Смешанные чувства

Читая между строк своей судьбы, ты отвечаешь себе на один единственный вопрос: кем ты хочешь быть. ММ не боялась идти по жизни с гордо поднятой головой - к этому обязывали профессия, достоинство и... имя. Но когда вокруг каждый день мелькают назойливые тени, а чья-то судьба рушится прямо на глазах, оставляя после себя лишь вафельное крошево и остатки сладковатого крема на губах, становится досадно. И страшно. Страх порождает чувство озлобленности и неуверенности в себе, доводя почти до безумия, и потом уже и не вспомнишь о профессии, достоинстве... А имя останется навсегда. Как послание из другого мира; как клеймо, которое не сотрешь. Десять лет назад стремиться к чему-то казалось очень важным, почти жизненно необходимым, но сейчас, на закате двадцати шести лет, все условности рухнули. Она больше не может нести на себе всю тяжесть непосильного груза. Вспышки софитов уже не греют своим теплом, как раньше - их холодный свет оставляет темные ожоги и багряные рубцы на внутренней стороне кожи, глубоко внутри. Где-то... - О чем думаешь, Мария-тян? Этот вкрадчивый голос звучит весело и участливо, но ММ знает, каков на самом деле его обладатель. - Это ты, да? - вяло произносит она, даже не повернув головы, прекрасно зная его единственное слабое место. Продолжительная пауза за спиной не сулит ничего хорошего, однако другого и не надо. «Это ему в отместку. За «Марию-тян». И плевать, что в следующую секунду кресло резко разворачивается на сто восемьдесят градусов, а тело вжимается почти в самую спинку. Плевать, что серые раскосые глаза в нескольких миллиметрах от ее собственных пронизывают стальным блеском, до внутренностей, так пугающе спокойно и безучастно. Словно препарируют взглядом, разбирая на мелкие составляющие, и собраться заново нет возможности. К тонким губам возможно навсегда приклеилась неестественная улыбка, и каждый раз, как ММ видит этого человека, ее бросает в дрожь от явного контраста. Он все еще изучает ее, а на воротнике его безупречного костюма едва заметен одинокий след красной помады. Когда-то давно, когда ММ еще не исполнилось и шестнадцати; когда она еще не была ММ, но находилась в шаге от того, чтобы стать ею, она мечтала, что, избавившись от оков проклятого имени, сможет переписать судьбу, обмануть Богиню Неудачной Любви, стать любимой. ММ - атеистка, но когда-то давно она верила в Бога, верила в домик на берегу реки, как начитывала ей мама, в простую жизнь провинциалки... Когда же это было? Может, лет в пять? В пятнадцать лет веру в Бога она променяла на деньги, и все бы ничего - жить проще, когда в карманах лежит пара толстых пачек купюр - вот только в двадцать пять она перестала верить... И стало завидно к самой себе, пятилетней, за пряничный домик на берегу реки и тихий нежный шепот мамы. А Бьякуран не нежен совсем. И шепот его, свистящий, полон фальши; и руки его, блуждающие, ощутило на себе много женщин; и губы его, мягкие губы довольного кота, обманчиво сладки. - Прекрати! - хриплый голос срывается на крик и тонет в тесных стенах гримерки. ММ чувствует омерзение и к нему, за то что продолжает пользоваться ее слабостью, и к себе, за то что никогда не может его остановить. - В чем дело? - с чуть сбившимся дыханием вторит ей мужчина. - Не нравится? А ММ молчит, потому что и сказать-то нечего. Когда-то она могла запросто заткнуть за пояс любого. Когда-то она много чего могла. - Убирайся, - приглушенный, почти слабый рык былой гордости, которой почти не осталось. Бьякуран смотрит пристально и как будто удовлетворенно. Мимолетное движение вперед, и ММ вздрагивает, но ничего не успевает сделать. Этот раунд она тоже проиграла. На щеке пылает невесомый след прощального поцелуя.