Distractions (Отвлечение)

      О Питере Хэйесе можно многое сказать.       Он упрямый, злой, коварный и грубый. Я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Большую часть нашего обучения я была объектом его ненависти. О, да, он был в бешенстве, что какая-то слабая девчонка из Отречения стала первой в рейтинге Бесстрашных. Я думала, что меня ждет учесть Эдварда. Питер не побрезгал и убрал конкурента, воткнув нож для масла ему в глаз, так почему не проделать что-то подобное со мной?       Слово "злобный" не вполне подходит, когда дело касается Питера.       Однажды он даже спас мне жизнь. А что, если так он вернул долг? Я не могу сказать, что он - чистое зло. По настоящему злой человек не стал бы возвращать долг и не чувствовал бы никакой вины. Вдобавок ко всему, (по словам Джорджа Ву, например), он попросил у Четыре сыворотку памяти. Он умолял дать ее. "Я хочу сыворотку, потому что мне осточертело быть таким, мне осточертело делать плохие вещи, наслаждаться этим а, затем удивляться, что со мной не так. Я хочу, чтобы это закончилось. Я хочу начать заново". Вот, что Питер сказал, дословно. Плохой, человек не хотел бы начинать все с чистого листа.       Тобиас не дал ему сыворотку. Вместо этого, он влил ее в глотку Маркуса и сказал Питеру, что ему нужно научиться жить в согласии с самим собой.       Сейчас я стою на крыше огромного жилого комплекса — это мой новый дом. Место, где мы все начали заново, после того как война закончилась и мир вернулся в город. Вот только маленький мир, который мне с таким трудом удалось обрести, сейчас разбит вдребезги. Это случилось четыре недели назад. Сопровождая мирных жителей вне стен,за забором, Тобиас был убит. Выстрел в голову, произведенный каким-то подростком. Да, это было мгновенно и безболезненно, но это не меняет того факта, что он мертв.       Воспоминания о нем достаточно, чтобы костяшки моих пальцев побелели.       "Осторожно, Стифф! Ты же не хочешь упасть с крыши".       Обычно, голоса Питера Хейза было достаточно, чтобы мои волосы встали дыбом. Но он достиг точки в своей "Детоксикации" (как он это называет), и совершенно безвреден сейчас. Единственное, что в нем осталось - это его колкости и язвительные оскорбления, периодически проскальзывающие в разговоре.       "Что ты здесь делаешь?" Требую я, устало.       "Кристина ищет тебя. "Ночь пиццы", забыла? Тебе лучше быть с ней, чем висеть на перилах. Это не безопасно, сама знаешь".       Он говорит это так откровенно, открыто, что слова звучат чужими, выходя из его рта.       Я смеюсь. "Кристина говорила с тобой. Правда? И ты не откусил ей голову?"       Я высматриваю какие-либо признаки гнева (покраснение кожи, закипание крови, что либо), но он лишь закатывает глаза.       "Да ты у нас оптимист?"       Я ничего не говорю несколько минут. Мы оба не двигаемся, ветер кружит по крыше и ждет когда кто-то заговорит.       Он тот, кто нарушает молчание. "Я не пойду на "ночь пиццы", если из-за этого ты планируешь остаться здесь".       "Мне все равно, даже если бы ты пришел"       "Хорошо. Тогда в чем дело?"       "Что ты имеешь в виду?"       "Ну, ты любишь Кристину. Я не удивлюсь, если между вами двумя была тайная лесбийская связь или другое дерьмо — почему ты избегаешь ее?"       Я чувствую, что мое лицо краснеет. "Я не избегаю ее, придурок. Мне просто не хочется сейчас общаться с людьми".       Маленькая улыбка появляется на его лице. "Ну, ладно".       С этими словами он идет вперед, пока не оказывается рядом со мной и облокачивается на перила.       Я издаю стон. "Что ты делаешь?"       "Хочу заставить тебя поговорить с "людьми"".       "Но ты не человек. Ты просто туповатый подонок с которым я бы не стала общаться в любом случае".       "Ну и дела, Стифф, всегда такая чуткая?" Он с насмешкой хватается за грудь. "Ты ранила мое недавно проснувшееся сердце, бьющееся сердце".       Я закатываю глаза. Питер был в программе терапии в течение последних нескольких месяцев; после того, как он попытался выкрасть сыворотку памяти, Тобиас поставил точку назвав его трусом. "Если бы ты действительно был храбрым, то не бежал от того кто ты есть. И не пытался бы забыть. Ты бы изменился. Так, что будь мужиком и найди причину измениться". К всеобщему удивлению, мало того, что он остался в Чикаго, но он также счел себя обязанным попробовать и "восстановиться". Поскольку Питер никогда не был хорошим, начнем с того, что, я не совсем понимаю как это можно считать "восстановлением", но я думаю что это незначительная деталь.       Сказать, что он находится на "ранней стадии" это определенное преуменьшение. Даже в этом случае я не ненавижу его. И я определенно не боюсь его, уже нет.       "Перестань думать об этом". Говорит он наконец.       Я смотрю на него. "Перестать думать о чем?"       "О Четыре", продолжает он. Небольшая улыбка появляется на его лице. А я не могу понять, что она означает - издевку или поддержку."Ты здесь, потому что застряла в своей голове, думая о покойном парне. Это не хорошо для тебя, Стифф".       "Ну и дела, Питер, всегда такой чуткий?", передразниваю его.       "Ты знаешь, что я прав"       "Кстати, с каких это пор ты заботишься о моем благополучии?"       Он отрывает заусенец и смотрит на перила. "Они всегда говорят о "заботе о других" на терапии. Извини, если я пытаюсь практиковать хорошее поведение".       "Ты мог бы практиковать хорошее поведение где-нибудь в другом месте", - говорю я. Это выходит намного грубее, чем я предполагала и впервые в своей жизни я чувствую себя не удобно, что сказала что-то плохое Питеру Хэйесу.       "Эй", продолжает он. "Хочешь - верь, хочешь - нет,но я действительно стараюсь. Это было бы намного проще, если бы я принял сыворотку, но твой красавчик "мертвый-бывший-парень" не предоставил мне такую возможность, не так ли?"       "Потому, что он знал, что если ты примешь сыворотку, то ничего не измениться", говорю я. "Ты бы начал все сначала, а что потом? Ты все еще плохой, Питер. Еще осталась та часть тебя, которая заставляет делать ужасные вещи. И какой-то дурацкой сыворотке памяти не отнять это у тебя. По крайней мере теперь ты активно понимаешь почему ты такой мудак".       Он дергает головой влево. Его поразительные зеленые глаза всматриваются в мои и я понимаю, что единственное, что удерживает нас двоих от падения через край этого здания - металлические перила.       "Так ты думаешь, что есть надежда для меня, да?, он продолжает.       Я смеюсь. "Я этого не говорила".       "Сказала. Ты думаешь, это к лучшему, что я не выпил сыворотку памяти - значит, считаешь, что есть вероятность того, что я могу измениться".       "Ну, если это то во что ты веришь, тогда конечно - все, что помогает тебе спать по ночам". Я перевожу взгляд с него на чикагский горизонт. "Я скажу так, приятно знать, что ты начинаешь чувствовать свою вину".       "Вину, хм?"       "Да. Вот что это, разве не так?". Я раскачиваюсь взад и вперед, между нами. "Ты сожалеешь, что терроризировал меня и чуть не убил. И сейчас, эта дерьмовая терапия промыла тебе мозги и ты пытаешься покаяться за сделанное. Так что, браво, мой друг, это новый этап". Я надеюсь этих слов достаточно, чтобы Питер Хэйес оставил меня в покое.       По правде говоря, есть миллион вещей которые я могу сказать о Питере, и есть миллион разных способов как я смотрю на него сейчас. Но быть рядом с ним и думать о нем утомительно. Сколько бы я не думала, что наконец его раскусила, но теперь, когда он принял эту психологию "хорошего мальчика", Питер стал бесконечно сложным для меня. Это тот самый момент, когда я поняла как сильно изменила его терапия. Вместо того, чтобы бросать в меня оскорбления или скинуть вниз (как Питер I сделал бы), он смеется.       "Да ладно, Стифф. Подумай немного больше обо мне. Мы спасли друг другу жизнь несколько раз в прошлом - и да, может быть я действительно чувствую себя виноватым, что терроризировал тебя. Но я думаю, что мой долг уже погашен".       "Так что же это?", бросаю я. "Почему ты здесь?"       Он пожимает плечами. "Мне было скучно. Я знал, что тебе нужно отвлечься".Он закатывает рукава. На улице в равной части и жарко и ветрено. "Ты теперь больше предпочитаешь хандрить, чем разговаривать, поэтому я предположил, что любое человеческое общение будет для тебя полезным. Даже с тем кого ты ненавидишь".       Я закатываю глаза. "Ой, да ладно", продолжаю я.       "Хм?"       "Серьезно?" Я смотрю на него. "Ты же не заставишь меня сказать это?"       "Что? Что ты не ненавидишь меня?" И затем он делает то, что удивляет - он перемещает руку на перила, так, что кончики его пальцев касаются моих. Я слегка подпрыгиваю и он продолжает, "Эй, успокойся", так мягко, как он может. Я перевожу свой взгляд от своей руки к нему. "Трис, позволь мне сказать тебе кое-что - я ненавидел тебя. Я правда, так сильно ненавидел тебя. Ты и раньше это знала, очевидно, но я не могу передать насколько сильно я тебя ненавидел".       "И это в прошедшем времени?", спрашиваю я. "Так, что изменилось?"       "Изменилось то, что ты спасла мне жизнь. Я пошел на терапию, а ты потеряла своего парня".       "Так тебе сейчас нужен благотворительный проект?", ворчу я.       Он смеется. "Ты не благотворительный проект".       "Тогда кто я для тебя? Почему ты беспокоишься?"       Он вздыхает и медленно двигает руку, поэтому теперь его пальцы переплетаются с моими. Я удерживаю себя от желания отдернуть руку и пытаюсь не обращать внимание на то как сильно вдруг начало стучать мое сердце. "Ты задаешь неправильный вопрос", говорит он. "Дело не в том, кто ты для меня, а в том кем я могу быть для тебя".        "Серьезно?"        "Ага".       "И чтобы это могло быть?", спрашиваю.       "Ну, я предполагаю, что это решать тебе". Говорит он и пожимает плечами. "Мы можем продолжать притворяться, что ненавидим друг друга, хотя это не так. Я могу быть надоедливым придурком с терапии, если ты хочешь. Или...", говорит он, медленно, чуть-чуть наклоняясь. "Я могу быть твоим отвлечением". Он зависает в течении минуты, а затем отстраняется и отпускает мою руку. "Тем не менее, это тебе решать", хрипло говорит парень.       Твоим отвлечением       Я мысленно ударяю себя. Как я не поняла это раньше? Он знал, что делал, он все продумал. Использовал терапевтические штучки на мне, воспользовавшись тем, что я скорблю - это все слишком очевидно. Хотя Питер больше не чистое зло, он определенно не хороший. И в промежутке этот разговор, касания рукой, его попытка изнасиловать меня несколько месяцев назад и его попытка стянуть с меня полотенце в Бесстрашии...       Это очевидно. Слишком очевидно. И меня почему-то совершенно выбивает из колеи. Я молчу в течении минуты. Он позволяет мне взвесить все варианты.       Так вот, что терапия сделала для тебя, хм? Научила ценить понятие "добровольного контакта"? Это конечно прогресс, но его совесть все еще в какой-то степени испорчена. Я знаю, что я могу сделать, и я знаю, что я должна сделать - я должна уйти. Я должна сказать "нет" и он оставит меня в покое. Но я этого не делаю. Из-за того насколько мое сердце болит, насколько мой мир кружится и как его лицо выглядит в лучах заходящего солнца, я не делаю этого.       "Давай уйдем отсюда", все что я могу сказать.