Аристократы тоже плачут

      В небольшой спальне дремала ночь, темнотой зашторившая окна, спрятавшая мебель и стены с глаз, чтобы развернуть лунное представление для той, кто не спала. Рукия завороженно следила за зыбкими серебристыми лучами, кое-где проглядывавшими из-за снежных туч. Метель волновала их ворохом снежинок, превращая плотные полосы белого сияния, падающие на пол комнаты, в крупинчатые узорчатые струи лунного кружева. Это было волшебно.       За дверью скрипнула половица. Рукия чуть слышно выдохнула и непроизвольно вжалась спиной в матрас. Кожа вобралась в колючие мурашки, зрачки расширились, как у насторожившейся кошки, а сухие губы звучно для запавшей тишины разлепились. Рукия сглотнула холодную слюну во рту; та прорезала горло будто кинжалом, но Рукия уже не думала об этом — она внимательно смотрела и прислушивалась к тени, которую можно было заметить в сквозной щели под дверью. С той стороны тоже кто-то волновался.       Понадобилось еще несколько бесконечных минут, чтобы дверную ручку таки прокрутили и впустили в спальню Рукии тусклый свет из коридора вместе с темно-красной макушкой, робко просунувшейся внутрь.       — Ру…? — Чужой голос дрогнул.       — Входи, Ренджи, — успокоили его непомерное смущение, — все хорошо.       Капитан Абарай, вынесший десятки самых страшных, кровопролитных битв, испытавший на собственной шкуре ран больше, чем следов от его татуировок, стушевался, но все же пересилил себя и переступил порог. В мягкой темноте без труда найдя подругу, он, помедлив, сделал два шага к кровати — ровно столько занимало крайнее расстояние между друзьями, пытавшимися уже давно стать кем-то большим друг для друга.       Ренджи опустился на колени у полога простыни и несмело скользнул ладонью по поверхности одеяла, в котором затерялось маленькое тельце Рукии. Его пальцы быстро поймали, переплели со своими, но остановили на полпути. Рукия повернулась набок и продолжительно посмотрела на Ренджи.       Его глаза, как и волосы, совершенно потемневшие в ночи, тем не менее не пугали, а немного даже притягивали к себе. Не различая оттенков карего и красного, Рукия по памяти могла сказать, что Ренджи не мог испугать ее своей дикой силой, ведь на самом деле он был очень теплым и добрым. Не чета тому, другому.       Рукия съехала щекой по подушке, чуть приподнялась на локте и придвинулась. Снежные тучи очевидно проплыли мимо, высвобождая свет луны и освещая тем самым побледневшие от переживания лица двух старинных товарищей.       — Ренджи?.. — Девушка на миг опустила глаза, но испугавшись, что ее неправильно истолкуют, живо вскинула взгляд и посмотрела в ответ. Пристально и храбро, почти как в былые времена. Ее пальцы чуть дрогнули в чужих, но она судорожно сжала вспотевшие руки обоих покрепче.       Капитан заметно напрягся, но выдавил из себя любимую придурковатую ухмылку, чтобы не подать виду, что он тоже до смерти напуган. Впрочем, как и всегда. Когда чего-то слишком долго ждешь, то спустя века, даже если оно начинает сбываться — сердце будто замирает в гулком трепете. Для Абарая именно так и проходила каждая ночь, проведенная с Ней…       Наверняка Рукии это чувство было знакомо, думал, нет, надеялся Ренджи. Хотя кому он врал? Она и только она — вот кто действительно боялся и страшился того, что происходило меж ними всякий раз, когда они хотели попытать счастья. Об этом кричал каждый сантиметр ее видимо сжимавшегося тельца. Об этом не могла умолчать натянутая мимика лица и рваные движения. Об этом так красноречиво кричало ужасно барабанившее сердечко в ее груди. Рукия подчас смотрела на него как загнанная лань на охотника за миг до рокового выстрела. И это обижало бы Ренджи немало, если бы он не знал, не понимал, в чем обстояло дело.       — Ну что, малыш, попробуем? — шепнул он простое, ободряющее, привычное, будто говорил сейчас с таким же хрупким маленьким ребенком, вроде Широ.       Рукия чуть кивнула, но для того, кто ждет, даже этот полукивок не мог ускользнуть от внимания. А уж когда она приблизилась к нему на последние полметра, сев на край кровати и свесив ноги справа от него, задев бедром напряженное плечо… Ренджи порядком растерялся, но он не мог потерять эти драгоценные моменты ее отваги.       Он поставил руки по обе стороны от ее ног и уперся ими в кровать. Поднявшись на коленях, будучи и так на голову выше Рукии даже в сидячем положении, Ренджи склонился над ее лицом. Чернильные глаза, отразившие серебро снежной ночи, сделались еще шире, огромнее, глубже. Ренджи не мог, не смел, да был бы полным идиотом, если бы смог противостоять этим омутам, которые не притягивали желанием, но увлекали доверием, оказанным ему против воли ее глубинного, внутреннего страха.       Он чуть двинул головой вперед. Казалось бы на миллиметр, но и это вылилось в рефлекторное отступление — Рукия отдалилась синхронно ровно настолько же.       Ренджи беззвучно вздохнул, но его глубокое дыхание, вооружившееся непомерным запасом терпения, опалило ее губы. Рукия непроизвольно коснулась кончиками пальцев их, а Ренджи, уловив момент ее смятения, сократил незаметно расстояние еще на сантиметр. Когда же она определила это, ее глаза растерянно забегали, но… голова не дернулась назад. Более того, вдруг сама чуть подалась вперед.       На этот раз изумленно хлопнули карие глаза — с расширенными от давно осознанных чувств зрачками; они никогда не скрывали того, что чувствовали, никогда не играли, не лгали, не обижали. Пускай они и принадлежали бродячему псу из Руконгая, но этот пес был самым преданным для Рукии существом. Всегда. Что бы ни случилось.       В нависшей тишине они боялись дышать. Заговорили лишь взглядами, ими же и ласкали лица друг друга, а еще признавались в который раз в том, что было и так слишком очевидно, чтобы стать словами.       — Ру… — Губы Ренджи шепнули ближе. — Не бойся. Мы ведь только пробуем, помнишь?       Она кивнула. Он прижался губами к ее приложенным к устам пальчикам и тут же отстранился, чтобы не пугать ее сверх меры.       — Теплый… — проронила она тихо и так удивленно в то же время.       — Ну конечно, — улыбнулся он мягко и бережно пригладил ее по волосам.       Рукия, как в забытье, проследила за ласковым ходом его ладони, почти невесомо прошедшейся от макушки до кончиков ее удлинившихся волос. Это было приятно… И снова тепло, когда он, чего-то все время опасаясь, поглядывая на нее после каждого движения, убрал прядь волос назад, защекотав шею, а затем и ухо этими своими осторожными прикосновениями.       Она чуть расслабилась. Положила руки на его широкие плечи — не дразня и не обнимая, не хватаясь в порыве страсти и не притягивая игриво, а просто, будто пробуя, какой он сильный на ощупь, какие крепкие, натренированные у него мышцы. Она не прикасалась к нему вечность. Как и к любому другому мужчине. Ведь последний ее опыт оставил самые ужасные, самые болезненные, самые… гадкие, мерзкие, противные воспоминания!       Рукия ухватилась руками за голову и сжала волосы в побелевшие кулачки: ужас той ночи снова окружил ее, будто невидимыми, но смертоносными пустыми. Воспоминания эти не померкли ни на йоту со временем. Их даже радость рождения Джуширо не смыла. И Ренджи, такой теплый, добрый, близкий Ренджи не мог развеять их, какой бы огромной силой ни обладал.       — Акх… — всхлипнула Рукия.       Ренджи естественно потянулся к ней, чтобы успокоить, а она отпрянула, как от ядовитого ожога кислоты:       — Не трогай меня!       — Не трогаю, не трогаю. Рукия… — Ренджи выставил вперед руки для наглядности своих действий, ведь перед ним подруга в момент преобразилась в ощетинившуюся кошку. Ее глаза горели, лицо исказил угрожающий оскал, и сама она сбивчиво, с глухим рычанием, задышала.       Дальнейшее походило на хождение по канату: один неверный шаг — и вниз сорвется то ли он, то ли она, то ли оба вместе.       — Тише, малыш. Тише, Рукия. Все хорошо. Видишь? — Он чуть отодвинулся от кровати. — Я не обижу тебя… Ты только не волнуйся… — Ренджи поежился. Но не от страха, а от заметного понижения температуры в комнате. Даже без Соде но Широюки силы Рукии были впечатляющими, а реяцу вобрала способности занпакто.       Абарай судорожно выдохнул. Наружу вырвалось облачко пара. И это становилось поводом для беспокойства, ведь через комнату мирно спал Джуширо.       — Ру…? Ру-ки-я? — Он протянул к ней руку, чуть поманил и замер выжидающе: — Иди ко мне. Я не обижу, знаешь ведь. Возьми меня за руку. Я никогда-никогда не причиню тебя вреда, боли или страданий.       — Рен-джи… — выдохнула она, слегка напрягая брови и глядя на друга, как сквозь пелену.       — Я люблю тебя, Рукия. Ты помнишь?       — Д-да. Помню.       — Ну так?.. — перебрал он пальцами, призывая взять его за руку. — Смелее. Позволь мне разделить с тобой все, что наболело. Как это всегда было. Ну? — Он снова подался вперед. — Мы ведь друзья с тобой. Несмотря ни на что.       — Да, — неуверенно кивнула она, но руку подала. Затем чуть потянула его, заставляя забраться на кровать и таки обнять ее за дрожавшие плечи.       Ренджи уткнулся носом в макушку Рукии и принялся судорожно растирать ее спину и плечи, заметно скованные морозом. Он притянул ее к себе, к горячей груди и увлек на подушку. Согрев своим теплом, Ренджи принялся успокаивающе гладить это великовозрастное дитя, хоть у самого в душе все заходило ходуном. Он с трудом сдерживал свое негодование, а потому в ночь вырвалось:       — Порой я хочу его убить за то, что он сделал с тобой… Так сильно хочу, что становится страшно. Я еще никого в своей жизни так ненавидел, как его!       — Не нужно, — прошептала Рукия ему в шею. — Он не стоит того, чтобы мы даже упоминали его.       — Но ведь по-другому у нас никак не получается?.. — проронил Ренджи, и голос его прозвучал так непривычно удрученно, подавленно, обиженно, что Рукия не могла не заглянуть ему в лицо.       Друг опустил глаза и отвернулся, говоря не ей, а куда-то в черноту, признаваться которой было бы не так больно:       — Бьякуя. Он как призрак. По-прежнему стоит меж нами. Этот уб… — Ренджи осекся: ему было плевать на уважение к клану великих, но чертова субординация прочно засела в печенках еще с юности. — Он унизил тебя, Рукия. Причинил боль. Растоптал. Он убил тебя тогда, в тот день. А ты… ты до сих пор его любишь…       У девушки приоткрылся рот: в случившемся оцепенении, она не могла вымолвить и слова, потому стала, точно заводная игрушка сына, мотать головой.       — Да, малыш, да… — Ренджи, смотревший за ее тщетными попытками откреститься от правды, лишь кисло усмехнулся.       Он прошелся пальцем по ее щеке — та ожидаемо горела, точно солнце, сделавшись красной не под стать морозно-белой красоте лица Рукии. Это было так непривычно, но вовсе не мило. Ей было стыдно, и из-за этого стыда пальца Ренджи коснулась еще и горячая слеза, а воздух взволновало сдавленное:       — Это не так.       — Все именно так.       — Ты идиот, Ренджи! — вскрикнула проснувшаяся в ней руконгайская девчонка, но тут же исчезла — вся сжалась в комок и разрыдалась горько у него на груди, как маленькая.       Абарай вздохнул грустно. Обнял ее покрепче, поворачиваясь набок и укрывая их вместе теплым одеялом. Все нормально. Все как обычно. История повторяется для него из года в год, а некоторые вещи остаются непреложными истинами: Кучики всегда получают то, чего хотят, а потому Бьякуя, точно спрут, по-прежнему сжимал крепко-накрепко сердце несчастной Рукии.       Последняя не заметила, как успела уснуть в самых спокойных объятиях на свете, а проснулась уже тогда, когда слишком ярко-белый день заглядывал в ее окно не первый час. Рукия села в постели и рассеянно провела рукой по остывшей простыне справа от себя. Наверняка Ренджи ушел сразу же, как только убаюкал ее. Она обхватила лицо ладонями и помотала головой, чтобы не расплакаться снова: это было бесчестно с ее стороны пренебрегать его любовью. В который раз. Они столько лет вместе, он заботился о ней, всего себя отдавал ей и Джуширо, а она… она даже поцеловать себя не позволяла. Разве это справедливо? Правильно? Честно?       Рукия закусила губу. Затем взяла себя в руки и нервно осмотрелась по сторонам. Нет, она должна была наконец-то все изменить. Ренджи не может быть прав: она не любит того человека! И чтобы доказать это ему и себе заодно, она сделает то, что должна. Она обязательно примет его чувства. И пусть это будет не любовью с ее стороны, а только благодарностью и признательностью, она все равно сделает это для самого близкого человека. Потому что так нужно. Потому что так правильно, а не иначе. Потому что не только Джуширо нужен был Ренджи, он всегда был нужен и ей самой. Всегда.       Из кухни тут донеслась странная возня, а потом и запах чего-то подгорелого… Рукии пришлось срочно бежать спасать квартиру от двух проснувшихся шалопаев, но не успела она и халат накинуть на плечи, как услышала подозрительный хлопок, затем — как кто-то свалился, а следом — заливистый смех Джуширо и ворчание Ренджи.       — А что здесь, собственно, произо… — Рукия так и замерла на пороге: увиденная картина не была нестандартной, но каждый раз поражала, как впервые. На полу валялся Абарай, и этот огромный детина был связан очередным из бакудо, выученных ее сыном.       — Рукия! — Ренджи сразу зарычал на подругу. — Прекрати учить Широ техникам кидо! Он все-таки мал для заклинаний!       — Научиться защищать себя никогда не рано, — заметила гордо Рукия, но все же, сварливо уперев руки в бока, с укором посмотрела на сына: — Джуширо, что я говорила по поводу кидо?       — На хороших людях его не применять, — пробормотал малец, а потом встрепенулся и ткнул пальцем в Ренджи: — Но папа хотел съесть мои любимые шоколадные блинчики!       Рукия закатила глаза. Ренджи хихикнул под столом. Она на диво не забуцала его туда сильнее, а наоборот помогла поднять стул, с которым он так и завалился набок. В нормальном положении Абарай разбил своей реяцу несильное, но умелое заклинание сына и взъерошил тому волосы, перегнувшись через стол. Малыш показал ему язык. Ренджи, не оставшись в накладе, тоже. Рукия обоим отвесила легкие подзатыльники. Чем не обычное семейное утро?       Вытащив из морозилки заготовки еще с дюжины блинчиков, прилежная хозяйка дома приготовила завтрак на всех. Вскипятила для Широ молоко, заварила чай для себя и для гостя. Поместив варенье, сироп, бобовую пасту и мед для начинки в блинчики, она наконец позволила себе присесть за стол напротив окна. Поочередно посмотрев на сына, сидевшего по левую от нее руку, затем на Ренджи, занявшего всегда пустующее без него место справа, Рукия счастливо улыбнулась:       — Вот теперь всего на всех хватит. Так что, приятного аппетита!       — Приятного аппетита, мамочка! — звонко подхватил Джуширо, за что его наградили звучным чмоком в щечку.       — Приятного аппетита, мамочка! — подхватил его фразу Ренджи и, расплывшись в озорной ребяческой лыбе, подставил свою щеку под поцелуй: — А мне такой будет?       — Будет-будет, — Рукия сузила глаза и приблизилась к другу нос к носу.       Ренджи подумал, что она сейчас огреет его сковородой по голове, а та… взяла и накрыла его приоткрывшийся рот губами на несколько секунд.       Ренджи гулко хлопнул ресницами и… запихнул в рот блинчик целиком, вызывая непременный смешок у Широ и Рукии, но он был поражен до глубины души. Да и как иначе? Сегодняшним утром его угостили самым вкусным вареньем, которые он когда-либо пробовал. Это было варенье из растаявшего снега с привкусом сладкой надежды.