Я не мог поверить своим глазам: сообщение пустое, представляете? Я ждал как последняя шавка, а оно, черт побери, пустое!
– Сука! – выкрикнул я в никуда, изо всех сил вдарив кулаком в стену. Легче не стало, обиднее – еще как.
Ей совсем нечего сказать? Настолько наплевать, что сложно написать хотя бы слово?
Если честно, в последнее время меня все чаще стали посещать мысли о том, какой такой страшный грех я совершил за свои 33, что теперь вот так вот расплачиваюсь?
От злости мне хотелось написать моей отвратительной любови пару матерных высказываний и торжественно послать на все четыре стороны, но от желания меня отвлекло оповещение об еще одном сообщении.
Искренне удивившись, увидев название почты адресанта, я кликнул мышкой на сообщение и умер, потому что этот самый адресант (давайте опустим разъяснение о том, КТО же это есть) написал мне такое важное, такое нужное, такое самое лучшее… «привет!».
Улыбаясь подобно чеширскому коту, я за мгновение проглотил послание Поли. Проглотил, подобно огромному куску счастья.
«привет!
я надеюсь, ты не проклял меня, получив пустое письмо (хотя о чем я, мне кажется, ты был к этому готов).
на самом деле я случайно нажала «отправить». хотела прикрепить аудиозапись, как сделал тогда ты, но комп затупил(
скидываю трек повторно, уверена, ты знаешь песню наизусть, но все же…
мне, действительно, очень жаль, и… если ты еще можешь, пожалуйста, приезжай.
или нет, не так.
если ты все еще такая же сопля и нытик – даже не думай..
но если что-то в тебе вдруг изменилось, и ты…
короче
не будь идиотом, приезжай в Петербург
я все-таки ничего не забыла»
И обидно было, и гадко даже, потому что в говно меня ткнула моя любовь: нытик мол, сопля.
Еще «слабака» могла бы добавить.
Но убейте, если она не права.
Ну, убивать будете?
Зачем же. Права.
Эта маленькая опять права во всем и до конца: это же я тряпка, это же я – ходячее нытье, приехавшее в Питер и, увидев неприятное, сбежавшее первым же самолетом.
Не попытавшись поговорить, выяснить, разобраться. Да черт: я толком и рта не раскрыл, потому что «любовь живет три года».
И я как-то вроде бы «ну лаааан, дяденька Фредерик, три так три».
Промычал это про себя и решил ныть всю оставшуюся жизнь, потому что раз Фредерик сказал, значит, так и есть.
У меня почему-то не высветилось название трека, что скинула Поля, – наверное и мой ноутбук пребывал в шоке от происходящего.
Я включил звук погромче и прикрыл глаза.
Знакомый голос влился в уши, а я… а я только зажмурился посильнее.
Почему?
Потому что «нахер мне город, в котором больше не встретить тебя…», и, кажется, не стоит больше что-то комментировать или объяснять.
Потому что «ты только не злись там на меня…».
Потому что:
«если решишься, давай поскорей
может быть в мае?
там куча дней»
И счастье – в каждой клеточке уставшего тела.
И веранадеждалюбовь – в голове.
И девочка – в сердце,
н
а
в
е
ч
н
о
.
***
Я уже рассказывал вам о том, как сильно люблю Петербург? Думаю, нет, и это логично: ведь никогда раньше я его не любил. Если уж быть честным, то я ненавидел его целый год, считал его похитителем самого главного человека в моей жизни. Я не мог понять, что хорошего в этом мрачном и холодном городе; здесь набережные в граните, а что, если человеческие сердца тоже?
А сегодня я вдруг полюбил Петербург всей душой, потому что если меня здесь ждет счастье, то этот город определенно неплох.
Эй, тот, кто все еще меня читает, привет! Я сейчас старательно улыбаюсь и дарю тебе кусочек сердца. Ты стал мне дорог, маленький читатель. Дорог и сильно любим (как любимо теперь все в этом прекраснейшем мире).
Представляешь, я прилетел в СПБ, а меня не встретили. Можешь представить?
Я вот не мог, а потом пришлось. Рассказать?
***
Глубоко вздохнув, я толкнул дверь, отделяющую внутренние помещения аэропорта Пулково от той счастливой зоны, где находятся встречающие. Яркий свет на мгновение ослепил меня. Придя в себя, я спокойно начал искать глазами мою девочку, нагло игнорируя удивленные восклицания «О, это же Билан!». Представляю, как смешно я выглядел: взволнованный, взъерошенный, отчаянно ищущий кого-то глазами и, как ни странно, не находящий.
Ее нет? Ни у самых дверей, ни дальше? Она не стоит, облокотившись на столб посреди зала? Не закрывает мне глаза руками, тихонько подбегая со спины? Она не приехала?
Что за чушь? Поля не приехала?!
Я постоял еще немного, проклиная про себя ту минуту, когда вновь поверил в нашу с ней любовь, и направился к выходу на парковку.
– Возьму такси и… – обиженно бормотал я себе под нос, чувствуя себе до ужаса униженным. – Возьму такси и поеду куда-нибудь… Куда…
***
– Дима, извините! Дима! – я выхожу на улицу под настойчивые окрики: какая-то малышка бежит за мной с телефоном.
– Извиняю! – мило улыбаясь, я поворачиваюсь на голос. – Но сфотографироваться нельзя.
Ребенок расстроенно останавливается, а продолжаю путь к стоящему невдалеке от выхода такси.
Знаете, тащусь так, медленно, вперив взгляд в асфальт, а потом поднимаю голову внезапно, будто бы мне на ухо кто-то прошептал: «посмотри вперед, идиот».
А я не идиот – смотрю и глазам не верю.
Там Поленька стоит, маленькая! Одними губами – «опоздала»!
А мне – к черту весь этот мир! Здесь стоит девочка моя, девочка мечты, девочка сердца. Главная девочка всей планеты.
Стоит, улыбается виновато, смущенно и даже нелепо. Зная ее как облупленную (все-таки, да!»), я уверен: мечтает провалиться сквозь землю от стыда.
А я гляжу на нее и ощущаю, как у 33-летнего меня дергается нижняя губа.
Я и руки тяну вперед, и мысленно уже зацеловываю ее щеки, а сам с места сдвинуться не могу. Столько радости во мне, столько горести. Все смешалось, и получилась Поля.
А она молчит, отчего-то медлит, как я, прячет глаза. Ветер развевает ее волосы, что попадают в рот.
Глаза – большие-большие, родные-родные.
Ладони, в которых для меня больше, чем в мире целом; щеки огнем пылают, пухлые и тоже слишком важные для меня.
Я вдруг сталкиваюсь с ней взглядом, а она срывается с места подобно вихрю и бежит, зная, что упадет в объятия, из которых ей уже никогда не выбраться.
Я улыбаюсь, широко распахиваю руки, жду, когда в меня ударит счастьем.
А сцена – будто бы кадр кинофильм: девчонка, что бежит, как всем кажется, слишком долго, оборачивающиеся люди, что пронзают взглядами наши тела.
Поля смахивает слезу на бегу, а я усмехаюсь от умиления.
Еще метра два – и любовь.
Еще метра два – и ладони в ладони.
Она все еще бежит.
Я откидываю голову назад, ища, кого благодарить наверху, а там – небо.
Синее-синее.
