За дождями небеса

- Проходи.       Я зашла в квартиру. В глаза сразу бросилось что-то, чего раньше не было. Вроде бы такая же квартира, какая и была раньше, но в ней что-то изменилось. Наверное, душа хозяина.       Парень прошел на кухню, чтобы поставить чайник. - Андрей, - я пошла за другом, - как ты?       Мы оба понимали, о чем я. Только произнеся эти слова я поняла, что сказала. В глазах хоккеиста сразу же отразилась боль. Неподдельная. Живая. Я сразу же поспешила исправиться. Обойдя барную стойку, разделяющую нас, я подошла к двадцать четвертому номеру вплотную и обняла его. По-дружески. Он и не сопротивлялся. Кисляк только лишь обнял меня за талию и уткнулся лицом мне в плечо. - Дашка, - он поднял голову, - я не знаю, как дальше жить. Вот вроде бы казалось, что хоккей – просто игрушка. А потеряв понимаешь, что не просто.       Я убрала руки друга с талии и посмотрела в его зеленые глаза. - Кисляк, я тебе обещаю, ты будешь играть в хоккей! Я убью этого Щукина, но ты будешь играть!       Сейчас искренне хотелось в это верить. Что только не скажешь ради друга. Теперь бы сделать это. Я сейчас балансирую на грани. Между потерей любви и потерей дружбы. Что важнее? Наверное, дружба. Особенно та, которая длится очень долго. Я так и не сказала Андрею о том, что мы с Егором встречаемся. Но ему и не обязательно об этом знать. Пока.       Уже на улице я не вытерпела и набрала номер Щукина. Невозможно видеть, как сидящий перед тобой друг гаснет с каждой минутой. Я просидела у хоккеиста полтора часа, а он ни разу не улыбнулся, не спустил колкую шутку. Только лишь известил меня о том, что Касаткину тоже поперли из клуба. А ведь она – виновница всех бед. Швабра размулеваная. Мне она никогда не нравилась. А после того, как я познакомилась с Егором – так вообще враг номер один для меня. - Егор, привет. А ты где сейчас? - стоя около подъезда, я обнимала себя за плечи, заметно нервничая. - Привет. Дома, что-то случилось? - Да. Мне нужно с тобой срочно поговорить. Я буду ждать тебя в парке недалеко от твоего дома.       Мы закончили разговор, и я направилась в назначенное место. Не знаю, что сейчас буду говорить, но несмотря на то, что мне Щукин небезразличен, Кисляк все-таки дороже.       Ждать долго не пришлось. Мы с капитаном подошли почти в один момент. - Даш, что случилось? - Сядь, нам нужно поговорить. - кусая губы, я присела на скамью. черт, кажется, придется использовать не одну гигиеническую помаду, чтобы вылечить свои и без того страдальческие губы. вот кто наградил меня такой привычкой - кусать губы, когда нервничаю?       Парень сел, ничего не понимая. Да и я сама бы не поняла многого, если бы меня вот так вот вечером выдернули из дома ничего не объяснив. - Егор, я понимаю, что это твое личное дело, но я все-таки скажу. Я не оправдываю Кисляка, но и не осуждаю его. В том, что произошло есть вина и Марины, и Андрея. И вина Касаткиной в этом куда больше. Она хотела тебя позлить, а Андрей просто пользовался ею, как и многими девушками ее возраста. Она знала, что вы помиритесь, она знала, что теми губами, которыми она целовала Кисляка, будет целовать тебя, она знала, что будет обнимать тебя, спать с тобой. Она все это знала. А вот Андрей мог реально думать, что вы расстались. - И что ты этим хочешь сказать? - Я хочу сказать, что ты не видишь, а я вижу, как Кисляку больно, плохо. Он угасает. А все это из-за какой-то шалавы. Тебе не кажется это глупым? - По-моему, кто-то сегодня несет полнейший бред. - Нет. Даша, ты сама мне сегодня говорила, что тебе было ужасно противно от того, что человек, которого ты любила изменил тебе. Мне тоже больно. - Егор, изменяют не физически, а морально. И тут точно нужно корить Касаткину. Кислый тебе не изменял. А вот насчет измены я, кстати, хочу напомнить тебе одну ситуацию. Помнишь, когда Андрей попал в больницу, а потом ты провожал меня до дома? Ты тогда изменял Марине морально. Ты говорил мне, что любишь. Потом же ты тоже с чистой совестью смотрел ей в глаза. Подумай над этим.       Я встала и пошла по направлению к дому. Я слишком устала за сегодня.