Путь в один конец

Глава навеяна разговором Джины и Беллами из 3.03       Бисеринка пота медленно скатилась со лба, очертила изгиб скулы и сорвалась с подбородка. Кларк остановилась и устало привалилась к каменной стене. Где-то за поворотом уже был слышен шум падающих потоков воды. Дошла. Легкие горели, а голова кружилась от быстрого бега. Весь путь она бежала подгоняемая мыслями о лежащем в пещере парне с такой скоростью, что едва касалась ногами земли. И сейчас всего в сотне шагов до заветной цели она едва могла пошевелиться от усталости разом обрушившейся на нее в это мгновение.       Она прижалась щекой к прохладным камням, пытаясь унять жар, разливающийся по телу. Разговор с Сораном дался тяжелее, чем она предполагала. Неужели он прав и смерть всегда будет следовать за ней? Даже если Сорана не убьет охрана, даже если Беллами не умрет, она, так или иначе, потеряет кого-то из них. Вероятнее всего обоих. Землянин вряд ли захочет видеть ее после того, как она попросила его рискнуть ради незнакомого ему мужчины, поставив жизнь небесного выше его и его сына. Все чего ей сейчас хотелось это сползти по камням вниз и свернуться на поросшей мхом земле в комочек. Спрятаться здесь от всего мира, от преследующего ее по пятам выбора. Неужели она всегда будет выбирать, кто будет жить, а кто отправится на смерть? Закончится ли это когда-нибудь? Она ведь сбежала так далеко от лагеря, в уединенный уголок леса… Видимо недостаточно далеко. Чертов Блейк! Девушка со злыми слезами на глазах саданула кулаком по стене. Чертов Блейк, явился сюда и принес с собой все то, от чего она так старалась укрыться здесь, все, что она так тщательно пыталась запереть в самых дальних уголках памяти. Он словно снова насмехался над ней, устроил очередную пакость. Черт возьми, она ненавидела его так сильно в этот момент, насколько вообще могла ненавидеть.       Мысли о Блейке ввели девушку из оцепенения. Она сделала несколько глубоких вдохов и легкие обожгло воздухом, будто она глотнула раскаленного железа. Беллами не должен был видеть ее в таком состоянии, когда очнется, он ни за что не должен был догадаться, что она нарушила данное ему обещание и ушла. Она искренне наделась, что отвар из сонной травы все еще продолжает действовать, и в пещере она найдет по-прежнему спящего мужчину. Проблема с этой травой заключалась в том, что универсально дозы не существовало. Пучка перетёртых трав могло хватить, чтобы Соран проспал как убитый до заката, от той же дозы Кларк однажды проспала почти сутки. Травы переносились каждым человеком индивидуально, да и трава эта была уникальной. В высушенном состоянии пучок трав нужно было настаивать не дольше пары минут, в противном случае пойло становилось настолько отвратительно горьким, что пить его было невозможно, а из сока свежей травы делался самый смертельный яд землян. Девушка могла лишь предполагать, как отвар подействует на Блейка, с его подточенным болезнью здоровьем он мог запросто впасть в кому, а благодаря упрямству мог и вовсе проспать от сил пару часов. И Кларк больше страшил второй вариант. Кто знает, что могло прийти в дурную голову парня, когда он, очнувшись, не обнаружил бы ее в пещере. Зрачки девушки расширились, когда осознание всей степени безумства, на которое он может решиться, захлестнуло ее словно цунами. Чертов Блейк!       Она с трудом оторвалась от стены и сделала тяжелый шаг вперед. В боку резануло, но она упрямо сжала в тонкую нитку губы и сделала еще один тяжелый шаг вперёд, а потом снова сорвалась на бег, подгоняемая страхом, словно стаей волков. Только бы он еще спал!

***

      Кажется, он уснул так же как и сидел пока рассказывал блондинке про город света – привалившись спиной к стене. Все мышцы спины затекли, а шея немилосердно болела. Парень покрутил головой, разминая ноющие мышцы, и досадливо поморщился от боли. Забавное должно быть он представлял собой зрелище, когда уснул, да еще и с кружкой в руках, хорошо хоть не облился отваром Кларк. Парень зашипел, когда случайно задел рукой край валяющейся рядом «кружки» и совсем как ребенок поднес палец к губам. Интересно, сколько он пропал? Наверняка не больше получаса, иначе Кларк точно уложила б его в постель, как маленького. Иногда эта девушка бывает невыносимо дотошной.       Он вздохнул и навалился на согнутые ноги, волна приятного облегчения пробежала по спине. Он вздохнул и улыбнулся. А потом, повинуясь какому-то странному порыву, сдернул с глаз повязку. Он надеялся, что Кларк не заметит его вольностей, все равно компресс давно высох и потерял целебные свойства, конечно, если они были. Парень аккуратно ощупал прикрытые веки, затем открыл сначала один глаз, потом другой, моргнул и раздраженно фыркнул, запустив марлю в неизвестном направлении. Все бес толку. Его знаний анатомии хватало, чтоб понять всю тщетность вылечить тромбоэмболию или воспаление зрительного нерва компрессами, но попытку девушки сделать хоть что-то он оценил.       Внезапно в памяти всплыло, как напряглась Кларк, когда осматривала его глаза и этот ее вздох. Что это было? Страх? Удивление? Отвращение? Когда-то девчонки в лагере говорили, что у него красивые глаза, теперь в прошлом. Он почувствовал неожиданный приступ раздражения. Что ж прекрасно, пусть будет так. Теперь вдобавок к веснушками, из-за которых его все детство назвали деревенщиной, у него еще и какая-то непонятная, отвратительна проблема с глазами. Он горько усмехнулся, представив себе реакцию ребят из лагеря. Ну что, сколько цыпочек рискнуло б явиться ночью к нему в палатку? Какие девушки? О чем он вообще думает! Ему в принципе было плевать на свой внешний вид, куда страшнее было осознавать, что без зрения он тал беспомощным как котенок. Сейчас он был не способен защитить в случае угрозы не то что Кларк, но и себя. Он бы с радостью отдал бы почку, руку или даже ногу (он видел одноруких и одноногих воинов землян, которые могли уложить с десяток противников и даже не вспотеть), лишь б снова вернуть себе способность видеть. Еще хоть раз взглянуть на рассвет, на пламя костра, на Кларк.       К черту! Все равно ему осталось не так много времени. Он чувствовал, как болезнь втягивает из него жизнь по крупицам, капля за каплей в буквальном смысле. Он тяжело вздохнул и уткнулся лицом в сложенные на коленях руки, чтоб Кларк не заметила бури бушующей у него внутри.       В пещере, наполненной вибрирующим гулом водопада, царила приятная безмятежность. Он чувствовал, как она пробирается к нему под кожу, усмиряя ураган эмоций внутри него. Беллами приподнял голову со сложенных на коленях рук и замер. Что-то в этом спокойствии ему очень сильно не нравилось. За завесой безмятежного покоя скрывалась едва уловимая пустота. Она ощущалась в самом воздухе. Казалось, что если на секунду абстрагироваться от звуков падающей воды, то пещера зазвенела бы от наполнившей ее тишины: не было ни треска костра, ни едва уловимого шороха догорающих углей, не было слышно шагов, шелеста одежд, сопровождавшего каждое движение девушки, не было еще десятка различных звуков сопровождавших ее присутствие рядом. Он мог бы списать тишину, царившую в пещере, на редкие минуты, когда обессиленную девушку настигал сон. Но его донельзя обострившийся слух не улавливал ни единого ее вздоха, только бешеный стук его собственного сердца, который раскатом барабанного грохота наполнял голову. В пещере он был один.       На секунду ему показалось, что он забыл как дышать. Воздух стал таким густым и липким, что хоть бери и режь ножом, но он заставил себя с усилием сделать вдох… А потом закашлялся, стирая с губ солоновато-медные на вкус капельки крови. Кларк ушла. Ну почему она такая упряма? Почему не могла хоть раз прислушаться к нему? Его припасов хватило бы им обоим на несколько дней, а потом все уже было бы не важно. Он с силой заставил сжавшиеся в кулак пальцы распрямиться. Кто знал, что с ней могло случиться в лесу, что ей вообще взбрело в голову?! Почему его сразу не смутил тот факт, что она так легко решила отложить охоту и остаться? Глупец, он так искренне хотел верить, что она способна прислушаться к нему, что хоть раз выполнит его просьбу, хотя бы такую мелкую, а вместо этого она воспользовалась моментом, когда он уснул, и улизнула. Когда он уснул… Он не помнил, чтобы когда-нибудь в жизни отключался на месте так даже от усталости или болезни, единственный раз был когда он до беспамятства напился самогона Монти после возвращения с горы Везер. Выпивка… Чертова Гриффин, опоила его чем-то и ушла. Он даже не знал, сколько времени прошло с тех пор, ночь на улице или день, вернется ли она. Его захлестнула волна злости вперемешку со страхом. Ну, какого черта она отправилась в лес одна? О том, что как-то она выживала здесь три месяца, он старался не думать. Он должен был найти и защитить ее! Абсолютно глупое стремление всегда и от всего защищать эту девчонку заставило его встать на колени. Он оперся рукой о стену и приподнялся. Кое-как цепляясь рукой за камни, сдирая кожу об острые выступы, он перевел тело в крайне неустойчивое вертикальное положение. Его вестибулярный аппарат вытворял с ним какие-то странные фокусы, внутри него мир вертелся и кружился, будто он залез прокатиться на одну из тех довоенных штук под названием карусель. Единственное, что помогало ему определить, где верх, а где низ, из-за чего еще его не закрутило в бешеной внутренней круговерти – холодный камень стены под его саднящими пальцами. Он сделал неуверенный шаг вперед, и его затошнило, с еще одним шагом пришла головная боль.       Шум водопада становился ближе, значит, он идет в правильном направлении. Он ни на секунду не прекращал опираться рукой о стену, боясь потерять ее, сейчас это был для него единственный маяк, по которому он понимал, где находится. В лесу будет сложнее, но он пообещал себе, что обязательно что-нибудь придумает. Головокружение усиливалось, он сделал шаг, запнулся, и его тело будто что-то подбросило в воздух. Момент невесомости, а затем острые камни, раздирающие ладони, колени и плечо. Мире бешено кружился и он уже не мог определить, где он находится, лежит он или стоит, все вертелось, а тело вело себя так, будто он был пьян. Он почувствовал подступающий прилив тошноты, и его вырвало чем-то по вкусу напоминавшим смесь травяного отвара, желчи и крови. Последняя мысль, которая пробилась к нему сквозь стремительно уносящий его вихрь, была о том, что умереть в луже крови и рвоты совсем не по-героически.