двенадцать дней.

      В маленькой комнатке мистера Малфоя все пропитано скорбью: от холодно-белых стен до застывшего взгляда ртутно-серых глаз. Он уже три или четыре дня не проветривает и никого не впускает в номер. Воздух в этой комнате застоявшийся и тяжелый. И какой-то подозрительно тихий.       Мистер Малфой сидит за широким дубовым столом и трясущейся рукой записывает то, что хочет непременно забыть. И он, правда, пообещал себе забыть. Но сначала, перед тем, как лишить себя памяти (да и не только памяти - жизни в целом), он решает записать все это в тетрадь. Чтобы хоть где-то осталось хоть что-то от прекрасной Гермионы Грейнджер.       "Я встретил ее впервые в чужих широтах. Это была Одесса, чудесный город. В воздухе пахло морем и теплым солнцем, и все вокруг было так красочно-прекрасно, что я даже сперва не понял - это всего лишь она или какое-то маленькое греческое божество, исполненное умелой рукой мастера в мраморе. Она, кажется, не понимала здешний язык, но было видно, что ей в этом городе очень нравится - губы ее были растянуты в счастливой улыбке, а глаза сверкали ярче синего моря, отражавшего лучи заходящего солнца. Она стояла посреди аллеи маленькая и тоненькая, в коротком и легком полупрозрачном платьице, и складывалось ощущение, что она и вовсе - нагая. Ее компанией были одноногие деревья, которые, правда, были одеты пышнее, чем она.       И мне показалось тогда, что над ее головой с пышными, непослушными волосами витала вместо нимба (который, по правде, и должен был венчать ее прелестную головку) такая еле заметная надпись "божество". И тогда я решил, что для меня она действительно будет богиней, поскольку в ее сияюще-карих глазах было больше знания чего-то тайного (возможно, будущего или прошлого), чем в моих. И этим я восхищался.       Она вообще была очень отлична от меня. Во всем, вплоть до крови. Не то, чтобы ее кровь была другой по цвету или составу. Но то, что даже этим она отличалась от меня, я знал точно. Даже тогда, когда встретил эту девушку впервые.       Но с другой стороны, гладкая кожа и розовые, еще совсем по-детски пухлые щеки говорили о том, что мы ровесники. И я по началу даже не хотел верить в это. Да и как?.. Столько мудрости, света и чего-то еще, совершенно мне не знакомого, было в этих ее глазах, которыми я буду восхищаться до конца дней своих. А потом - и на небесах, потому что она позже постоянно говорила мне, что жизнь после смерти существует. А я верил. Божеству в нашем мире принято верить.       Болтал поначалу я. И у меня было стойкое ощущение, будто она и английского не понимает. Это было, конечно, не страшно, потому что жалоба - универсальный язык. А я много жаловался: на погоду в Лондоне, на правительство, на очередное повышение квартплаты, на чересчур быстро летящее время.       Это все были темы, я думал, ей доступные. Да и всем доступные, потому что начинать разговор всегда лучше с жалобы. Так говорила одна моя знакомая, имя которой я теперь и не вспомню. Давно это было. Да и не важно теперь.       Примерно через полчаса она начала отзываться: кивала головой и изредка выдавливала из себя короткое "yes". Мне и этого было достаточно. Я говорил о политике, об Америке и об Англии, об Украине и, собственно, об Одессе. Я говорил много и совершенно бессмысленно. В этом не было толку, но мне безумно нравилось общаться с божеством. Это было почти за гранью реальности, и мне казалось, что я - избранный. Я благодарил пресвятую деву Марию за то, что встретил эту прелестную девчонку этим теплым вечером.       Это было время, когда мне казалось, что встреча с ней - это дар. Ниспосланное с небес чудо, за которое я благодарил всех святых. Тогда я еще не совсем понимал, за что мне такое вознаграждение, но было очень приятно осознавать, что она здесь, в этом мире, который никогда не нужен был людям, живущим тут, а тем более - богам, для меня.       Вечер сгорел быстро, словно спичка. Полыхнул на прощание ярко-красным и осыпал черным пеплом город и эту аллею. И мне было мало. Этой девушки - особенно.       — Гермиона, — сказала она напоследок, исчезая в тени деревьев, своих верных друзей, — меня зовут Гермионой.       И говорила она по-украински.

17 декабря, 2016 год, Париж".