двенадцать дней.

      "В следующий раз мы встретились через три дня.       Это было чудесное утро. Я проснулся пораньше и, наспех одевшись, решил прогуляться до какой-нибудь недорогой кофейни, где я мог бы позавтракать. В воздухе так же пахло морем. Знаете, это было очень непривычно для меня, коренного жителя Лондона, привыкшего к тяжелому влажному воздуху, перемешанному с пылью и туманом. Здесь же повсюду витали приятные соленые нотки и невероятная бодрящая свежесть.       Я бы хотел остаться в Одессе навсегда, если бы меня не связывало столько с Лондоном и с Британией в целом. У меня было много друзей и учеба, которую я тогда любил. Расставаться со всем этим было бы жаль, да и родители бы не одобрили этого моего решения. Видите ли, мнение родителей для меня было очень важно. Особенно - мнение отца. И если бы он запретил мне тогда дышать - я бы задохнулся. Как вы поняли, слово отца было для меня законом.       Я зашел в уютное кафе совсем рядом с морем и заказал себе чашку американо. Есть мне не хотелось.       Заказ мне принесла Гермиона. Я немного удивился - никогда не думал, что боги работают в маленьких кафе. И она удивилась, узнав меня.       — Как же тесен этот городок! — рассмеялась она.       Я рассмеялся вместе с ней и спросил не может ли она выпить со мной чашку кофе.       — Простите, я на работе.       Она была немного смущена. Я сказал, что ничего страшного и спросил не может ли она поужинать со мной сегодня вечером. Мне не хотелось быть навязчивым, но упустить возможность узнать эту девушку поближе я не мог. Гермиона согласилась. Я был на седьмом небе от счастья. Хотелось расцеловать эту девчонку, уже совсем-совсем раскрасневшуюся. И в тот момент она показалась мне совсем земной, совсем обыкновенной серой мышкой, и я чуть не разозлился на себя.       — Кстати, вы вчера не представились.       Гермиона говорила с упреком, и мне стало стыдно за себя. Действительно, не правильно это. Я так много говорил с ней, но даже не назвал своего имени.       — Драко. Меня зовут Драко. — Какое необычное имя! — восхитилась она.       Я чуть было не начал рассказывать о том, что в моей семье детей называют в честь созвездий, но вовремя взял себя в руки. Это не то, о чем следует говорить с девушкой, с которой ты знаком всего пару дней.       И поэтому я решил, что стоит обговорить место и время сегодняшней встречи.       — Я освобожусь в шесть. Зайдете за мной сюда, я буду вас ждать. А потом прогуляемся с вами по моим любимым местам. Вы не против?       Я ответил, что не против. Тогда я готов был пойти за ней хоть на край этого мира, потому что она казалась мне тем самым светом в конце туннеля. Тем самым "чем-то" ярким и самым восхитительным во всей галактике.       Она ушла по делам. Я допил свой американо и вышел из кафе. Названия я теперь уже и не вспомню, но, кажется, было что-то очень красивое на "Б" или, может быть, на "С".       Весь день я гулял по городу. Народ здесь солнечный и приветливый, как и весь город в целом. Наверное, все дело в необычном воздухе и в этом прекрасном солнце, тепло улыбающемся с ясного голубого неба.       Я был на набережной, на местном рынке, в паре кофеен и в красивом парке с множеством красивых благоухающих цветов. Это был прекрасный день, но я провел его, так же, в трепетном ожидании вечера.       Когда на моих наручных часах было без одиннадцати шесть, я уже сидел в том же кафе, где пил кофе утром, и ждал Гермиону. Она освободилась, когда часы показывали пять минут седьмого.       — Добрый вечер, — улыбнулась она мне и потрогала кончиком языка уголок рта.       Я улыбнулся в ответ, и мы вышли из помещения, где было немного душно после жаркого дня.       На улице было свежо и очень приятно. Где-то неподалеку шумело море, омывая теплыми мягкими волнами берег. Горизонт краснел, и солнце уже начинало медленно скатываться в глубокую синеву морской воды.       Мы пошли в тот же парк, где встретились три дня назад. Я в этот раз меньше жаловался и больше говорил о высоком: об истории, войнах, временах года и чуть-чуть, самую малость о писателях, о классиках недавно истекшего двадцатого века. Последняя тема заставила говорить и ее. Оказалось, что она любит Хемингуэя. Она много говорила о нем. И очень много знала об этом писателе. Я был чрезвычайно горд тем, что нашел "ту самую" тему для разговора.       — Особенно мне нравится его "Старик и Море". Там столько... столько... — на пару мгновений мне показалось, что она захлебнется словами, выискивая нужное, — всего, — наконец выдавила из себя Гермиона. — Просто всего.       Я кивнул.       — К сожалению, не читал. Но обязательно исправлю это как-нибудь на досуге.       — А хочешь, я дам тебе эту книгу? Она есть в моей домашней библиотеке.       Она даже не заметила, как перешла со мной на "ты". Я не стал акцентировать на этом внимание, чтобы не смущать ее. Да и мне так больше нравилось - сразу она будто бы становилась чуточку ближе, самую малость приземленнее. Мне этого не хватало, потому что все время, пока я общался с ней, у меня было стойкое ощущение, что она вот-вот взлетит и исчезнет под куполом неба синим, словно цветы горечавки.       — Конечно, хочу.       — Тогда пошли.       Она ухватила меня за руку и потащила в глубь аллеи. Мы шли так около пятнадцати минут. Она рассказывала о Хемингуэе. Я внимательно слушал ее, не перебивая. И не то чтобы мне действительно была интересна биография ее любимого писателя. Мне нравилось слушать ее голос тоненький, как перезвон серебряных колокольчиков.       Вскоре мы подошли к старенькому небольшому кирпичному дому. Во дворе его стояли ржавые качели и песочница с кучей пластмассовых формочек для песка. Мы вошли в подъезд, где пахло домашней выпечкой и сигаретным дымом, поднялись на второй этаж и остановились у темной деревянной двери с облупившейся краской.       — На самом деле я здесь не живу, — заверила она, просовывая длинный ключ в замочную скважину, — мой дом - в Лондоне. Сюда я приезжаю только на лето.       Она открыла дверь передо мной, и мое убеждение в том, что она посланница с небес начало медленно таять, потому что жила она в самой обыкновенной тесной квартирке со старой мебелью и ремонтом, который не обновляли уже не меньше пятнадцати лет.       — Это квартира моей покойной бабушки, — пояснила Гермиона, разуваясь. — Ты проходи, не стесняйся. Хочешь, я чаем тебя напою?       Я стал снимать туфли и согласился на чай.       — Вот и хорошо. Я сейчас поставлю чайник, а пока он будет греться, я найду для тебя "Старика и Море".       Мы прошли в тесную кухню с маленьким окном, занавешенным тонким тюлем. Не смотря на то, что все в этой квартире было очень старым, почти ветхим, здесь было очень чисто. Сразу чувствовалось, что здесь живет молоденькая девушка.       Как странно... Прошло уже десять лет с того дня, как Гермиона пригласила меня к себе, а я помню все в мельчайших подробностях. Даже красный железный чайник в белый крупный горошек, который она поставила на газовую плиту. Марки плиты я, к сожалению, не помню, но, кажется, это было что-то на "Л" или, возможно, на "М".       Мы выпили по чашке простого черного чая с сахаром и дольками лимона. Солнце уже утонуло за линией горизонта, и я решил, что пора возвращаться в отель.       Распрощавшись с Гермионой и взяв книгу, я выбежал в вечернюю прохладу. На душе было так светло и легко, что впору было взлететь.       И тогда я понял, что зря усомнился в том, что она - богиня. Общение с ней приносит то же облегчение, что и исповедь. И это прекрасно.

18 декабря, 2016 год, Париж".