Под маской дьявола

      Белоснежная скатерть, накрывшая стол из эбенового дерева, дорогой сервиз и столовое серебро, начищенное до зеркального блеска. За столом царит тишина, и Кэролайн не старается её нарушить, опустив взгляд на свою руку, на одном пальце которой в утренних лучах солнца, проникающих через высокие окна, поблескивает обручальное кольцо, не так давно надетое Никлаусом Майколсоном, поставившим окончательные права на обладание бывшей мисс Форбс.       Терпкий аромат чая и свежей выпечки наполняет столовую, но не вызывает в ней чувства голода, поэтому Кэролайн не притрагивается к завтраку, только и ожидая момента, когда же она сможет избавиться от общества теперь уже мужа. Того самого мужа, что за всё это время ни разу не притронулся к ней и не проявил тёплых чувств, оставаясь всё таким же официально холодным и сдержанным. Игнорирующим её и только изредка интересующимся её здоровьем. Она знает, что Клаус часто пропадает из дома, наверняка посещая дома терпимости и доступных женщин, но не поднимает эту тему, искренне радуясь, что ей не приходится делить с ним постель.       В конце концов, как он и сказал, их брак основан не на безграничной любви.       — Вы ничего не едите, Кэролайн, — он отставляет чашку и поднимает голову, откладывая утреннюю газету в сторону. Внимательно смотрит на свою жену, замечая произошедшие в ней изменения: здоровый румянец, чуть увеличившаяся грудь и едва заметный животик — признаки внушительного срока беременности, — и сцепляет пальцы под подбородком, опираясь о стол локтями и ожидая от неё ответа.       — Я не голодна, мистер Майколсон. Спасибо, — она отважно встречается с его взглядом, и противостояние их характеров длится несколько секунд, пока Клаус не ухмыляется и не сдаётся, признавая, что малышка Форбс стала куда увереннее в статусе миссис Майколсон. Что ж, становится интересно.       Кэролайн видит хорошее настроение мужа и нервно кусает губы, желая выразить одну просьбу, но совершенно не зная, как он на это отреагирует.       — Ну же, Кэролайн, я же вижу, что вы хотите что-то сказать.       Холодные ладони, обхватившие горячую кружку, и сквозящая в её скованности нерешительность.       — Я хотела попросить вас об одном одолжении. — Его брови взмывают вверх, а в глазах загорается азартный огонёк — любопытно узнать, что попросит его тихая и никогда ничего не требующая жена. — По поводу миссис Говард... — и Кэролайн сбивается, когда лицо Клауса становится серьёзно недовольным, и он поднимает руку, не желая продолжения разговора.       — Моё решение остаётся прежним, так что закроем эту тему... дорогая, — он собирается вернуться к своему занятию, но Кэролайн, на удивление упрямая сегодня, вновь привлекает его внимание.       — Я считаю, что Агнес лучше справлялась со своими обязанностями, чем миссис Колман.       — А я считаю, что миссис Говард куда лучше справлялась в интригах за моей спиной и заговорах, — Клаус бросает на жену предостерегающий взгляд, впрочем не вызывающий у неё никакой реакции. Между ними стол и вряд ли он решится причинить физическую боль беременной женщине. Он не джентльмен, но и не подонок. — Позвольте вам напомнить: она собиралась убить моего ребёнка.       — Если это имеет такое значение для вас, то вы обязаны знать правду — вашего ребёнка собиралась убить я, и миссис Говард здесь абсолютно ни при чём, — и только сейчас Кэролайн испуганно затихает, понимая, что подняла болезненную для Клауса тему. Он сжимает кулаки от злости, еле сдерживая ярость и желание заткнуть ей рот любыми способами, потому что Форбс действительно слишком далеко зашла.       — Я спишу этот глупый поступок на ваш юный возраст, миссис Майколсон, как и ваше равнодушное отношение, как вы правильно выразились, к моему ребёнку, но я искренне советую вам замолчать, иначе я не буду столь терпелив к вам, — Клаус несколько мгновений смотрит на притихшую жену, а потом, удовлетворившись произведённым на неё эффектом, возвращается к завтраку. — И перестаньте на меня так смотреть. Взяв во внимание её хорошую службу нашей семье, я дал ей рекомендательное письмо, так что не переживайте — Агнес найдёт достойную работу.       Кэролайн слабо улыбается, а в столовую влетает взволнованная Эмили и тут же кидается на шею к Клаусу, рассказывая о своей любимой лошади. Она так воодушевлённо поясняет ему, почему у Джелли сегодня плохое настроение, что не замечает грустного взгляда сестры, обращённого на них.       — И тогда Ребекка посоветовала дать ей яблок, но Джелли всё равно осталась при своём мнении, — Эмили наконец отрывается от Клауса и только после этого идёт к сестре, чтобы по-детски искренне обнять её, получив в ответ нежный поцелуй в лоб. Она садится на своё место и берёт горячую булочку, а Кэролайн опускает взгляд и справляется с горькой обидой за то, что сестра слишком сильно привязалась к Клаусу, отдавая ему предпочтение.       — Что-то не так, миссис Майколсон? Вы изменились в лице, — он не может не поддеть жену, заметив её в миг потухшее состояние. Никому не нравится чувствовать себя ненужным, а в её случае... это куда более весомая проблема.       — Всё хорошо.       — Я вижу.       — Мне не нравится, что Эмили так привязалась к лошади.       Клаус прищуривает глаза, читая Кэролайн как открытую книгу и делая верные выводы — она ревнует сестру, и вовсе не к лошади.       — Ну да. Я так и понял.       Она читает в его глазах насмешку и, не желая больше спорить, встаёт со стула, бросает на него гневный взгляд и покидает столовую, чтобы переварить в себе злость и нахлынувшее раздражение.       Да, она никогда не думала, что ей будет просто с ним, она не надеялась, что он воспылает к ней чувствами после бракосочетания, но так хочется хотя бы капельку уважения и совсем немного заботы — к ней, а не к ребёнку, что она носит под сердцем. Но Клаус, будто назло, не обращает на неё внимания, не заводит с ней разговоров и не пытается выяснить причины её частой меланхолии, которая с каждым днём всё больше завладевает сердцем и не даёт Кэролайн радоваться жизни.       Это состояние становится привычным для неё, и она всё чаще пропадает у себя в спальне или же в библиотеке, зачитываясь серьёзной литературой и пытаясь избавиться от мыслей, что она в этой жизни абсолютно пустое место, не только для Никлауса, но и для родной сестры, отлично сдружившейся с Ребеккой и всё реже проводящей с ней время, и дело даже не в том, что Кэролайн некогда или она не хочет посвятить себя сестре, а в том, что её невесёлость и уныние совсем не устраивают энергичную девочку, которая находит в Ребекке отличную подругу и наставника.       Сегодняшний вечер ничем не отличается от остальных, и в дом, после того как Эмили уложили спать, возвращается привычная тишина, а вместе с ней и непонятная тоска, размышления о жизни и ностальгия по прошлому. Кэролайн, словно неживая кукла, стоит напротив большого зеркала и смотрит на своё отражение. Прижимает ткань ночной сорочки плотнее и опускает безучастный взгляд на свой живот, в котором развивается чужая жизнь. Она не чувствует любви к этому ребёнку, быть может не до конца прочувствовав материнство, а быть может боясь предстоящих родов, когда-то унесших жизнь её матери.       Тонкие пальцы сплетаются на животе, и Кэролайн, увлёкшись собственными размышлениями, не сразу слышит шаги за дверью, и только когда в спальню без стука входит мистер Майколсон, сбрасывает с себя наваждение и испуганно поворачивается в его сторону.       Стены этой комнаты ещё ни разу не видели хозяина дома.       Он выглядит несколько помято: с расстёгнутым сюртуком и воротником рубашки, взъерошенными волосами и блестящим взглядом, который тут же застывает на ней. Клаус ленивой походкой подходит ближе к растерянной от его появления жене, и Кэролайн отчётливо чувствует сладкие женские духи и запах алкоголя, окутавший её словно облако. Она непроизвольно морщится, прекрасно понимая, где он был, и делает два шага назад, уворачиваясь от его ладони, взметнувшейся к её лицу.       — Что вы здесь делаете? — она обнимает себя за плечи, пытаясь утихомирить нервную дрожь, на что Клаус лишь пьяно улыбается и пожимает плечами.       — Я пришёл навестить свою жену, разве не ясно? — он начинает снимать с себя сюртук, а Кэролайн, глядя на него безумными от страха глазами, отходит назад, пока не натыкается на кровать. Она вздрагивает от неожиданности, оборачиваясь и продумывая выход из ситуации, в то время как Клаус уже приступает к рубашке и вновь надвигается на загнанную в угол девушку.       — Вы пьяны, Никлаус.       — Не до такой степени, чтобы не исполнить супружеский долг, дорогая.       — Почему бы вам не обратиться к тем дамам, что считают за честь оказаться с вами в одной постели?       Наконец, он достигает цели и молча смотрит на жену, нервно поправляющую высокий воротник сорочки. Распущенные волосы, волнами ниспадающие на плечи, красивое лицо с широко распахнутыми глазами, дрожащие пальцы, сминающие ткань. Его взгляд скользит ниже — на волнительно вздымающуюся грудь, и Клаус облизывает пересохшие губы, желая прикоснуться ими к нежной коже.       — Вы правильно заметили, Кэролайн, они считают за честь быть со мной, в отличие от вас, конечно. Но зачем мне тратить время на шлюх, когда дома меня ждёт красивая и молодая жена, коротающая свои вечера в полном одиночестве?       — Странно, что только сейчас вы об этом вспомнили...       Клаус запрокидывает голову от смеха, а Кэролайн густо краснеет от собственной несдержанности.       — Так всё это время моя ненаглядная жёнушка тосковала без ласк мужа? Надо же, а я уже было подумал, что вас не интересует данный аспект брака, — его глаза ещё полны веселья, когда он касается пальцами её волос и накручивает прядь на палец, чтобы в следующую секунду поднести его к носу и сделать глубокий вдох. Она пахнет чистотой и свежестью и на фоне тех женщин, что он имел за всю свою жизнь, выглядит настоящим ангелом, пахнет им.       — Пожалуйста, не прикасайтесь ко мне, — Кэролайн умоляюще смотрит в его лицо, вспоминая свой первый опыт и боясь повторения, и Клаус, будто чувствуя её опасения, не разрывая зрительного контакта, склоняется к её губам:       — Я не причиню вам боли. Обещаю.       Его губы останавливаются в дюйме от её приоткрытых от частого дыхания губ, и он кладёт руки на бёдра жены, слегка сжимая их и чувствуя упругость женского тела. Возбуждение накрывает с головой, но Клаус не поддаётся животной похоти, продолжая тянуть момент, и только когда Кэролайн сама обнимает его за плечи, сминает её в объятиях — таких трепетных и нежных, что её страх постепенно уходит, оставляя лишь отчаянное желание получить хоть какое-то внимание к себе, пусть и пропитанное обыкновенными человеческим инстинктами.       Он исследует изгибы молодого тела горячими ладонями, с осторожностью приникая к её губам и давая ей время привыкнуть, довериться, расслабиться. И Кэролайн доверяется, позволяя его языку скользнуть внутрь и отдаваясь навстречу новым ощущениям, принесённым первым в её жизни взрослым поцелуем, становящимся всё более страстным и настойчивым.       Ей нравится его горький вкус, как и влажные мягкие губы, умело накрывшие её уста; подтянутое тело, прижатое к ней, каждая мышца которого чувствуется кожей; горячие и сильные руки, воспламеняющие каждую клеточку и уже комкающие ткань надетой на ней сорочки.       — Я бы оторвал руки тому, кто придумал столь нелепую одежду для женщин, — он шепчет, прикусывая мочку уха и скользя языком по изгибу шеи, а потом одним рывком освобождает её от одежды и делает шаг назад, разглядывая обнажённое тело, неумело прикрытое маленькими ладонями. Она смущается столь откровенного момента и опускает голову, прикрывая грудь рукой и сжимая бёдра, и только когда ладонь Никлауса осторожно опускается на живот, решается поднять свой взгляд.       Он выглядит таким мягким сейчас, будто его лицо никогда не знало таких эмоций, как злость и презрение, будто его губ никогда не касалась саркастичная улыбка, будто его глаза не излучали ненависть и холод, и будто между ними не стоит бездонная пропасть, наполненная её болью и обидой.       — Моя кровь... — он улыбается своим мыслям и поднимает задумчивый взгляд на наблюдающую за ним жену. Смотрит на неё долго и проникновенно, будто желая что-то сказать, исправить, объяснить, но вновь надевает привычную для себя маску и снимает рубашку, откидывая её в сторону и показывая свой крепкий торс. — Вам понравится, миссис Майколсон.       Лукавая улыбка изгибает губы в усмешке, окончательно разрушая интимность момента, и Клаус вновь заключает разочарованную девушку в объятия. Целует, уже не так нежно, как до этого, и накрывает широкой ладонью мягкую грудь, слегка сжимая её и обводя возбуждённый сосок подушечкой большого пальца. Её сдавленный стон и вцепившиеся в плечи пальцы вызывают удовлетворение, и Клаус, отрывается от губ Кэролайн, спускаясь поцелуями к ключице, к ложбинке между грудей и, наконец, к тому самому соску, что лишь недавно был в плену его пальцев.       Кэролайн постепенно плавится, хватая ртом воздух и бесстыдно прижимая склонённую к её груди голову. Она чувствует, как его ладонь двигается вниз, вынуждая её раздвинуть ноги, и прикусывает нижнюю губу, когда Клаус добирается до возбуждённой плоти, лаская её и вызывая этим тяжесть внизу живота. Ей хочется освободиться, снять напряжение и ощутить то, отчего в вечер их помолвки так громко стонала девушка. Но Клаус, будто дразня, убирает руку и отрывается от её груди, потемневшим глазами вглядываясь в раскрасневшееся лицо. Он проводит сырыми пальцами по её пересохшим губам, давая ей возможность попробовать собственный вкус, и, наблюдая, как она слизывает влагу, освобождается от брюк, сжавших до предела возбуждённый член.       Шаг вперёд, и Кэролайн опускается на кровать, со смущением глядя на наготу мужа, едва сдерживающего себя. Потому что перед ним не обычная женщина, к которой он мог бы проявить грубость и несдержанность — перед ним миссис Майколсон с его ребёнком в утробе.       — Я буду аккуратен, — он нависает над ней, и Кэролайн, нервно сглотнув, ложится на спину, закидывая одну руку за голову, а другую на живот, будто пытаясь защитить его от излишнего давления, но Клаус и без этого помнит. Он устраивается между её ног, вновь прикасаясь к влажным складкам и лаская чувствительную точку. С непривычной ему нежностью смотрит на жену, прикрывшую глаза от удовольствия и двигающую бёдрами навстречу его движениям, и заменяет палец пульсирующим от напряжения членом.       Она выгибается в спине, когда он постепенно наполняет её, и обхватывает его руками, слегка царапая спину и вызывая этим судорожный вздох.       Кэролайн не имеет за плечами опыта, не умеет ублажать мужчин и не знает нюансов, но её искренность и самоотдача возбуждают не меньше, чем ласки опытных женщин, поэтому Клаус замирает, боясь сорваться и так быстро кончить.       — Пожалуйста... — она шепчет, притягивая его для поцелуя, и сама двигается навстречу, впервые чувствуя себя нужной и необходимой, пытаясь запомнить момент близости и именно такого Никлауса, потому что завтра он будет уже другим — чужим и холодным. Клаус начинает двигаться, медленно и осторожно, растягивая её мышцы под себя и стараясь не входить на всю длину, ласкает её грудь языком и осыпает поцелуями плечи, шею, лицо. Он признаёт волшебство момента и на миг забывает, что перед ним не та самая Форбс, отцу которой он поклялся отомстить, как и всем его детям, а просто женщина, его жена и мать будущего ребёнка.       Их движения становятся более резкими, а дыхание Кэролайн шумным. Она удивляется новым ощущениям и с нетерпением ждёт разрядки, воображая себе маленький взрыв внутри. И он происходит, вынуждая её изогнуться дугой и застыть. С алых губ слетает протяжный стон, тут же перехваченный Никлаусом, и Кэролайн устало откидывается на подушки, дрожа всем телом и изумлённо глядя в лицо мужа, продолжающего двигаться.              Ему хватает всего несколько толчков, и на последнем он входит глубже, изливаясь в неё и прижимая хрупкое тело к кровати.       Эта ночь запомнится и ему тоже.       Он в последний раз целует её в губы и скатывается, ложась рядом и собирая ощущения по крупицам. Никто не произносит ни слова, прислушиваясь к дыханию друг друга и обдумывая произошедшее, потому что сегодня Никлаус показал, что он может быть не просто грубым и надменным мужчиной по отношению к ней, но и нежным, прислушивающимся к ней любовником.       Правда, магия близости оказывается слишком коротка, и Никлаус, отрешённо взглянув на профиль жены, поднимается с кровати, собирая свои вещи и надевая брюки.       — Разве вы не останетесь? — Кэролайн закутывается в простыню, чувствуя колючий холод, исходящий от супруга, и прикусывает губу — до боли. Так, чтобы не выдать своей слабости и обиды, проникшей в затуманенное от только что пережитого сознание.       — Не вижу в этом смысла, миссис Майколсон. Спокойной ночи, — он уходит, так и не взглянув на неё и будто прячась от наполненного болью взгляда, а Кэролайн, прижимая к груди простыню, пропахшую его ароматом, позволяет себе расплакаться.       Лучше бы эта ночь оказалась лишь сном, он, по крайней мере, не дарит пустую надежду...