Гарм

      — Итак, не будь тот самый люк задраен, можно было бы воспользоваться этим путем, — я провел на карте пальцем невидимую линию. Особого интереса к оглашаемому плану со стороны бойцов не наблюдалось, но хоть что-то из сказанного все равно могло остаться в памяти, и если мной отобедает местная фауна, выжившая часть отряда, не смотря на полный топографический кретинизм, возымеет чуть больше шансов на успех, — Раз такой возможности нет, рассмотрим другие варианты. На четвертом ярусе берет начало один из подземных ходов, но его плана у нас нет. Впрочем…         — Макс! — беззастенчиво перебила меня Банши, — Помолчи, дело есть.         — Ну? — можно подумать, что я битый час распинался здесь из исключительной праздности.         — Ася хочет что-то сказать.         — Мы слушаем, — я перевел взгляд на виновницу срыва инструктажа, — В чем дело?         — Помнишь, ты давал мне те протоколы исследований?         — Нет, — Я совершенно точно вертел их в руках и даже листал, но чтобы кому-то передавать… Кажется, иногда автопилот справляется с поставленными задачами даже лучше, чем осмысленная деятельность, — Не важно, продолжай.         — Упуская подробности, там описана природа… всего, — Ассови развела руками, видимо, желая подчеркнуть масштабы аномальных джунглей, — Это же полезная информация?         — Очень.       И она говорит об этом только сейчас. Ощущение того, что мы стоим на пороге раскрытия чего-то грандиозного, того, что прольет свет на большую часть возникших вопросов, пробудило во мне некий азарт. Еще один повод для разведки не оставлять нас в живых, но если не болтать попусту…       — Еще до того, как мир изменился, многие предвидели конец привычного порядка. Одни строили бункеры и вооружались, а другие заботились о создании новых видов культур. Тех, что смогли бы существовать даже в выжженных песках ядерных пустынь.         — Я так понимаю, мы сейчас имеем дело с результатами деятельности последних?         — Точно. В этом центре производились эксперименты по приспособлению растений к экстремальным погодным условиям.         — Что-то я не видел тут съедобных видов, — буркнул из своего угла Альберт. После того, как Ася установила, что найденный мной труп был повешен уже после непосредственной остановки сердца, его настроение испортилось окончательно. Кто-то предупреждал нас, что соваться дальше не стоит и весьма красноречиво.         — Возможно, они растут только на нижних этажах, а здесь мы видим ранние экземпляры — примирительным тоном спешно заметил я, — Что еще удалось узнать?         — Опытным образцам, судя по записям, удалось привить устойчивость к полной темноте, засухе и высоким температурам, но они так и не смогли сопротивляться холоду.         — И, стоило отметке градусника опуститься ниже нуля, растекались черным киселем.         — Ну, вот, вы и сами все знаете, — Ася обиженно надулась. Мои несдержанные замечания явно задевали ее.         — А разве это еще не все? Дальше грянуло то, чего все так ждали. Ученых постиг суровый рок, а цветочки продолжили захватывать пустые помещения.         — Грубо говоря, это правда. Но есть еще кое-что. Кто-нибудь видел здесь хотя бы намек на почву? -, мы молча переглянулись. Банши, отвечая за всех, отрицательно качнула головой, — И не увидите. Для того чтобы стать своими среди искаженной природы, растения превратились в хищников. Знаете, из чего состоит их сок? Это переработанная кровь.         — Как такое вообще возможно?         — Ну, семя попадает в тело, там прорастает, постепенно корни проникают в кровеносную систему и пробиваются через плоть. Или наоборот, разрывают верхние покровы, добираясь до сосудов. Я не вникала в тонкости, — Ассови брезгливо поморщилась, — Большая часть гемоглобина превращается в то, что необходимо для существования паразита, малый же процент остается для того, чтобы «хозяина» можно было использовать длительное время. Кровь продолжит вырабатываться, а цветок насыщаться ею.         — Это очень многое проясняет. Смею предположить, этот… ихор обладает еще и парализующим эффектом. Вспомните… — я запнулся, поняв, что о произошедшем на лестнице лучше не напоминать лишний раз, особенно когда «Гарм» в расстроенных чувствах. Поняв, о чем я толкую, Альберт задумчиво почесал затылок и, вдруг, резко поднявшись, с силой пнул рюкзак с аппаратурой Дика.         — Это все, конечно, просто великолепно, но я не собираюсь торчать здесь до скончания века. Куда, говоришь, топать?         — Вперед.       Боль в ноге все нарастала, и я всерьез начал опасаться за собственную мобильность. Два ствола и одна катана. Трудно представить себе худший расклад. «Думай об этом, не думай — все одно», — я досадливо фыркнул. Гораздо полезнее было бы разложить в голове по полочкам полученную информацию. Например, почему крысы и ящерицы спокойно сосуществовали с плотоядными зарослями, а рысь подошла на роль носителя? Единственное, в чем я теперь был уверен — исследования в этом направлении велись далеко не в одном единственном месте. Хотя руины в тринадцатом секторе не могли похвастаться таким процветанием результатов эксперимента. Мох- тот встречался, но, в конце концов, мало ль нынче мутировавших видов? Едва ли кто-то придал этому особое значение. Растут себе лишайники, никого не трогают. Как выяснилось, относительно никого.       Ал чертыхнулся, споткнувшись о высокий порог и Банши, бодро вышагивавшая передо мной, сбавила шаг, нарочно отставая от группы. На обычно довольной физиономии теперь застыло растерянно-взволнованное выражение.         — Поговори с ним, — громким шепотом, так, чтобы белый пес мог услышать только неясное бормотание, бросила собака. Приказной характер высказывания плохо сочетался с тревогой, пляшущей в карих глазах. Возможно, имело место быть что-то большее, чем уважительное отношение к Альберту, как к «отцу полка».         — И что я скажу?         — Что хочешь.         — Ничего.         — Макс! — верхняя губа чуть приподнялась, обнажая клыки. Часто же меня стали звать по имени.         — Хорошо, — я набрал в легкие побольше воздуха, — Эй, Альб, не хочешь перетереть кое-чего?         — Нет, — сквозь зубы, даже не оборачиваясь, процедил боец.         — Давай будем вести себя разумно, — пес не ответил, но по тому, как дрогнули его уши, я понял, что предложение было услышано, — К тебе обращаюсь.         — Да пошел ты.       Не будь «Гарм» таким уникальным случаем, я пригрозил бы лишением премиальных, но этим ребятам явно было плевать на деньги в любом возможном контексте. Преданы некой идее, вот только в чем ее суть? В слова Банши про «семью» и особую, почти родственную связь между членами отряда верилось с трудом, хотя, казалось бы, ничто не говорило об обратном. Признавая собственное поражение, я виновато пожал плечами.       Коньяк у меня кончился. Не то, чтобы казенное пойло было жизненно необходимо для продолжения операции, но теперь присказка о том, что помирать надобно с музыкой явно к нам не относилась.       Постепенно в привычную затхлость вмешался стойкий аромат чего-то пряного. Все чаще в горах хлама начали мелькать хвостатые тени ящеров, на этот раз и не думающих нападать. Рептилии как будто не замечали нас, чирикая, ссорились между собой, бегали по стенам. Находиться в их компании было неуютно, но нападать первыми я запретил. «Не буди лихо, пока оно тихо» — так, кажется, говорил мой первый инструктор, имея в виду, впрочем, не мутантов, а солдат. Но, если рассудить, разница между первыми и вторыми оказывалась не такой большой.       Вместе с повышением уровня влажности на стенах появились бледные, как будто покрытые фосфором, грибы и такие же, почти не разгоняющие мрака, но светящиеся изнутри соцветия. Чем дальше, тем больше загоралось повсюду голубоватых живых огней. Они гипнотизировали, приковывая к себе неискушенный взгляд, и даже ПНВ не могли изменить ощущения сказочности этого забытого всеми места.         — Здорово! — благоговейным шепотом произнесла Ассови, — В первый раз такое вижу. Хочется просто лечь на траву, свернуться калачиком и…       Я едва успел среагировать и подхватить Банши под руки, когда она, вдруг обмякнув, завалилась на меня. По всей видимости, это уже начало становиться одной из примитивных традиций.         — Да, именно заснуть, — проворчал я, — Ну и шуточки у вас.       Никакого ответа, да и вообще видимой реакции на мои слова не последовало. Почуяв неладное, я спешно опустил собаку на пол. Ася, прежде чем ее успели окликнуть, оказалась рядом.         — Что случилось?         — А я знаю?       Ответ прозвучал довольно резко, но на церемонии не оставалось времени. Безусловно, я догадывался о причинах инцидента, но это было слишком, даже для такого обреченного на провал похода. Слишком рано решил, что все не может стать еще паршивее и теперь получил прекрасную возможность убедиться в обратном.       Морда Банши выражала полнейшее спокойствие, как если бы она просто прилегла отдохнуть. Легкое дыхание, чуть приоткрытая пасть и расслабленные веки напоминали скорее о крепком, здоровом сне, нежели о чем-то необратимом.         — Можешь что-нибудь сделать?       Альберт, в полнейшей тишине, молча отшвырнул поклажу в угол и, демонстративно долго сползая по стене, уселся с нею рядом. Подумал о том же, о чем и я?         — Нет, — Ася активировала замок аптечки, — Вернее, не знаю. Можно попробовать вколоть антидот номер…         — Так займись! — название препарата меня совершенно не волновало, особенно оглашаемое с таким унынием, — Альб, пока мы стоим, контролируй…       Под ухом свистнуло. Пуля, ударившись в стену, рикошетом запрыгала в узкой кишке коридора и успокоилась лишь встретившись с огромным, взорвавшимся при попадании, грибом. Из развороченной шляпки брызнули светящиеся бирюзовые искры спор. Я замер, глядя на чуть подрагивающую бездну дула. По щеке потекли теплые струи крови, но больно почти не было. Укрыться, даже при необходимости, здесь было негде, да и если бы стрелок действительно хотел моей смерти, с такого расстояния он бы не промахнулся. Альб не двигался. Палец все еще лежал на спусковом крючке обреза.       Это продолжалось около двух минут, пока в дальнем конце коридора не угасли последние отзвуки выстрела. Я покосился на Асю и, с долей облегчения, обнаружил, что происходящее не вызвало у нее никакой реакции. Занятость и непоколебимая уверенность в важности собственных действий благотворно влияли на ее невозмутимость, которая в обычных условиях могла бы измеряться отрицательными значениями.         — Надо было пристрелить тебя сразу, — Ал устало уронил оружие на пол, не заботясь даже о том, чтобы поставить его на предохранитель. Не уделяя мне более никакого внимания, пес откинулся назад и закрыл глаза, — Голова кружится.       Разоружить или нет? Рука незаметно скользнула к кобуре и… вернулась на место. Нет, не стоит. Даже если Альб спятит, то останется единственной, не считая меня, действительной боевой единицей.         — И что это было, позвольте спросить?         — Отвали.         — Не «отвали», а в чем причина? Мы все устали, одно потрясение за другим, но…- я на мгновение прервался, уповая на то, что мысль ясна, и миру, наконец, будет явлено объяснение.         — Какое тебе дело?         — Следить за моральным обликом подчиненных — моя прямая обязанность.         — Только и всего? — боец даже не пытался выглядеть разочарованным или удивленным. Понял, наконец, с кем связался.         — А что еще ты хотел услышать от старого сухаря и фаталиста? Признаний в любви?         — Да нет, — белый пес дернул плечом и кивнул в сторону Ассови, — Думаешь, долго возиться будет?         — Достаточно, чтобы объяснить, что за балаган у вас в отряде.         — Это теперь так называется, да?         — Смотря что ты все-таки подразумеваешь, — разговор пошел по кругу. Главное — не терять бдительности и поглядывать по сторонам, — Ну, как докатились до жизни такой?         — Для того чтобы все объяснить, придется начать с самых истоков. Звучит обнадеживающе?         — Весьма.         — Не знаю, подсказал ли мне кто-то эту идею, или рождение на свет произошло с нею на устах, но еще, будучи щенком, я твердо уяснил — все вокруг слепы, — Ал явно не раз повторял про себя эту витиеватую фразу, — Товарищи по обучающим курсам как будто не видели того, что творилось вокруг, за стенами казарм. Научная хунта, — боец испытующе покосился на меня, — взаправду казалась им справедливым, единственным возможным носителем власти, а отношение к себе, как к очередному безымянному куску мяса — само собой разумеющейся реалией жизни. Да, я ненавижу этот порядок с присвоением номеров, будто мы даже не солдаты, а скот!       Альбинос потянулся было за сигаретой, но, почему-то передумав, сердито фыркнул и продолжил:         — Со всех сторон твердят, что государство- этот осколок старого мира, которого и быть-то не должно — превыше всего. Что оно защищает нас и беспокоится о каждом гражданине, от чиновника до уличного попрошайки. Ты видел хоть кого-нибудь, кто был бы по-настоящему счастлив? Нет, не перебивай, я знаю, твоя должность потребует ответить «да». Но я не имею в виду Мурасамэ, или еще какого-нибудь остряка. За клоунадой, боюсь, скрывается то же, что и у всех — усталость, боль, пустота.         — Если бы не кордон, нас бы вообще не было, — для порядка возразил я. Уже за название правительства хунтой полагалась показательная казнь.         — А чем лучше существовать от пайка до пайка, в месте, где легче достать дурь, чем кусок хлеба? Агония среди неоновых вывесок и хвалебных гимнов — вот, что это такое.         — Ты можешь предложить альтернативу?         — О, да, — пес в возбуждении подался вперед, — Представь себе безграничную свободу, место, где все живут в равенстве!         — Это утопия.         — Если ты во что-то не веришь, не значит, что этого нет. Вот, к примеру, наш отряд…- Альберт запнулся, и огонь в его глазах мгновенно погас, — Не важно. Я успел заработать репутацию неисправимого бунтаря, когда меня назначили в «Гарм». Как мне пояснили, в отряд собирались определить тех, кто так или иначе отходил от уставных норм, но не нарушал закон слишком явно.         — И тут ты понял, что вот он — шанс.         — Точно. Я попытался из них, по-своему сумасшедших, потрепанных жизнью создать прототип идеального общества, того, что можно было бы назвать братством или…         — Семьей, — я вдруг понял, что Альберт не врет. Даже если чистильщик заблуждается, он искренне верит в собственные слова.         — Можно и так сказать. Результат видишь сам. Один сбежал, хотя я верил ему, как себе, вторая в отключке и неизвестно, очнется еще или нет.         — Кстати о Банши.       Я повернулся, чтобы окликнуть Асю. За рассказом Альба и непрекращающимся свистом в ушах намерение следить за обстановкой было безбожно забыто. Увиденное не могло сравниться даже с самыми худшими ожиданиями. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что Ассови на минуту прильнула к груди пациентки, чтобы посчитать пульс, но шприц, упавший из расслабленных рук, говорил об обратном.         — Маску! Живо! — рявкнул я, не дожидаясь реакции со стороны Альберта. Коли дело было в неком сконцентрированном здесь газе, мы уже успели надышаться им сполна, но я еще старался сохранять видимость того, что все понимаю и контролирую, — Убираемся отсюда!       Белый пес послушно активировал респиратор и завозился на полу, как огромная каракатица. Ни к чему результативному это, впрочем, не привело. Стоило Альберту подняться, как неведомая сила потащила его обратно, вынудив прижаться к стене.         — Вашу ж…       Не теряя времени, я поднырнул бойцу под руку и попробовал сделать пару шагов. Операция эта далась нам с трудом — нижнюю часть тела альбиноса как будто парализовало и сил хватило только на то, чтобы кое-как удержаться на негнущихся ногах. Пришлось буквально взвалить его на спину, что тоже тут же возымело свой недостаток — Ал был ненамного, но все же ощутимо крупнее меня.         — Симптомы, быстро, — мне уже и самому было дурно, но это проявлялось лишь в пульсирующей боли, разливающееся по черепу, да отдышке. И почему вещество, если дело в нем, подействовало на всех с разным интервалом? Если фильтр в сердце не распознает химический состав достаточно быстро, велика вероятность тоже оказаться выведенным из строя.         — Голова болит, ноги не идут и… — пес глухо, насколько респиратор позволял открывать пасть, зевнул.         — Не спать! — Двигаться получалось только с преступной медлительностью. Можно было бросить Альберта и попробовать сперва выбраться самому, но что-то подсказывало, что так делать не стоит. Точнее, это я сам, раз за разом повторял про себя, как мантру, простой вывод. Секундный перерыв и сознание затоплял мутный поток каких-то полубредовых картин. То всплывали мелодии навязчивых песен, то слышался голос инструктора, — Ты слышишь меня? Говори, пой, или…я не знаю.         — А ребята? Мы их бросим?       Ага, опомнился. Проснулся дух слабоумия и рыцарства.         — Потом вернемся. Пока позаботимся о себе, — боец, казалось, тяжелел на глазах. И давно ли коридор стал таким бесконечно длинным?         — Опять?         — Что опять?         — Да так, ничего. Я вот, знаешь, думаю.… В тебе хоть что-нибудь живое есть?         — Ага. Позвоночник, который от тебя сломается.       На самом деле мне было даже не обидно. Особенно сейчас, когда физическое напряжение подкреплялось крайней степенью нервного. Левой-правой, левой-правой…         — У тебя ж все как у калькулятора.         — В числах?       — Нет, просчитано. Так делать следует, так нет…       Белый пес нещадно прогладывал окончания слов, и половину фразы приходилось додумывать самостоятельно.         — Может быть. Работа. Ты там бредишь?         — Работа.… А есть что-то еще? Для чего все это?         — Не всем, знаешь ли, утопии строить, — я остановился, чтобы перевести дыхание, — Всякий индивид это шестеренка в системе. Мое дело — быть исправной деталью.         — Зачем?         — Воспитывать вашу ликвидаторскую ораву.       — Зачем?         — Чтобы поддерживать дисциплину и мораль.         — Зачем?         — Ну, меня за это кормят, выдают зарплату. Достаточно? — ответа не последовало — Альберт, мать твою!         — Чего?       Наконец показался участок, свободный от люминесцентных грибов. Доползти бы.         — Не молчи, а то брошу.         — Думаешь, поможет?         — Не думаю, но выполняй, — я, наконец, смог оттащить Альберта на приличное расстояние от границы голубоватой растительности и, в изнеможении, буквально сбросил его на землю. Дальше идти не оставалось сил даже без груза за плечами. К горлу медленно подступала непонятной природы тошнота.         — И что дальше?         — Ничего. Ты бы что сделал?         — Не знаю.         — Тогда я тем более не имею понятия.       В здании что-то загромыхало, и эхо отдалось в голове мерзкой вибрацией. Может, показалось? Да не должно было, слишком реальный, четкий звук. Значит, гости.       Я перезарядил болтер и устроился у покореженного шкафа, увитого плющом. Хоть кого-нибудь да утащу с собой — пусть только сунутся, патронов хватит на всех, кто бы не шел по моим следам. Почему-то ситуация не казалась чем-то из ряда вон выходящим. Просто еще один день номера 131, полный злоключений и мрачной решительности.         — Что там?         — Жизнь твоя, — огрызнулся я, — Что-то.         — Ясно. Извини — не помогу, пушку забыл, — слова были сказаны уже как бы через дрему, неразборчиво и лениво.         — Извиняю.       Как видно, токсин, добравшись до меня позже, чем на остальных, действовал на организм с удвоенной силой. Безо всякого перехода картина перед глазами раздвоилась и покрылась нездоровыми пятнами.       Восприятие нырнуло куда-то, и я включился только когда храп раздался совсем рядом. Посильнее вцепился в рукоять болтера. Что-то завозилось впереди, зашумело. В проеме появилась горбатая поджарая фигура. «Порченные гончие!» — мелькнуло в мозгу. Я нажал на спусковой крючок и зверь, заскулив, шарахнулся в сторону. Мимо. Еще один выстрел, снова мимо цели. Ко мне, припадая на брюхо, подступила еще пара теней. Они не спешили нападать, выжидали, подбираясь все ближе и ближе. Гранатой их что ли? Да нет, чеку уже не выдерну, а жаль. «Вроде, вот только нес на себе товарища, а уже и сам на ногах еле держусь». Болтер выплюнул пулю еще раз и, выпав из рук, ударился об пол. Попытка поднять его не привела ни к каким результатам — присев, я уже не смог подняться. Стоя на коленях, нашарил на поясе нож- спуск вдруг оказался слишком тугим.       Мутанты, казалось, играли с добычей. Уже неуклюжая попытка вернуть себе оружие должна была стоить мне жизни. Они кружили уже совсем близко, переступая через неподвижно лежащего Альберта. Блеск клыков, облезлые шкуры и меркнущее сознание. В какой-то момент лобастая четырехглазая голова оказалась прямо перед мордой. Тварь открыла пасть, исторгнув потоки смрада, и тихо заурчала.         — Только сразу за горло, лады? — усмехнулся я и, сделав выпад ножом, провалился куда-то во вне. Последним четким звуком было рычание и визг раненного зверя.