Падшая

Минако сидела на кухне и докуривала сигарету, в то время, как на улице взревел двигатель дорогого автомобиля. Она окинула взглядом стул, на котором пару минут назад сидел Кунсайт, но теперь он был пуст. Как и этот дом, как и ее жизнь. Она поежилась от внезапно холода, пробежавшего мурашками по ее спине, сделала последнюю затяжку и пошла собираться на работу. В горле осела горькая отрава ее слов. Отчего всем мужчинам нужно указывать, что ей делать? Почему все они хотят единолично решать, что для нее лучше? Она и сама этого не знала, она просто пыталась делать то, что ей нравиться и наблюдать, куда ее это приведет. Это и был ее рай, настоящий, чувственный. Она хотела грубо выражаться, когда тебе что-то не нравиться, пить шампанское по будням, потому что у тебя хорошее настроение, танцевать, чтобы заработать себе на жизнь. Может быть стриптиз это не то, как бы она хотела танцевать, но по крайней мере она была свободна с этой работой. Она хорошо помнила, как ее муж пытался приструнить ее, сделать из нее образцовую домоседку, или, в крайнем случае, отдать ее на работу по специальности. Она рассмеялась в голос в пустой комнате, когда вспомнила, что у нее образование учителя младших классов. Она представила себе двойную жизнь: утром учить маленьких детишек, что нельзя задирать юбки девочкам и крутиться на высоких перекладинах, а вечером делать все наоборот, работая стриптизершей. Минако представила себя этакой Стриптереллой и снова рассмеялась. Ее муж не был плохим человеком, он просто был очень правильным, очень зажатым в рамки социума, очень зависел от чужого мнения. Он желал ей лучшего, но их взгляды на лучшее не совпадали. Она хотела танцевать, блистать, быть вечно молодой, наслаждаться жизнью, свободой. Раньше она хотела разделить все это с ним, но потом поняла, что это так же невозможно для него, как для нее заниматься хозяйством и цветоводством. Едва она представляла свою жизнь через два года с этим человеком, сломленную, подчиненную его воле, переживающую из-за того, что не выжала тертую тыкву, прежде чем добавить ее в тесто, и ей хотелось выть. Она била тарелки от тоски, когда он запирал ее дома, чтобы она не сбегала на кастинги мюзиклов. Он каждый день говорил ей, как она прекрасно справляется, какой вкусный ужин она приготовила и какой красивый у них газон благодаря ее стараниям. Он хвалил ее, надеясь, что она найдет в этом призвание. Он не хотел, чтобы соседи и его родители перешептывались, что он женат на второсортной актрисе с бродвея. Не хотел, чтобы Минако в чем-то подозревали, чтобы ей завидовали и распускали слухи. Он хотел красивый дом и примерную семью, как у всех. Он ждал, он надеялся, что она выкинет все это из головы и смирится. Но она прекрасно знала, что это не так, и с каждым днем ее неудовлетворенность возрастала. Она все больше ненавидела стены собственного дома и человека, который своей заботой хотел сломать ей жизнь. Она не хотела обижать его, он не сделал ничего плохого с общепринятой точки зрения, чтобы ненавидеть его. Но все же, она ненавидела, его трусость, его одержимость быть как все, даже его фамилию. Минако Ко. Ко-ко-ко, какая ерунда. Но однажды она больше не смогла терпеть. Больше не смогла стискивать зубы, притворно улыбаясь гостям, не смогла вежливо просить почтальона класть газеты на крыльцо, а не кидать на лужайку, не смогла следить и стричь этот долбанный газон ровно на восемь сантиметров в высоту. Не смогла следить за малейшими нарушениями и сбоями в системе работы дома, подклеивать отошедшие обои, смазывать скрипящие двери, вызывать сантехника, чтобы поменять прокладку на кране и вызывать кровельщика, потому что птицы свили гнездо под их крышей. Она сходила с ума от мелочности этих поступков, от их несущественности, она глотала успокоительные каждый раз перед тем, как в гости заходили соседи, чтобы обсудить других соседей. Голова ее шла кругом от приторного притворства этого идеального семейного мира, в котором на самом деле ни один человек не был счастлив. Муж уже привык к ее истерикам, когда она больше не смогла существовать в этом театре, в котором не было конца затянувшейся пьесе о неудовлетворенной женщине. Женщине, которой хотелось блистать, которая могла это делать, но ее упрямо запирали на кухне. Она представляла себя Золушкой, которой не удается вырваться от злой мачехи на бал. Она сдалась, она сказала ему честно, что старалась, но проиграла этот бой с самой собой. Она требовала развода, но он решил, что это лишь очередной ее каприз, она била тарелки, а он делал вид, что читает газету. Он не дал ей развода, но Золушка все-таки сбежала на бал. *** Кунсайт гнал машину домой. Скорее, домой, укрыться от собственных поражений. Он сдал Минако все позиции, сдал свое спокойствие, свою уравновешенность, свой холодный рассудок, он разрешал ей крутить им, как ей вздумается. Он положил на ее алтарь свою гордость, он был готов все ей отдать только что. Все, что он нажил своим трудом, все к чему стремился и все, что так рьяно оберегал. Он был готов перетерпеть пересуды о его свадьбе на стриптизерше. Он готов был помогать ей, исправлять понемногу ее характер, дать ей привыкнуть к роскоши. Он пожертвовал самоуважением, он гонялся за стриптизершей по городу, словно оголтелый. Он, хоть и неосознанно, отдал ей на растерзание свое сердце, и она с удовольствием проткнула его шпилькой своих блядских туфель. Она изменила его, поставила весь его мир с ног на голову. Он делал вещи, которые никогда не позволил бы себе в здравом уме, но он потакал ее капризам. Он отдавал все свое свободное время девушке, которую совершенно не знал. Он никогда раньше так не делал и вот почему. Теперь он хорошо запомнит, почему нельзя отключать голову. Он скрылся в своей квартире и не стал включать свет. Он небрежно скинул ботинки и плащ, и закурил прямо в коридоре. Так он тоже никогда не делал, но какая теперь разница. Девчонка уничтожила все его привычки, его сущность, просто ради развлечения. Коварная дрянь никогда не говорила о себе, никогда не намекала. Справедливости ради стоит отметить, что и он не сильно мучил ее расспросами. Но он здраво предполагал, что такие новости она скрывать не будет. Кунсайт взял со стола тарелку и метнул ее в стену на манер фрисби. Зачем она все время делает это? Это совсем не помогает. Стало только хуже, теперь его обременяет необходимость убирать осколки. Он сел на свой белоснежный диван, раскинув руки в разные стороны по его спинке, он запрокинул голову и изучал свой собственный потолок, такой же чистый, как мысли в его голове. Он морально устал и больше не хотел о ней думать. Пусть живет в своем доме Ниф-Нифа, танцует голой, попадается на кражах, грубит прохожим. Пусть обхаживает своих клиентов так же, как когда-то охмурила его. Он сделал затяжку и выдохнул дым в потолок. Может быть, она сделала это специально, без всякой причины, как и множество других ее поступков. Может быть, она хотела посмеяться над ним, как смеялась этим вечером. О, с ней приключилась настоящая истерика, он выставил себя настоящим дураком. Нечего бросать спасательный круг тем, кто в этом не нуждается. Он знал об этом. Знал, но забыл. - Ладно, - решил он. Ладно. У него были воспоминания о веселых денечках, проведенных в компании шикарной женщины. Он просто забудет обо всем остальном. Сделает вид, что этого не было. Вернется к своему истинному я. Найдет женщину, которой нужен шикарный дом с лужайкой. Которая будет готовить ему нормальный ужин, которая будет скромна и опрятна. Которая будет работать в офисе, если, конечно, захочет, которая родит ему несколько детей. Найдет идеальную, женщину - противоположность Минако. Найдет женщину, с которой он будет выть от тоски на Луну по ночам, но которая никогда не ранит его сердца. Он даже знал одну такую. *** Тем вечером Минако вошла в клуб подавленная грузом собственных мыслей и воспоминаний. Она осмотрела маленькую, заполненную пошлым бельем гримерную комнату. Конечно, она хотела блистать не так, и одинокой она быть тоже не хотела. Единственное, что ей нравилось в клубе, это то, как она управляла здесь мужчинами. Они не скрывались за масками, они хотели ее, желали, они показывали это. Их глаза горели при взгляде на нее. Она была их выходным пособием, их праздником, который помогал им справляться со своей серой скучной социально-безопасной жизнью. Она прошла к своему столику и, положив лицо в чашечку сложенную из ладоней, долго рассматривала его в зеркало. Что она ожидала увидеть там? Женщину, которой она хотела стать? Подтверждение собственной правоты? - Как там твой супер-бойфренд? – Спросила Усаги, у ее отражения, присаживаясь на пуфик за ее спиной. Минако не нужны были никакие доказательства правоты. Она просто не могла по-другому, она выбрала этот путь как единственный для себя возможный. Это не было прихотью, это был единственный способ, чтобы не закончить свою жизнь в дурдоме или в ванной со вскрытыми венами. - А, - Минако сморщилась и махнула рукой в знак того, что это дело конченное. *** - Женишься? – Спросила Минако, едва зайдя в комнату, в которой в кресле сидел Кунсайт. Он не собирался приходить сюда и успешно справлялся с этим целых полгода. Но Нефрит, который до сих пор был не в курсе произошедшего, снова устроил ему здесь вечеринку, объединив его день рождения и мальчишник. - Да. – Сухо сказал он. За полгода он научился абстрагироваться от любых мыслей, включающих в себя присутствие Минако. Она была все такая же: стройная, красивая, с ярким макияжем и накладными ресницами. В черном белье и чулках с кружевной резинкой и на безумно высоких каблуках. Минако начала танцевать, мягко покачивая бедрами и разводя руки в стороны. Кунсайт следил за изгибами ее тела и понимал, как он скучал по ним. - Она… - он начал говорить, чтобы отвлечься. - Она скромная, милая, любит цветы, - перебила его Минако сладким голосом, растягивая слова, будто она только что проснулась, и ей было лень говорить. Она обошла его сзади и склонилась над его ухом. Ее руки скользнули по его плечам и предплечьям, слегка массажируя их, чтобы он расслабился. – Не имеет вредных привычек и хорошо готовит. Минако снова предстала перед его взором, сделала «волну» и очертила руками с обеих сторон линию своей груди, талии, бедер. Кунсайт тяжело сглотнул. - Она любит детей и животных, всегда опрятна, - танцовщица резко обернулась вокруг своей оси, ее волосы описали круг возле нее, словно лучи солнца. – Вы наверно уже присмотрели домик с белым фасадом и коричневой крышей. – Она медленно перекинула длинную ногу через него, описав дугу в воздухе. Прием подействовал на Кунсайта безотказно. У него было дежа вю. Все его забытые чувства разом нахлынули на него, но он старался сохранять безразличное выражение лица. Девушка опустилась на колени рядом с ним, и властным движением раздвинула его ноги шире, чтобы она могла поместиться между ними. Дыхание перехватило. - Она наверное носится, готовится к свадьбе, занимается обустройством дома, - голос ее был томительно сладок, а плечи двигались в такт музыке, когда она расстегнула лифчик и он сполз вниз. – Покупает шторы и сковородки им в тон. Она сжала свои наливные груди руками с тонкими пальчиками с кроваво-красным маникюром. - Она просто идеальная женщина, - сказала она, целуя его колено и чуть выше него. Ее пальцы щекотали ямочки на его лодыжках под носками. Она скользнула руками вверх, к коленям, а потом по его бедрам, с силой, надавливая на них. Она приблизилась к его лицу и прошептала, - Но она не я. В глазах ее была насмешка, улыбка затерялась на ее губах. Она смотрела прямо в его серые глаза, поддернутые дымкой возбуждения, и смеялась. - Долбанная ты стерва, - протянул Кунсайт ровным голосом. Но в душе его разливалась тоска. Как он раньше не видел этого? Она с ним играла, смеялась над ним. Минако засмеялась над этим выпадом и поднялась с колен. Шоу было еще не закончено, но продолжаться не могло. Минако надела лифчик и вышла из комнаты. Она не могла не признать, что почувствовала некоторое извращенное удовольствие от своей выходки. Ровно год назад, он мнил себя хозяином жизни и смотрел на нее сверху вниз, как на человека второго сорта, проститутку. Он говорил ей о том, как многое может себе позволить, как всегда получает, что хочет. И теперь он женится, как все остальные, чтобы доказать что-то, не понятно кому. Только чтобы не уронить свое лицо, чтобы быть как все и даже лучше. Ультранормальным. Да, ей было смешно, смешно смотреть, как люди сами загоняют себя в клетки и захлопывают за собой дверь, лишь бы не встречать Рождество и День Святого Валентина в одиночестве. Она досконально знала тип женщины, которую бы выбрал себе в жены Кунсайт. Все они выбирают милых, теплых, домашних, полную противоположность Минако. Минако горько усмехнулась, когда-то и она тянула на себе эту маску, стараясь изо всех сил понравиться окружающим, сделать счастливым своего мужа. Но все это было не про нее. *** Кунсайт ждал Минако у черного выхода и курил. Она удивилась, увидев его здесь. Она решила, что он пойдет собирать свою растоптанную гордость в бокале чего-нибудь покрепче в компании своих друзей. Он смотрел на нее исподлобья, пока она приближалась. На ней был не смытый яркий макияж с красной помадой, а волосы заделаны в привычный длинный хвост. На ней была новая бесформенная толстовка и джинсы-скини. Словно и не было этого года. - Пойдем, - сказал он и направился к выходу из переулка. Минако, напротив, остановилась как вкопанная, скрестила руки на груди и изогнула бровь. - Это что еще за нахер? – Спросила она, у нее не было настроения жеманничать. Кунсайт разочарованно цокнул языком. - Ты можешь хоть раз сделать, что просят? - Могу, когда кто-нибудь другой попросит, - пояснила она свои сомнения. Кунсайт был ее любовником, очень давно, теперь это в прошлом и он женится. Минако не могла назвать ни одной причины, по которой бы стоило идти с ним. - Я хочу показать тебе кое-что, - сказал он спокойным, тихим голосом. Минако хотела съязвить, что она там уже все видела неоднократно, но почему-то решила промолчать. Иногда, по выходным, когда в ее спальне начинала течь крыша, она скучала по его присутствию. Они сели в такси, Кунсайт на переднем сидении, Минако на заднем. Она подобрала под себя ноги и курила в окно. Затем, не зная чем себя занять, начала ощупывать свои карманы и нашла жвачку, взяла в рот сразу три подушечки. Они остановились около стеклянного вестибюля высокого жилого здания. Кунсайт расплатился с таксистом и пошел впереди, вошел в здание. Он поздоровался с консьержем, и нажал кнопку лифта. Двери не успели захлопнуться, и в лифт вместе с ними вошла ухоженная пожилая дама, на каждой руке у нее было кольцо с бриллиантом размером с кулак. Женщина попросила Кунсайта нажать на семнадцатый этаж, и с неприязнью взглянула на девушку с очень ярким макияжем. Она решила, что Минако проститутка, и брезгливо отступила на шаг назад. Минако было все равно, что какая-то наседка думает о ней, ее мало интересовали привычки дамы и ее взгляды на жизнь. Женщина продолжала рассматривать Минако, и та начала чавкать жвачкой, намекая, что пялиться на нее тоже не совсем прилично. Когда женщина акцентировала внимание на ее подведенных красной помадой губах, Минако раздула огромный пузырь из жвачки, и посмотрела женщине в глаза с вызовом, затем лопнула его ногтем, накрутила жвачку на палец и со смаком снова сунула ее в рот. Женщину, казалось, тот час стошнит. Кунсайт с трудом сдерживал улыбку, наблюдая за этой сценой немого противостояния. Наконец щелкнул лифт, извещая о прибытии на пятнадцатый этаж, и они вышли. Женщина проводила Минако презрительным взглядом. - Ты прав, привести меня к себе домой было очень оригинальной идеей, - саркастически заметила она, переступая порог квартиры. Кунсайт щелкнул выключателем. Церера не жила в его квартире, они всегда жили отдельно и собирались съехаться только после свадьбы, это было мило и целомудренно. Минако скучающим взглядом окинула его квартиру, шикарный диван из белой кожи, стеклянные столики из закаленного стекла, дорогущий сияющий кухонный гарнитур и итальянский кафель, плазменный телевизор во всю стену. Изящные дизайнерские люстры, двери в несколько спален, отличный вид из окна. Икебаны в углах, фотографии знаменитых фотографов на стенах. Квартира была шикарной и уютной, дизайнеры постарались на славу. Она помнила все эти хлопоты: выбрать столик, чтобы он был удобен и для тебя одного и когда придут гости, чтобы он гармонировал с прочими цветами в интерьере, но не сливался, чтобы его можно было использовать для чтения, настольных игр и по возможности было удобно закидывать на него ноги. И так с каждым предметом в квартире. Она моментально вспомнила все эти бесконечные походы по мебельным магазинам, разговоры с продавцами, сравнение цен, снятие мерок. Она была так рада, что все, что ей пришлось выбирать в свое новом доме, это зеркало на стену. Ее совершенно не волновало, что рыжий диван не походит к голубым стенам, и здесь она заново почувствовала радость от этого. - Неужели тебе не хочется всего этого, нормальной жизни, которую я тебе предлагал, - Кунсайт стоял сзади нее и опустил руки на ее плечи. Минако поняла, что он последний раз пытается купить ее. Она горько усмехнулась. - Раз уж тебе так хорошо, от всего этого, - сказала она, поворачиваясь и заглядывая в его лицо, - тогда зачем тебе я? – Кунсайт смотрел за малейшими изменениями в ее поведении, он ожидал, что она придет в восторг от его квартиры, от роскоши, которую она, должно быть, никогда в своей жизни не видела. Он решил, что она сбежала от деспотичного мужа, пьяницы, ведь в его мире от хороших мужей не уходят. Она наблюдала за его лицом, ей было немного жаль его. Он не в состоянии осознать, в какую ловушку попал, и чего будет стоить из нее выбраться. Он проживет всю свою жизнь с нелюбимой женщиной и будет счастлив только по праздникам, и когда будут заходить повзрослевшие дети. Он проведет свою жизнь на работе, перебирая бумаги и подсчитывая цифры, каждый год он будет мечтать об отпуске, только чтобы хоть чуть-чуть отвлечься. Он будет иногда забегать к ней, пока она еще работает, чтобы забыть во время приватного танца о том, что он когда-либо был женат. Он смотрел на нее, надеясь найти ответы на свои вопросы в ее безразличном взгляде. Она поднялась на носочках и поцеловала его, очень просто и нежно, в губы. На удачу. Она провела ладонью по его щеке. Закрутила прядь его волос на пальчик. - Не нужно думать, просто будь счастливым. – Она открыла ему свой секрет, хотя не знала, поймет ли он когда-нибудь всю его суть. Она убрала его руки со своей талии и вышла за дверь. *** Муж до сих пор любил Минако. Все еще ждал, когда она одумается, все еще верил, что она вернется. Он звонил ей по праздникам, чтобы поздравить, справиться о ее самочувствии, спросить, что она ела на обед. Спросить, не собирается ли она возвращаться. Минако ненавидела эти его звонки, потому что именно по праздникам, больше всего хочется вернуться. Особенно на такие, как Новый Год, Рождество и день рождения. Домой, под родное крыло. Испечь пирог и печенье, есть их с молоком у камина. Распаковывать красивые обертки подарков в теплом свитере и домашних мягких штанах. - Чем ты занимаешься? – Всегда спрашивал он, потому что беспокоился за нее. - Тебе не понравится, - безжалостно отвечала она, оставляя его в неведении. Он знал, где она живет, но она запретила ему приближаться к ней. Она дала ему адрес на всякий случай. Всякий случай в ее понимании ограничивался двумя вариантами: если она попадет в больницу, или ее убьют в этом районе по дороге с работы. Она знала, что стоит ему услышать, что она работает стриптизершей, или даже просто танцовщицей, и он тут же приедет и заберет ее домой, даже если для этого ему придется нацепить на нее смирительную рубашку. Она знала, что ее муж не выдержит того, что на ее голое тело смотрят посторонние мужчины. Это в конце концов вызвало бурную реакцию даже у того, кто к ней вообще не имел никакого отношения, у Кунсайта. Но ей отчасти нравилось это делать именно поэтому, именно на зло мужу. Она вообще много чего делала с извращенным наслаждением в попытке расквитаться за то время, когда строила из себя прилежную девочку. Раскидывала вещи, которые ее никто теперь не заставит убирать, курила и сбрасывала пепел на кафель, наслаждалась скрипом половиц, никогда не вызывала кровельщика, чтобы заделать протекающую крышу. Муж всегда требовал от нее идеальной чистоты в уютном доме, и никогда не уступал ей, потому что боялся, что потеряет свою авторитетность. Но Кунсайта это не волновало, когда он был с ней. Он легко позволял себе потакать ее желаниям и играть в ее игры, может быть, он просто был более зрелым, чем ее муж. Но иногда ей действительно не хватало присутствия Кунсайта по выходным. Она вспоминала, как надевала его рубашку вместо платья, и была в ней неотразима. Она вспоминала о нем, когда криво красила ногти на правой руке, когда танцевала под громкую музыку, но без зрителей это было не то. Она вспоминала о нем, когда ей хотелось процитировать диалог из мультика, но под рукой не было никого, кому бы она могла бы отдать вторую роль. Она вспоминала о нем, когда купленного алкоголя было слишком много для нее одной. И когда на завтрак не было ничего, кроме кофе. Она вспоминала его мужской парфюм, когда сворачивалась калачиком в кровати, а за окном бушевал ливень. Она вспоминала его, когда ей было скучно идти домой. Она часто его вспоминала. Она думала о том, какую историю он для нее придумал. Может быть, что она сбежала от жизни из трейлера, как Рей? Или что она избалованная, испорченная деньгами дамочка, которая однажды потеряла все, как Усаги? Или может быть, он правда думал, что ей нравится то, что она делает? Минако хмыкнула. Нет, люди его круга, и круга ее мужа не смотрят на ее деятельность, как на работу. Они не могут представить, как в такое место можно попасть добровольно. Некоторые даже складывали легенды, как их опаивают наркотиками и удерживают в таких заведениях силой. - Ты не собираешься вернуться? – Снова спросил голос ее мужа в телефонной трубке. Он позвонил поздравить ее с днем всех влюбленных. «С Днем Святого Валентина, любимая», - сказал он и она скривилась. Она цокнула языком. Ее порядком достало, что он не понимает, что все давно уже закончилось. - Ятен, а ты не собираешься дать мне развод? – Спросила она. - Нет, - сказал он просто, им обоим надоело обсуждать эту тему. Минако представляла, как Ятен с утра до вечера трудится в своей клинике, и некому даже сделать ему сюрприз на день всех влюбленных. При живой жене. Ей стало почти жаль его. Иногда она думала, что если он до сих пор работает так же, как раньше, то он вполне мог и не замечать ее отсутствия, обманывать себя, что она есть. Что она там, с ним, просто их графики не совпадают. Если бы она была нормальной, то у них была бы чудесная семья. Врач и учитель. Благородные профессии самоотверженных людей. Ей было жаль, что он так сильно ошибся в ней. Как и Кунсайт. *** Кунсайт пытался вспомнить свои ощущения от пребывания с Минако, в ее доме. Это было сложно, потому что там он никогда не задумывался над тем, что чувствовал, просто жил. Он вспомнил, как однажды Минако посмотрела «Рататуй» и взялась помогать ему на кухне, воображая себя изысканным шеф-поваром-мышью. Она добавляла на сковороду капельку соевого соуса и поводила носом, восклицая: «Это то, как готовила моя мама!», а потом смеялась над собственным глупым подражанием. Он сказал, что она больше похожа на ведьму, которая готовит зелье, и злобно смеется. Тогда она сказала, что будет Измой, а он Кронком из «Похождения императора». Он готовил, а она периодически подбегала и бросала что-нибудь в сковородку, со словами: «Теперь ты умрешь, Куско!». Она испортила все блюдо, и когда он обвинил ее в этом, сказал, что этим и правда можно убить, она сделала из рисового рагу шарик и бросила в него. Он не остался в долгу. Они бегали по ее гостиной и бросались едой до тех пор, пока ей не нужно было собираться на работу. Она громко материлась в ванной, вычесывая рис из волос. Кунсайт улыбнулся этому воспоминанию. Он не мог представить себе, что когда-нибудь еще сможет позволить себе такое поведение. С Минако он много смеялся и всегда был в хорошем расположении духа, она заставляла его забыть, что в этом мире есть какие-то правила приличия. Кроме того раза, когда она выкинула его телефон в окно и он проспал работу. Потом он хотел позвонить и сказать, что не придет, но телефон с лужайки украли какие-то проходимцы. Он попросил позвонить с ее телефона, но она отказала. Она сказала, что он может позвонить из магазина, там есть автомат. Они отправились в магазин, и пока он разговаривал по телефону, что был на входе, она сунула ему в руки мармелад и ананас, и крикнула: «Бежим!». Ни разу не бывавший в такой ситуации Кунсайт растерялся, глядя на злое лицо приближающегося хозяина магазина. Он хотел объяснить ситуацию и за все заплатить, но Минако подтолкнула его и утянула за руку. Ему пришлось бросить трубку и бежать так быстро, как он только мог. Минако бежала немного позади и смеялась на бегу, от смеха у нее ноги подкашивались. Они вбежали в ее дом и заперли дверь. Она сползла по стене, ее душили одышка и хохот. - Ты что, чокнутая? – Осознавая произошедшее, накричал на нее Кунсайт. – Я могу просто заплатить за все это! – И он со злостью кинул мармелад на пол. Их могли поймать, и что он тогда сказал бы на работе? Что он не смог придти, потому что грабил магазин? Ему не хватало на мармеладки? Он даже не закончил разговора, он только успел сказать секретарше, что плохо себя чувствует и бросил трубку, бедная девушка наверное решила, что у него случился сердечный приступ. Минако до сих пор хохотала без умолку. Она достала из-под куртки бутылку шампанского и протянула ему, чтобы он открыл ее. - Да успокойся ты, я уже за все заплатила, - смеялась она. Он удивленно вскинул бровь. – Сказала хозяину, что ты звонишь в общество защиты потребителей, чтобы пожаловаться на него. Кунсайт снова улыбнулся. В тот раз эта дрянь так его напугала, что у него действительно чуть не случился сердечный приступ. Он подозревал, что в ней все-таки есть склонность к сумасшествию. Если подумать, то в том домике Ниф-Нифа он не делал ничего, кроме как получал удовольствие и улыбался. Он надеялся, что его новый дом принесет ему столько же радостных воспоминаний. Он пытался представить Цереру, хохочущую до упаду или бьющую тарелки в приступе ярости, но не мог. Он знал, что Церера другая, и он хотел быть с ней счастливым, тихим, спокойным семейным счастьем, любить ее «земной» любовью. От нее не срывало крышу, он не хотел идти ради нее на подвиги, но она все равно была неплоха. Уже хотя бы тем, что она не вытаскивала его из привычного мира. Можно было вести себя, как ему было удобно, разговаривать ровным голосом, не снимать маску безразличия, приказывать и повелевать. Она даже была хорошей, почти идеальной. Такой, какую жену всегда хотят мамы для своих сыновей. «Но она не я». Кунсайт вспомнил эту фразу, слетевшую с губ Минако и насмешливые искорки в ее глазах. Это действительно так. Минако точно описала Цереру, идеальная женщина. Минако не была рождена для брака. Ей невозможно было управлять. Он не мог представить ее в фартуке. Только если в одном только фартуке. Она ни за что не согласилась бы выйти за него замуж, даже если бы была не окольцована. Может быть, она даже соврала, чтобы отказать ему раз и навсегда. Он знал об этом ее качестве на уровне подсознания и если бы он хотя бы немного анализировал ситуацию, он бы понял это заранее. Зачем же он спрашивал ее об этом? Он стукнул кулаком по диванной подушке. Минако была прекрасна, как она есть, ей не нужно было меняться. Он же не хотел изменить Цереру, почему он был так несправедлив к Минако? Она просто всегда хотела чего-то настоящего, яркого, острого, чтобы шипами под кожу, чтобы все нервы на пределе. Он рвано выдохнул воздух из своей груди. Все это прошлое. Завтра он женится. *** Минако открыла дверь в шелковом халате, который сползал с одного плеча и с сигаретой в руке. Она видела машину Кунсайта из окна, поэтому знала, кого она увидит за дверью. Он был во фраке, а в его руках была бутылка вина. - Я сбежал со свадьбы, - сказал он. Она вскинула бровь, спрашивая, причем тут она. Но она все равно отступила в сторону, пропуская его в дом. Она достала два бокала и кинула штопор на стол. – Это все из-за тебя. – Снова нарушил тишину Кунсайт. Он не был красноречивым человеком. Не был эмоциональным и несдержанным. Но он хотел так многое заключить в этой простой фразе. Он хотел сказать, что это она научила его бегать, неадекватно реагировать в критических ситуациях, не считаться с чужими чувствами. Это благодаря ей он смог отказаться в последний момент, не раздумывая, что люди будут потом говорить об этом. Он так же хотел сказать, что он не просто бежал, он бежал в этот дом, к ней. Он не мог представить себя счастливым в другом доме, пусть даже дорогом и красивом. Он хотел сказать, что выбрал ее, даже несмотря на то, что она грязнуля, грубиянка, не умеет готовить и никогда не будет прилежной женщиной в полном смысле этого слова. Несмотря на то, что она никогда не выйдет за него замуж и, несмотря на то, что какие-то мужчины смотрят на нее на работе. Он может ей все простить, потому что без нее гораздо хуже и он больше не может представить себя без нее. Минако села за стол, посмотрела в его серые глаза и мягко улыбнулась, как будто все поняла. - Тогда оставайся, - сказала она.