Для нас свели мосты

Гермиона поднялась в свою комнату и, быстро переодевшись, забралась под одеяло. Она была совершенно довольна тем, как закончился вечер. Конечно, не стоило ожидать, что Сириус набросится на нее, не сходя с места: все же у них была значительная разница в возрасте, что не могло его не смущать. Гермиона решилась на этот поцелуй, надеясь лишь, что ее не оттолкнут. Теперь это означало, что мечты не останутся просто мечтами — уж она-то постарается их осуществить. Лежа в темной комнате и уставившись в потолок, Гермиона вызывала в памяти те секундные ощущения чужого дыхания и едва уловимого движения приоткрывшихся губ. Это было настолько интимно и чувственно, что значило куда больше пошлых признаний и ночных разговоров. Это не требовало разъяснений. Этой ночью ей снились яркие, восхитительные сны. Они были похожи на акварельные всплески. Гермиона однажды видела похожие картины в художественной галерее — она ходила туда с родителями летом после второго курса. Тогда она не увидела в этих картинах ничего впечатляющего, но теперь каждый цвет, каждый изгиб, каждая капля этих красочных всплесков, так похожих на те, что навсегда остались в ее памяти, — все приобрело эмоциональные оттенки. Утро принесло удовольствие предвкушения. Гермиона старалась предугадать первые слова и жесты Сириуса, пока была в душе. Она была уверена, что поступила правильно и что лед тронется. Однако, войдя в пустую кухню, она начала сомневаться в своем решении. Сомнения прибавлялись с каждой пустой комнатой в доме. Что-то было не так. Сириус не появлялся весь день, а Кричер мерзко ухмылялся, таскаясь за Гермионой по пятам и напоминая, что ей не место в этом доме. Все вокруг внезапно оказалось отталкивающим и мрачным. Особенно без магии и с надоедливым бормотанием за спиной. В конце концов Гермиона устроилась в кресло в гостиной, завернувшись в толстый шерстяной плед, и принялась рассматривать картину. В какой-то момент она перевела взгляд с лица нарисованной девушки на ее платье и заметила, что упаковка все еще закрывает нижнюю половину. На всех магических картинах людей изображали с палочками в руках, поэтому у Гермионы перехватило дыхание. Она резко поднялась на ноги и дернула бумагу на себя. Руки девушки были сложены на коленях. На правом запястье красовался широкий браслет, украшенный камнями, на левой ладони — массивный перстень из одного с браслетом набора. И все. Никакой палочки, никакого намека на волшебство. Картина не двигалась, словно в издевку напоминая о том, чего Гермиона больше не могла. Вздохнув, она поборола в себе желание расплакаться и отправилась в лабораторию — праздник закончился, пора была приниматься за работу. Только у нее ничего не получалось — ни одно зелье не приобрело нужные цвет и консистенцию. Тогда Гермиона решила взяться за теорию. Она отыскала в библиотеке Блэков еще не прочитанный учебник и уселась с ним в кресло возле окна, углубившись в чтение. Наверное, это был поворотный день в ее судьбе. Потому что именно в этой книге описывались высшие зелья, которые было невозможно приготовить без применения магии. Гермиона не видела смысла заниматься чем-то, в чем она не сможет стать лучшей. А значит, вся эта затея была в корне неверной. — Дура, — прошептала она, обхватывая себя руками. — Какая же ты дура! Сама себе дала надежду там, где ее быть вовсе не должно было. Она поднялась на ноги, не обратив внимания на с грохотом упавшую на пол книгу, и начала расхаживать по комнате. — Хотя нет. Дала себе не ту надежду. Как я вообще могла опустить руки и отказаться от магии, пытаясь довольствоваться малым? — Гермиона в изумлении прижала ладони к щекам. — Как же это все неправильно, — в исступлении шептала она, блуждая взглядом по книжным полкам и не видя их. — Я не могла, просто не могла отказаться от этих знаний. Казалось, если она не будет говорить вслух, просто сойдет с ума. — Мне надо пытаться. Надо искать. Надо вернуть магию, — твердила Гермиона, уже поднимаясь в свою комнату. — Она была со мной от рождения, значит, она не могла просто так пропасть. Ее трясло, будто от лихорадки. Ей казалось, что она тонет в своем отчаянии, и звук собственного голоса был единственным напоминанием о реальности, где она еще могла что-то исправить. Задумавшись, она перепутала двери и оказалась в комнате Сириуса. Непонимающе огляделась вокруг, вспоминая, как попала сюда впервые, и заплакала. — Выбор, — сквозь рыдания объясняла она сама себе. — Я не хочу выбирать между Сириусом и способностью колдовать. Она не понимала, как вообще можно сравнивать две такие разные вещи. Чувства к Сириусу были тяжелыми, вязкими, прочными — казалось, нерушимыми. Но магия была частью Гермионы. Без магии она была никем. Она подумала, что хотела бы провести с Сириусом всю жизнь. Сейчас ее даже не волновало мнение Гарри — она просто хотела быть с человеком, который занял все ее мысли, который воплотил в себе все чувства, который оправдывал все ожидания. А потом Гермиона вспомнила, как Сириус говорил о наследниках. И волна леденящего ужаса накрыла ее с головой. Мысль о том, что по неясным причинам без магии могут остаться ее дети, пришла в голову только сейчас. И Гермиона понимала, что не может обречь на это еще и Сириуса. Она хотела семью, хотела счастливую жизнь с друзьями, детьми и внуками. И как она вообще не подумала об этом, когда согласилась оставить поиски? Она не имела никакого права подвергать даже минимальному риску остаться без магии детей Сириуса. — Какие дети? — тут же поинтересовалась Гермиона сама у себя. — О каких детях идет речь, когда он после одного поцелуя сбежал, побоявшись со мной встретиться? И сразу нашла объяснение — Сириус тоже подумал о будущем. Об их общем будущем, которого на самом деле у них не было и быть не могло — по крайней мере до тех пор, пока Гермиона не найдет способ вернуть себе магию и не поймет, почему ее потеряла. — Решено, — громко сказала она, заставляя себя успокоиться и собраться с мыслями. — Я верну себе магию, а уже потом мы с Сириусом поговорим о том, что между нами могло быть и чего не было. Кричер, собери мои вещи! * * * Когда Сириус вернулся домой, там уже никого не было. Как он ни пытался добиться от домовика объяснений, тот лишь испуганно клялся, что ничего не знает. Сириус связался с Дамблдором и со Снейпом, но никто из них ничего не слышал о Гермионе с начала сентября. Она не оставила записки, не объяснила, почему и куда ушла. Она просто исчезла, как будто ее никогда и не существовало. В комнате Регулуса все выглядело именно так, как летом. Ни следа пребывания Гермионы в доме не осталось. Будто она растворилась в воздухе или с самого начала была просто наваждением. О ней никто ничего не слышал — Сириус поговорил даже с ее родителями, стараясь быть максимально осторожным. Он искал ее. Корил себя за слабость, за то, что не остался дома, чувствуя потребность в полном одиночестве. Все было безрезультатно. Самым худшим стало то, что он не видел смысла в существовании. Настолько успел проникнуться ею, пустить внутрь, дать прорасти через сердце в самую душу. Сириус повесил портрет в гостиной над камином и каждый вечер напивался, глядя на ее нарисованное лицо. Правда, быстро понял, что картина не сможет заменить настоящего живого человека. Она не покажет эмоции, не даст услышать голос или погладить по волосам. Она может просто висеть и отравлять его жизнь. Жизнь зациклилась в своей бессмысленности, не оставляя шанса вырваться из вязкого чувства потери. Сириус никак не мог понять, почему Гермиона так с ним поступила. Почему дала надежду одним поцелуем, а потом одним махом разрушила целую жизнь. На Рождество приехал Гарри. Он пытался как-то расшевелить Сириуса, убедить, что все впереди, что Гермиона не была центром вселенной. Гарри подтачивало изнутри чувство вины. Он был уверен, что сам виноват в уходе Гермионы — своей эгоистичностью, своим нежеланием понять и принять чувства других людей. Ему было стыдно и паршиво, его бесили чувство никчемности и ощущение того, что он ничего не может сделать. Поэтому в Хогвартс он возвращался в наихудшем настроении, осознавая, что ему придется научиться жить с таким вот Сириусом. Придется принять свою вину, возможно, признать ее во всеуслышание, чего он боялся больше всего на свете. А Сириус пытался просто существовать. Верил, что рано или поздно Гермиона вернется. Ждал ее, постепенно привыкая к странной пустоте. Ходил по улицам, вглядываясь в лица, но никого не узнавал. Со временем стало легче дышать, просыпаться по утрам, жить. Он перестал пить, стал много гулять. Потом и вовсе запер двери в гостиную. В самые тяжелые моменты хотелось обратиться в Св. Мунго, чтобы ему просто стерли воспоминания о Гермионе, но Сириус напоминал себе, что все еще верит и ждет. Промаявшись несколько месяцев, Сириус решил, что надо чем-то себя занять. Долго искал что-нибудь подходящее и в конце концов устроился работать преподавателем боевой магии в аврорское училище. Деньги его не интересовали, зато всегда была возможность отвлечься. Зима сменилась весной, потом наступило лето, прошел день рождения Гарри, потек новый учебный год — все это виделось Сириусу смазанным и нечетким. Он вставал, шел на работу, показывал студентам, как выживать, возвращался и ложился спать. Не брал отпуск, терпеть не мог выходные. И никогда не думал о том, что сказала бы ему Гермиона. Хотя и о том, что сказал бы ей сам, тоже не думал. Через год после окончания школы Гарри женился. Сириус, присутствуя на их с Джинни свадьбе, смотрел на них и видел Джеймса и Лили. От этого было немного грустно, но верилось, что история не повторит своих ошибок. Сириус подарил им небольшой дом в Шотландии, стремясь сохранить свое одиночество неприкосновенным и одновременно порадовать Гарри, так что к сентябрю все вернулось на круги своя. За три следующих года в жизни Сириуса поменялось не так уж и много — он лишь перестал вглядываться в лица прохожих и все реже заходил к Грейнджерам. Но верить и ждать не перестал. Так и не смог найти какую-нибудь женщину, сколько Гарри ни уговаривал — все казались блеклыми и совсем не возбуждали. Зато ночи были жаркими и потными. Сириусу из раза в раз снилась Гермиона, и вот она его возбуждала настолько сильно, что сведенные мышцы ощущались даже сквозь сон, а перепачканные простыни приходилось менять каждый день. Но это его не смущало. Напротив, ему казалось, что так он хранит верность, как бы бредово это ни звучало. Однажды утром Сириуса разбудил Кричер. Он выглядел напуганным и комкал в ручонках край застиранной наволочки. — Хозяин Сириус, простите, — проскрипел он. — Что случилось? — пробормотал тот сквозь сон, все еще пытаясь уловить остатки видения о Гермионе. — Кричер убирался в гостиной, — начал домовик. Сириус резко подскочил на кровати, напряженно ожидая продолжения. В гостиной он не был с тех пор, как закрыл ее после Рождества в тот год. — Портрет ожил, — закончил Кричер, подозрительно глядя на хозяина, который настолько поспешно ринулся вниз, что запутался в простынях и упал на пол. — Ты уверен? Как давно это произошло? — выругавшись, поинтересовался Сириус, натягивая брюки и выбегая на лестницу. — Только сегодня, господин. Кричер убирается в гостиной каждый день и раньше такого не замечал. Сириус уже скатился по лестнице на первый этаж и дернул нужную дверь, но та не поддалась. Вспомнив, что закрепил ее несколькими заклинаниями, он плюнул и просто вышиб ее бомбардой. Оказавшись в гостиной, он первым делом посмотрел на портрет. Кричер сказал не обо всем. Мало того, что Гермиона на картине начала двигаться, так в ее руках еще и палочка появилась. Ее старая волшебная палочка. Сириус пораженно замер, вспоминая, что объяснял ему художник. Портрет был магическим, но даже на таких полотнах двигаться могут только люди, владеющие магией. Именно магия питает портреты, потому Гермиона и сидела неподвижно. Перед тем, как отдать картину новому владельцу, художник сказал, что портрет оживет, если к изображенному на нем человеку вернутся магические способности. Теперь в голове Сириуса все встало на свои места. Он отчетливо понял, что Гермиона исчезла нарочно. Не смирилась с тем, что потеряла магию. Вопрос был только в том, вернется ли она теперь к нему, появится ли вновь в его жизни. Быстро собравшись, Сириус отправился в Косой переулок. Зачем именно, он и сам точно не мог сказать, просто понимал, что не может оставаться дома. Теперь он куда внимательнее рассматривал прохожих, гадая, в Англии ли вообще Гермиона. Был конец августа, и людей в Косом переулке было чрезмерно много, но Сириус упорно пробирался через толпу. Он хотел попасть в «Флориш и Блоттс» — любимый магазин Гермионы. Конечно, нельзя было быть уверенным, что ее привычки не изменились, но почему-то казалось, что первым делом она бы отправилась именно туда. В магазине ее, конечно, не оказалось. Разочарованный, Сириус вышел на улицу и зажмурился от яркого солнечного света. На мгновение слух уловил знакомый голос. Если раньше Сириус не придал бы этому значения, то теперь он резко развернулся и окинул придирчивым взглядом переулок. Рядом расположилось летнее кафе, набитое подростками. Стоял веселый гвалт, все в предвкушении обсуждали предстоящий учебный год, и Сириус понял, что просто ослышался. Разочарованно вздохнув, он решил вернуться домой, когда краем глаза заметил какое-то ненавязчивое движение. За самым крайним столиком сидели две девушки. Одна — явно иностранка — оживленно жестикулировала и что-то рассказывала. Вторая молча слушала. Ее лица Сириус разглядеть не мог — только спину, плечи и тяжелую светло-русую косу. Подумав пару секунд над тем, что могло привлечь его внимание, он пожал плечами и направился было дальше, когда вторая девушка устало вздохнула и потерла висок кончиками пальцев. Левой рукой, средним и безымянным пальцем. Память тут же услужливо подкинула несколько вечеров, которые он проводил с Гермионой в библиотеке, и точно такое же движение, когда у нее от усталости начинали закрываться глаза. Все еще сомневаясь, что ему это не привиделось, Сириус подошел поближе. В этот момент иностранка — точно приехала из Индии — закончила рассказ. Ее подруга вздохнула: — Лилла, как ты только успеваешь все это замечать? Я же всего на пару минут на книги отвлеклась, — и засмеялась. Голос, конечно, спутать было просто невозможно. Сириус медленно приблизился к столику и только тогда понял, что не знает, с чего начать. Лилла как-то странно на него посмотрела и уже хотела что-то сказать, но не успела. — Гермиона, — тихо, почти шепотом, на самом выдохе. Плечи девушки заметно напряглись. Сириус ждал, что она обернется, но время будто решило над ним поиздеваться, замедляя течение секунд. Наконец, она поднялась и, вдохнув, повернулась. Гермиона. Неизменившаяся совершенно. Такая родная, нужная, правильная. Только слишком светлые волосы и загорелая кожа. И неуверенный взгляд, извиняющийся, вымученный. — Сириус, — тоже шепотом. — Прости меня. Он прижал ее к себе, обнял, вдыхая запах волос, боясь, что она растает в его руках и исчезнет, что это все окажется очередным сном. Но она все еще была — теплая, изящная, тоненькая. И плакала у него на плече, умоляя простить. — Тише, — он погладил ее по спине. — Все хорошо. Я знал, что ты вернешься. Я верил в это. Я ждал тебя. — А я знала, что ты дождешься, — всхлипнув, пробормотала она. — Я так виновата перед тобой, мне так стыдно. Сириус немного отстранился и приподнял ее лицо, стирая слезы со щек. — Оно же того стоило, — улыбнулся он, наклоняясь и целуя Гермиону. Теперь все было именно так, как нужно. Без нелепого ступора и страха. Он уже несколько лет знал, кому принадлежат его душа, сердце и свобода. Весь он. Теперь это казалось правильным. Прервав поцелуй от нехватки воздуха, Гермиона вновь смущенно улыбнулась и повернулась к подруге. — Лилла, это Сириус, — представила она. — Сириус, это моя подруга Лилла. Она провожала меня из Индии, чтобы убедиться, что со мной все будет в порядке. Он лишь кивнул, боясь задать неуместный вопрос, и улыбнулся. — Что ж, вижу, ты в надежных руках, — усмехнулась Лилла, обнимая Гермиону. — Теперь все будет в порядке. Не пропадай. — Конечно. Спасибо тебе за все. Скоро увидимся, — пообещала Гермиона. Они втроем отошли от кафе, и Лилла активировала порт-ключ, помахав на прощание рукой. — Почему она так быстро вернулась назад? — удивленно спросил Сириус. — У нее очень много дел, — пояснила Гермиона, утягивая его за собой в толпу народа. — Мы с ней действительно совсем скоро увидимся — она будет читать курс лекций в Мунго. — Значит, ты останешься тут? — со страхом уточнил Сириус. Гермиона резко остановилась посреди улицы и удивленно посмотрела на него. — Конечно. Я только пару часов назад вернулась в родную Англию. Я не собираюсь больше никуда. Я не хочу потерять больше ни минуты нашей жизни. От этих слов Сириусу стало намного легче. Он резко притянул Гермиону к себе и аппарировал на крыльцо своего дома. — Ты бы хоть предупредил, — возмутилась она, когда он подхватил ее на руки, занося в дом и направляясь прямиком к лестнице. — Это же было очевидно, — усмехнулся Сириус, опуская ее на ноги возле собственной спальни и мысленно надеясь, что Кричер уже привел комнату в порядок. — Что, прям сразу в спальню? — наигранно удивилась Гермиона. — А как же вопросы? — Потом, — почти прорычал Сириус, приподнимая ее и подхватывая под ягодицы. — В прошлый раз я уже помедлил и почти четыре года расплачивался. Больше я такого не повторю. Гермиона засмеялась, обнимая его за шею и целуя. По ее телу уже разливался жар, а колени подгибались. — Я безумно по тебе скучала, — выдохнула она, когда Сириус осторожно опустил ее на кровать, нависая сверху. — Не безумнее, чем я, — усмехнулся он, вновь целуя ее. — Теперь ты никуда от меня не денешься. Гермиона почувствовала, как он проводит по ее бедру и от его ладони по коже разбегаются миллиарды мурашек. Ей было страшновато, но она из всех сил пыталась не показать этого. * * * Воздух в комнате казался вязким и тягучим, все еще наполненным звуками и запахами пережитого. И это было до смешного правильным и очень долгожданным. — Очищающее, Сириус, — голос Гермионы был смущенным, но совершенно довольным. Сириус хмыкнул и поднялся на ноги, отыскивая в ворохе их одежды волшебную палочку. Первой ему попалась гермионина. Он протянул ей палочку. — Давай сама. Тебе же надо тренироваться. — Но… — Гермиона резко села на кровати. — Откуда ты знаешь, что ко мне вернулась магия? Я сама еще не проверяла. — Значит, пора проверить, — пожал плечами Сириус, садясь рядом с ней. — Давай же. Гермиона явно сомневалась, но палочку все же взяла. Повертела ее в руках, наморщила лоб, глубоко вздохнула. Сириус понимал, что она боится, но он-то точно знал, что все получится. — Экскуро, — неуверенно пробормотала она. Заклинание сработало, как ему и полагалось. Гермиона неверяще уставилась на чистую сухую кожу, а потом кинулась Сириусу на шею. — Она вернулась! Я снова владею магией! — ее голос даже звенел от счастья. Сириус улыбнулся, обнимая ее и притягивая к себе. — Я знаю. Вопрос только в том, как тебе это удалось, — он говорил мягко, но серьезно. Гермиона вздохнула и откинулась на подушки, утягивая его за собой и устраиваясь на его плече. — Полгода назад я попала в Индию. С группой туристов пошла в поход вдоль Ганга — искала мага, о котором услышала в Испании. В конечном итоге мне это удалось. Он долго не мог понять, что со мной произошло. Там я познакомилась с Лиллой — она его ученица. Выяснили, что все дело в ментальном щите, появившимся в сознании, когда в меня попало заклинание. Мой мозг пытался защититься. Потом Аниш с Лиллой долго разрабатывали нужный ритуал. В общем, все было очень сложно и долго, но результат того стоил, — нехотя рассказала она и усмехнулась: — Но вообще я не хотела бы вспоминать о том времени, что провела в скитаниях. — Тебе придется все мне рассказать, — вздохнул Сириус. — Но я тебя не тороплю. Главное, что сейчас ты со мной. Все остальное пока значения не имеет. — Точно, — улыбнулась Гермиона. — Мосты сошлись…