Прохор отмахнулся, заматерившись. Да где это видано такое, самого себя алкашом обзывать? Рюмка, две, три. Вот, четвертая в горле застряла комом. Да что это, Марфа сглазила, что ли? Вот баба-дура! Обматерив еще и жену для пущей уверенности, что это она, карга старая, испоганила чистейший самогон, он налил пятую. Признаться, эта пошла куда лучше, но что-то тут было не так. То ли от количества выпитого, то ли от излишней набожности, присмотревшись, Прохор заметил маленького чертенка. Тот гордо восседал на горлышке бутыли и мотал ногами, которые, мать моя Мария, с копытами были! Часто замахав головой, Прохор вспоминал, честно говоря, очень плохо, молитву. Та никак не шла в хмельную голову, заплетая язык в узел. – Чтоб тебе пусто было, нечистый! – То ли страх, то ли перцовка-предательница сковали движения напрочь. Ни ногой, ни рукой, только глазами стрелять из стороны в сторону, подергивая усами. – Не надоело пить, Петька? – Чёрт, наблюдая за своим хвостом, обращался к, кажется, наполовину протрезвевшему Прохору Игнатьевичу, уважаемому на деревне человеку. Был у него всего один изъян – окаянная чарка. Пристрастие плохое до смерти, свело оно первую жену Петьки в могилу, но пить бросить даже это не заставит. Вот и явился чёрт к нему, предостерегая балбеса эдакого. – Жене твоей я в карты проигрался сильно, вот и сижу тут перед тобой, свинтус пьяный. Хоть бы о жене подумал, окаянный! Тьфу, мерзость! Нечистый плюнул Прохору в глаз, довольно улыбаясь после. Снова он наблюдал за своим хвостом и почесывал правое копыто. – Понял меня, Петка? Увижу рюмку – молитва не поможет. Думай, Петька. – С такими словами чёрт исчез, а протрезвевший уже Прохор Игнатьевич выливал самогонку на клумбу во дворе, сам себе под нос причитая и матерясь. Признаться, из него матерные выражения так и пёрли потоком ругани. Смотря на это, чёрт сидел на крыше избы и посмеивался. – Ну, Петька…. Погоди.