Аристократы тоже плачут

      Ренджи неторопливо помешивал чай в кружке, согреваясь в тепле небольшой квартирки Рукии. Уютная, аккуратная, на две комнаты, с современной мебелью и техникой. Эти «апартаменты» мало походили на пышное поместье Кучики, но Рукии никогда особого дела не было до роскоши. А Ренджи — так тем более.       Он оглянулся по сторонам, пробегаясь заинтересованным взглядом по крохотной кухоньке и выискивая в ней те перемены, что могли случиться за полгода его отсутствия. К примеру, тут появился маленький телевизор — Джуширо любил мультики, и сколько бы он их ни смотрел, ему все было мало. Потом, появился новый чайный сервиз, что означало — друзья к Рукии зачастили, и друзей теперь тоже прибавилось. У четы Куросаки подрастала двойня мальчишек на год младше сына Рукии. Дальше хозяйка квартиры наконец-то сменила приевшиеся шторы багрового цвета на более легкие, белые, через которые так забавно смотрелся снегопад.       Ренджи чуть поежился, окунаясь с головой в зимний пейзаж. Хоккайдо славился хоть и снежным, но мягким климатом, к тому же, это единственная префектура Японии, в которой жителей обеспечили бесперебойной подачей центрального отопления, да и одет Ренджи был не в юката, а в теплый банный халат, который ему давно прикупила подруга… Однако любой намек на снег для Ренджи ассоциировался с вечной мерзлотой. Вечной, потому как смертоносной, похожей на банкай Хакка но Тогари, который он видел собственными глазами около семи лет назад, но так и не смог его забыть…       В тот далекий день, который снился ему до сих пор в кошмарах, все началось с того, что поникшая Рукия вышла из бараков Четвертого отряда и, не заметив размышлявшего о чем-то друга на ступенях, растворилась в сюнпо у ворот.       Ренджи сразу почувствовал что-то неладное: отношения между Рукией и Бьякуей развивались на его глазах, и он с точностью мог определить, что те дали трещину, глубокую и не заживавшую, однако имел ли он возможно, хочется побыть одной, попятился назад и снова в задумчивости присел на ступеньки, терзаемый все равно дурным предчувствием.       — Лейтенант Абарай? — окликнули его за спиной. Он обернулся, подскочив как на иголках. Но мягкий голос принадлежал вовсе не Бьякуе, а Исанэ, хоть та заметно нервничала.       — Капитан Котецу? — схватился на ноги Абарай. — Что-то случилось?       — Д-да, — неловко замялась она, все еще смущаясь нового чина, — вы не видели, куда ушла Кучики-сан? В палате остался только капитан Кучики, но выглядел он отстраненным. Я не решилась у него спросить, поэтому, быть может, вы…       — Да, она недавно вышла и куда-то умчалась в сюнпо. Я не стал ее догонять…       — Сюнпо? — не слушая его дальше, перебирала свои мысли Исанэ. — Кучики-сан бы воздержаться сейчас от резких и скоростных передвижений. Она совершенно истощена, и лишняя нагрузка может только навредить ребенку.       Ренджи гулко хлопнул глазами, попутно открыв рот и поперхнувшись воздухом.       — Реб… Ребенок? — Татуировки на лбу Абарая все лезли и лезли наверх. — В смысле? К-какой еще ребенок?       — У Кучики-сан будет ребенок, — как-то грустно вздохнула капитан Четвертого отряда: то ли из-за того, что приходилось делиться чужой тайной, то ли из-за неподдельного беспокойства. Исанэ всегда была сердобольной. — Ей бы отдохнуть сейчас, — проронила она, — успокоиться… — Исанэ покосилась на Ренджи и они обменялись безмолвным диалогом.       В груди у Абарая что-то разрасталось неистовое и он резко бросил взгляд за горизонт.       — Исанэ, у тебя есть время? — Та кивнула. — Возможно, мне понадобится твоя помощь. Следуй за мной.       Оба синигами припустили шаг и за вратами отряда перешли в сюнпо. Ренджи не чувствовал реяцу Рукии, но интуиция, будто пинками, гнала и гнала его вперед, и как можно скорее. Если что-то случилось… Если что-то она задумала… То могла пойти только туда…       — Ренджи, куда мы? — Исанэ поравнялась с ним.       — В Инузури. В район Руконгая, где мы с Рукией выросли. — Он насупился. — Так значит, говоришь, капитан Кучики выглядел удрученным? — На утвердительный кивок, Ренджи покачал головой: — Это плохо. Нам нужно поторопиться!       Не успел Ренджи подумать о самом плохом, как практически увидел это воочию — тот самый кошмар, что будет преследовать его позже каждую ночь: белый новенький хаори с иероглифом «13», развевавшийся на ветру, и роковой взмах белоснежного занпакто, считавшегося одним из самых красивых мечей в Обществе душ, но являвшимся смертоносным для своей хозяйки…       — Рукия, неееет!       Ренджи и Исанэ отбросило взрывной волной — ледяной, колючей и пугающей по мощи. Убрав руки, которыми они успели закрыться, оба синигами увидели, как все в округе вдруг покрылось снегом, инеем и льдом. Но не это поражало и бросалось в глаза посреди столь слепящей красоты — одинокая белая фигура в каком-то прямо сказочном наряде застыла на краю утеса в шаге от пропасти.       — Ру… Рукия?.. — У Ренджи сердце пропустило удар, когда она подняла руку вперед и сбросила вниз свой занпакто.       Обмерзшая, превратившаяся в сплошной кусок льда, Соде но Широюки разбилась вдребезги, а в голове у Ренджи уже вспыхнула картинка с разбивавшейся Рукией на месте меча. Он с ужасом бросил взгляд на мертвецки-бледную, покрытую изморозью, подругу, а она… сделала шаг вперед…       — Нееет!!! — Ренджи метнулся к ней молнией и ухватил за рукав как раз вовремя. Прижал к себе и отпрянул, будто обжегшийся, — это была уже не Рукия, а ледяная скульптура! — Рукия…       — …не …чу… — соскользнуло с ее едва пошевелившихся губ.       — Что? — Ренджи все понял, но не мог поверить своим ушам: это говорила Рукия? Та самая бойкая, сильная, неунывающая Рукия?! Та, которая, еще девчонкой будучи, вытащила его из голодной бедноты? Та, которая стала одним из величайших капитанов Готэй-13? Нет, нет и нет!       — Не… хо… чу… жить… — Четыре облачка пара вырвались из ее рта.       — Глупая! — Ренджи схватил Рукию за плечи и грубо прижал к себе.       Он совершенно не думал сейчас о ее хрупкости; у него не было времени и желания отвлекаться на это. Его горячую кожу обжигал лед ее платья, иней ее дыхания колол кинжалами грудь, ресницы, что сосульки, дрожа, царапали шею, а он наоборот все сильнее обнимал ее, вжимал в себя, всеми силами стараясь отогреть своим теплом, своей заботой, дружбой, любовью.       Вот только она, упертая, никак не хотела этого.       — Ренджи, — позвала его Исанэ, — уровень реяцу Кучики-сан падает, как и ритм ее сердца…       Он кивнул, схватив вновь подругу за плечи, и закричал ей в лицо:       — Рукия, хорош! Слышишь! Ты должна жить!!!       Она едва заметно мотнула головой:       — Не… за… чем…       — Дуреха! Что ты болтаешь?! — тряхнул он ее и, переплетя пальцы, прижал к себе вновь. А она лишь закатила глаза, теряя последний пульс в его ладонях. — Рукия? Рукия?! — до хрипоты заорал он, хватая ее за лицо и растирая судорожно щеки. — Рукия, ты меня слышишь? К черту Бьякую! У тебя будет ребенок! Слышишь?! Ребенок, понимаешь! Ты не смеешь! Будь проклят капитан, но ты не имеешь права убивать себя и убивать это дитя!       Ее веки дрогнули. Из-под ресниц скатилась по щеке слезинка. Рукия замерла…       — Дыши!.. — Ренджи дернул ее. — Ну же, Рукия! Дыши, иначе я… я… — Он обнял ее и задрожал, от сдерживаемых слез.       Внезапно давление вокруг них усилилось: с одной стороны появилась сильная реяцу заинтересовавшегося добычей пустого, с другой — сильного синигами.       — Адьюкас! — Ренджи потянулся за Забимару.       — И капитан Кучики… — Исанэ выросла рядом с другом.       Рукия задрожала, и сердце ее, ожившее, живо-живо затрепетало переполошенной птахой.       — Я не хочу… не хочу… не хочу… видеть его… никогда… — запричитала она в истерике.       — Хорошо, — коротко кивнул Ренджи. — Сможешь, увести ее? — Спросил он Исанэ, утирая свои мокрые щеки и с мольбой глядя той в глаза: она была слишком правильной и честной девушкой, но в то же время она оставалась им всем верным другом.       Исанэ, ни слова не говоря, только обняла Рукию и исчезла, пряча реяцу. У Рукии же той практически не осталось… Лед отнял у нее почти все. Лед ее занпакто и лед сердца ее возлюбленного…       …Ренджи поежился, чувствуя, как промерз снежными воспоминаниями насквозь. Он скривился, сглатывая горечь в горле, оставшуюся в его сердце до нынешнего дня, несмотря на пройденные годы. Из груди вырвался сдавленный вздох, когда даже горячему ароматному чаю не удалось ни согреть его, ни подсластить ту обиду, что мучила его каждый день.       Ведь что могло быть хуже, чем видеть обидчика той, на которой сходился клином свет, и не иметь возможности отомстить ему? Не заорать на него, не оскорбить, не вмазать, хорошенько разбивая аристократическое лицо в кровь? Дикость Абарая вставала на дыбы всякий раз, как только капитан Кучики проходил близ него. Была б его воля — он бы и горло тому перегрыз, безо всяких сожалений. Да вот только попасть в Мукен Ренджи не хотел. Он вовсе не боялся его: даже самая страшная пытка и тысячелетняя каторга не сравнилась бы с той мукой, которую Ренджи испытывал от бездействия… Но оно было вынужденное, ибо его опрометчивый поступок отобрал бы его навсегда у тех, кому он, бродячий пес, таки оказался нужен.       «Рукия… Джуширо…» — Ренджи закрыл глаза, вспоминая то суетливое время, когда он метался между Каракурой и Сейрейтеем. В подстроенную им гибель Рукии все поверили, включая Бьякую. В Готэе не без помощи Мацумото, которой «подсказал» Абарай, поползли слухи, что Рукия просто не выстояла против пустого, который ранил ее, когда она застыла в банкайной форме…       История ужасов, но она походила на правду, ведь все до этого видели, как «затянулась» с работой новый капитан Тринадцатого отряда… Усталость, то что сгубило ее, стало стандартной оговоркой, и Ренджи успокоился бы, если бы не Бьякуя. Несмотря на то, что байку о смерти Рукии тот проглотил, однажды он обмолвился своему лейтенанту, что это он сам виноват в гибели сестры… В отличие от других, Кучики справедливо считал, что Рукия покончила с собой. Что вполне имело бы место быть, не окажись Ренджи в нужное время в нужном месте.       Да, именно он, ее верный друг, спас Рукию тогда. Как и Исанэ тоже. А после Урахара, спрятавший «беглянку» у себя и приютивший ее до самих родов, которые вполне логично принимала та же Исанэ, а уж шляпник постарался смастерить гигай, скрывающий реяцу, и для маленького отпрыска клана Кучики. А потом им на помощь пришла семья Куросаки и вся компашка временного синигами. Отдать должное, человеческие дети умели хранить тайны, а еще они по-прежнему не бросали друзей в беде. Потому, когда встал вопрос переезда подальше от Каракуры, Рукию с Джуширо в Хоккайдо перевозили все…       — Метель на ночь снова разбирается, — вздохнула у него за спиной возникшая Рукия. Она заботливо накинула на плечи друга теплый плед, и сама, укутавшись в свой, уселась напротив.       Ренджи невесело ухмыльнулся:       — Ты сама выбрала это жутко-холодное место.       — Не такое уж оно и холодное, — хмыкнула она скептически, но посмотрела на него печальными глазами. В ее фиалково-синих глубоких глазах навсегда пролег оттенок несмываемой грусти.       — Да уж, я помню, — поджал губы он: а у него на всю жизнь осталось с чем сравнивать зиму.       Ветер за окном загудел, забил ветками и застучал круглыми снежинками по стеклу. Друзья синхронно уставились на разыгравшуюся непогоду и непроизвольно укутались плотнее в плед. Каждый в свой. Меж ними редко случались тактильные прикосновения, а вот тишина и дистанция пролегали часто.       Ренджи посмотрел в отражении на подругу. Она в ответ — на него. Их смирная жизнь и осторожное общение, полное известных оговорок, о которых нельзя было упоминать вслух, порой угнетало обоих, но решиться на что-то большее они не могли. Безмолвный диалог взглядов, да давняя грусть, срывающаяся со вздохами — вот, что у них было помимо Джуширо. Но ради своего сокровища оба и шли на такие жертвы. Они боялись разрушить его жизнь, которая и так потихоньку осыпалась теми же снежинками, что и зима за окном.       Ренджи рассеянно усмехнулся, опустив голову: он был и счастлив, и несчастен одновременно. Все, как обычно, когда он приезжает погостить сюда. Но кто же знал, что именно сегодня произойдет то, чего они так долго боялись.       — Ну как? Уснул Джуширо? — попытался начать он обыденно.       — Да, — кивнула Рукия и рассмеялась мягко, припоминая, — правда, все порывался с тобой играть до полуночи. — Она улыбнулась Ренджи, поднявшему на нее глаза, ласково, с материнским теплом: — Джуширо тебя просто обожает.       — Я тоже. Вот только жаль, что Широ рано или поздно дознается, что я ему не родной.       — Ну и что? — Рукия вспыхнула: порой в ней, повзрослевшей внезапно и так всерьез, проскальзывало то далекое, ребяческое возмущение. — Ты — его истинный отец, Ренджи. Ты, а не он. Ты любишь Джуширо такого, какой он есть. Ты был с ним с первой минуты его жизни. Ты ждал его. Ты спас его еще тогда, Ренджи! Не смей больше говорить чепуху! — блеснула она глазами и сердито, и умоляюще.       Абарай облегченно выдохнул. Мотнув головой, прогоняя ненужные мысли и страхи, он рассеянно провел рукой по распущенным длинным волосам, пропахших снежными забавами с сыном. Его губы чуть улыбнулись, хотя сердце все так и сжалось от радости: Рукия права, тысячу раз права, Широ — его сын и только его! Вот только…       — Ты знаешь, — промолвил он, предсказывая, что на него обязательно рассердятся за эту весть, — жена Кучики до сих пор не подарила ему наследника.       Подруга действительно фыркнула с недовольством и надулась, отворачиваясь к окну:       — По-моему, я просила тебя не вспоминать этого человека при мне…       — Да, помню, — глупо усмехнулся он, пряча за своей простотой волнение и ревность.       — Тогда зачем?       — Старейшины клана начинают роптать. — Ренджи бросил испуганный взгляд на Рукию: вовсе не Бьякуя занимал все его мысли. — А что если они найдут вас? Что если и он придет…       Рукия зыркнула вновь с укоризной, заставляя запнуться. Она тяжко выдохнула, поднялась через силу со своего места и робко шагнула к нему. Прикасаться к мужчине… Бьякуя убил в ней любое желание этого, и спустя столько лет она, хоть и с опаской, хоть и очень медленно, заходясь страхом и румянцем, все же коснулась щеки Ренджи. Просто. Чтобы успокоить его. Как и он всегда поступал с ней.       — Никто ни о чем не узнает, — кивнула она, шепотом роняя слова. — Нас нет, понимаешь? Я умерла для него, Джуширо никогда не существовал, а ты… прекратил с ним все связи.       Ее ладошка скользнула вверх, захватив несколько алых прядей в пальцы, она бессильно сжала их, прижимаясь лбом к другу, челкой целуя его татуировки. У Ренджи растерянно забегали глаза: она… и так близко, что можно даже дыхание попробовать на вкус…       — Ру… Рукия? — сглотнул он непроизвольно, поскольку во рту все пересохло, а внутри душа окрасилась в жар.       — Да. Просто Рукия, — кивнула она. — Понимаешь? Чувствуешь разницу, Ренджи? — Рукия опомнилась, смутившись близости, и отстранилась, взяв верного друга просто за руку. — Нас никто даже искать не станет. Здесь, в этом снежном городе, в Мире живых, давно живут совсем иная Рукия и ее маленький сын. По фамилии Абарай. И все мы, втроем, не имеем ни малейшего отношения к клану Кучики…