Однажды в Азкабане

Я стала судорожно вспоминать всё, что знала о волшебных палочках. Какая древесина для каких людей подходит, что может представлять из себя сердцевина, и какой длины могут быть палочки. Моя личная палочка, проданная мне Джервейсом Олливандером в одиннадцать лет, была пятнадцать дюймов, из кедра с сердцевиной из жилы дракона. Её сломали прямо в зале суда. Один из самых ужасных моментов в моей жизни. Ведь она прошла со мной всю школу и все три курса университета. Но сейчас было не время жалеть о ней, а лучше вспомнить факультатив по артефакторике, который у нас на пятом курсе в течение полугода вёл Гаррик Олливандер, сын владельца того магазина из Косого переулка. Потом у него умер отец, и ему пришлось оставить Хогвартс, чтобы самому возглавить фирму. Некоторые прочили ему великое будущее, было бы интересно узнать, как он поживает. Так вот, Гаррик говорил, что не умеючи, лучше не браться за изготовление палочки, потому что последствия неумения, незнания или небрежности могут стать роковыми для владельца такой палочки. Но у меня-то выбора нет. Я же не могу послать сову к Гаррику с заказом. Он-то точно умеет делать палочки не хуже отца, а некоторые утверждают, что даже лучше. Узнать бы из какого дерева изготовлена моя ложка. Другого материала всё равно нет. Чем её обрабатывать, когда нет даже пилки для ногтей — я пока не представляла, но обязательно попытаюсь придумать. Пусть не самая длинная получится, но на семь или восемь дюймов можно рассчитывать смело. Ещё нужен клей, и самое главное — сердцевина. Вот тут точно никаких проблесков вдохновения не наблюдалось. Гаррик вообще признавал только три сердцевины — перо феникса, волос единорога и сердечную жилу дракона. Спросить, что ли у Карригана, не будут ли нас кормить мясом сдохшего дракона? И не раздобудет ли он мне сердце этого бедолаги, желательно в сыром виде. Остальные составляющие мне и подавно недоступны. Но есть же и другие сердцевины! И что-то такое я помню. Был у нас такой парень на Рэйвенкло, который с нами, слизеринцами, общался охотно, который по слухам стал потом изготавливать контрабандные палочки, да и вообще всякие артефакты. Имени я его почему-то не помнила, но фамилия какая-то простая — то ли Саттер, то ли Поттер… нет, был какой-то Поттер на Гриффиндоре, ах да, Скитер. Так вот, Скитер уверял, что любое магическое существо, будь то хоть дракон, хоть домашний эльф, хоть гоблин, может дать ингредиент для палочки. Только надо знать от кого — что, и желательно это существо прикончить — тогда сила палочки возрастёт в несколько раз. Зверство конечно, но мне-то этого не нужно. Вспомнить бы, что мы тогда говорили про гоблинов, это ещё очень всех рассмешило. Я судорожно напрягала память и страшно жалела, что сама не сильно увлекалась палочками. И вдруг вспомнила — ну конечно, Скитер говорил про волосы гоблина, что надо брать именно три волоса, причём с височной части. Смех вызвало то, что волосатых гоблинов никто не встречал. Но это когда я училась. Позже в банке не раз видела волосатых гоблинов, правда у всех волосяной покров начинался чуть ли не на затылке. И в основном это была молодёжь. Но у меня-то под боком есть Кариган. Его бы отвлечь и вырвать с виска три волоска, а можно и просто попросить — он добрый. Ха-ха, три раза. Не даст он ничего, не дурак же. Итак — всё, что мне нужно для палочки — мел, чтобы рисовать руны на полу, нож, хотя бы самый крохотный, или вообще — бритву, три волоса Каригана, ну и что-то клеящее для дерева. Ложка вызывала сомнение, рассмотрев её внимательнее, с горечью поняла, что больше, чем пяти дюймов мне из неё не выжать при всём желании, да и волокна шли по косой, а значит, даже ровно расколоть не получится. Озарение пришло оттуда, откуда не ждала. А именно, когда настала пора справить нужду. Великий Мерлин! Да у меня целое сооружение из дерева! А я горюю! Ползала вокруг своего клозета, притворяясь, что меня тошнит, если мало ли, кто-то подкрадётся, а сама внимательно рассматривала, из какого места смогу отщепить что-то стоящее. Таких мест оказалось целых три. Я запомнила их, но пока трогать не стала. Сначала следовало раздобыть всё остальное. И быстро — неизвестно, как скоро палочка может понадобиться, очень уж коварный взгляд бросил на меня напоследок Гёрклун. Первая попытка раздобыть нужное произошла в тот же вечер. Я слышала шаги Брана, слышала, как он раздаёт ужин моим соседкам, и страшно переживала, что до меня он даже не дойдёт. Но напрасно. Притопал всё-таки. Остановился перед камерой, отводя глаза. Впервые на моей памяти. Плохой признак. — Ужин вам сегодня не полагается, мисс, — объявил скучным тоном. — Неважно, — ответила я и схватила его за руку, вызвав всё же изумлённый взгляд и увидев в его зрачках своё отражение. — Мне нужны ножнички и пилка. — Зачем? — он подозрительно уставился на мои волосы. Но руку отдёрнуть не спешил, уже плюс. — Вот! — показала ему пальцы левой руки с обломанными и обкусанными ногтями. — Пожалуйста, Бран. Я так больше не могу! Больше минуты он рассматривал мою руку, о чём-то размышляя. Потом выдал: — Спрошу у начальства. Вот спасибо! Я едва всё не испортила ядовитым ответом. Подышала для верности, и посмотрела на мрачного тюремщика самым умоляющим взглядом. — Ты же видел! — слёзы навернулись на глаза почти без усилий. — Он ничего мне не даст! — Могла бы согласиться, — дёрнул он плечом и освободил свою руку из моего захвата, и снова отвёл взгляд, — тогда меня бы не пришлось ни о чём просить. Я не верила своим ушам. Он это что, серьёзно? — Да за кого ты меня принимаешь? Слёзы моментально высохли, и я, гордо развернувшись, быстро отошла от решётки. Как же обидно было такое услышать именно от него! Он утопал, и я вдруг поняла, что очень голодна — просто-таки зверски. Ну почему так всё плохо-то? И ведь никому ничего плохого не сделала. Ну, почти. *** Пока размышляла, что ещё мне нужно для счастья, то бишь — для побега, поняла две вещи. Ужин мне всё-таки оставили — хлеб лежал на полу в камере у самой решётки, аж три ломтя — стопкой. И в Азкабане есть крысы! Одна уже с вожделением пристроилась к моему хлебу! Недолго думая, схватила деревянное сабо и с силой запустила в нахалку. И к своему удивлению попала! Крыса пискнула — а может, мне показалась и юркнула из камеры, отхватив половину ломтя. Где она скрылась, смотреть не стала, взяла оставшийся хлеб и поняла, что обкусали его со всех сторон. А есть после крысы — это ж надо совсем с голоду умирать. И не мог Браншретер хотя бы намекнуть, чтобы я сразу забрала?! Расстроилась, конечно, но не слишком. Попила воды и села дальше на новый матрас думать о создании палочки. Хлеб держала в руках и не заметила, как мну его в руках, вокруг рассыпались крошки. Не поленилась, встала и собрала все крошечки до единой — мне совсем не улыбалось, если крыса на эту приманку заберётся ночью ко мне на матрас. Все слепилось в один комок, и я продолжила мять этот хлебный мякиш, порадовавшись, что есть чем занять руки. Варварство, конечно — так переводить продукты, но раз уж случилось, не выбрасывать же просто так. Надумала немного, мечтала в основном о разном. А пальцы, мнущие хлеб, покрылись корочками, оттёрла слюной и опять вмесила в общий комочек. Со слюной он даже чуть легче разминался. Поэтому иногда плевала на руки, чтобы снять прилипшие крошки. Так прошло четыре часа, если конечно я правильно рассчитала, что ужин у нас в семь, а вечерний обход камер в одиннадцать. Хлебный мякиш к тому времени стал упругим, и мять его было одно удовольствие. К решётке на этот раз подходить не стала. Браншретер обойдётся. Однако, каково же было моё удовольствие, когда увидела Каригана. Я радостно подскочила и бросилась к нему — поздороваться. Он тоже улыбнулся мне как обычно. — Мисс, даже не скажешь, что вас лишили ужина. Я всегда удивлялся, какая вы у нас оптимистка. Комок хлеба, в котором уже вряд ли его можно узнать, я благоразумно оставила на матрасе. — Послушайте, Кариган, у вас нет ножниц или хотя бы пилки, — я показала ему свои ногти, — я бы прямо при вас… Пожалуйста. Он смутился сперва, видимо приказ ничего не давать был у них у всех. Но потом ласково посмотрел на меня и кивнул: — Ну, пороюсь, подождите. — С этими словами, белокурый гоблин склонился к своему поясу и стал рыться в кармашках. А его голова оказалась прямо перед моим носом. Затаив дыхание, я что есть силы дёрнула за прядку на виске — всего-то три волоска, хотя может и пять. Кариган, не отрываясь от поисков, почесал висок, и стал искать дальше. — Вот иголка с ниткой — заштопать что, я бы дал, этого добра много, — с огорчением произнёс он. — А вот ножниц не ношу. — Ой, — «обрадовалась» я, — мне как раз нужно прореху на штанах зашить. А как же нитку — зубами обрываете? — Ну зачем зубами, — усмехнулся он и показал на ожерелье на шее. — Острее бритвы. Он дал мне моточек черных ниток и большую иглу. — Часа хватит? Я всё заворожённо смотрела на его ожерелье. Эти когти — они ведь… — Нравятся? — заметил гоблин мой интерес. — Очень, — кивнула. Он посмотрел на меня с прищуром, а потом вдруг снял с шеи и распутал проволоку, на которую эти когти были нанизаны. Выбрал самый маленький с краю, снял его и протянул на ладони мне. — Только не показывай никому, — на лице его засветилась грустная улыбка, когда я, ахнув, с нежностью приняла подарок. — И осторожно — острый. — А чей? — «не удержалась» от вопроса. — Дракона, — прошептал Кариган. — Здорово! — Ну мне пора, — засобирался самый добрый гоблин. — Через час зайду забрать иглу. Иглу с ниткой отложила, а вот на коготь не могла налюбоваться — это же какое богатство. Что я точно знала про палочки — так это про драконов. Любая часть дракона: будь это кожа, чешуя, сердечная жила, когти, кости, клыки, кровь — это отличная магическая сердцевина для волшебной палочки. Только вот беда — такая сердцевина тяготеет к тёмному магу, к тёмным же ритуалам, ну и в бою показывает себя отлично. Вообще магическая мощь в драконьих останках зашкаливает. Теперь у меня опять появились две проблемы — что использовать в своей палочке — гоблинские волосы или коготь, и второе — где прятать такую вещь, как коготь? Для начала вплела коготь в косу, пропустив несколько волосков в отверстие на основании, получилось, что снаружи его совсем не видно. На этом и решила пока остановиться. Гоблинские волосы — там было девять прочных волосков длиной шесть с половиной дюймов — сплела в один жгутик. И нацепила на запястье наподобие браслета, прикрытый рукавом рубашки, в глаза он уж точно не бросался. Жалко было расставаться с иглой, но зашедшему через час Каригану пришлось её отдать. А добрый малый вытащил из кармана пирожок и протянул мне. Засыпая, я понимала, что для создания вожделенной палочки, мне не хватает лишь клея для палочки и мела для рун. Это было замечательно, что всё остальное практически больше не нужно. Вместо ножа и коготь использовать можно. Да и не слишком нужно — одна из составляющих деревянного сооружения моего личного туалета, представляла собой веточку, не меньше десяти дюймов, оставалось её только извлечь оттуда, аккуратно расщепить, или продеть внутрь волосы или коготь, и оживить с помощью рун. Всем этим решено было заняться утром, после завтрака. Как раз пригодится каша — если будет достаточно жидкая, ею ведь и руны нарисовать можно. *** Утром я с трудом отлепила от косы комок хлеба, рядом с которым так неблагоразумно уснула. Он затвердел, и выглядел просто каменным, хотя, наверное, внутри ещё мягкий. Спрятала в матрас, решив, что сгодится, в случае чего, запустить какому-нибудь гоблину в голову. Желательно в висок — там у них уязвимое место. Облюбованная веточка извлеклась без особого труда. С большой палец толщиной с одной стороны, к концу она заужалась где-то до размера мизинца, и была почти ровной. Да ещё с трещиной от верхнего края почти до середины. Мне и расщеплять её не нужно — почти. Довести трещину до конца труда не составит. Задумалась о клее. В принципе, у меня остался моточек черных ниток. Если бы их клейким чем-то пропитать, то обмотав вокруг готовой палочки, может получиться даже красиво. Пряча заготовку в свой тайник, наткнулась на каменный хлебный комок, и меня осенило — если он так к волосам моим пристал, что даже пара волосков на нём так и осталась, то клейкость в нём хорошая, разве что сделать более мягким. Ну это просто — слюны побольше, можно даже пожевать. Браншретер появился с завтраком вовремя. Молча и угрюмо протянул мне миску, и я спрятала улыбку, увидев, что она наполнена до краёв. И хлеба протянул два куска. — Спасибо! — не удержалась от благодарности, мысленно убеждая его побыстрее убираться. — На здоровье, — буркнул он и ушёл практически сразу. То ли мысли читал, то ли боялся, что ещё чего-нибудь попрошу. Кашу — жидкую пшёнку, хорошо разварившуюся — я сразу переложила в кружку, радуясь, что она у меня достаточно вместительная. Остатки поспешно доела. Оба куска хлеба, вожделенно их погипнотизировав, оставила для клея. Теперь мне надо было, чтобы Бран забрал миску быстрее и оставил меня одну. Он всё не появлялся, поэтому я занялась делом — принялась разжёвывать хлеб. Как же это было вкусно, с трудом удержалась, чтобы не проглотить. Вывалив скользкую и липкую массу на кусок от старой газеты, я не решилась сразу разминать, сделала вид, что занимаюсь чтением. Раздались шаги, я тут же вскочила с пустой миской и встала у решётки. Подошёл Браншретер, забрал миску, взглянул непонятно и утопал. И я принялась за дело. Сначала была очередь «клея». Промесить такое жидкое соединение было непросто, газета мешала, пришлось месить прямо на пыльном полу, где песчинки мешались с мелкой каменной крошкой. Понадеялась, что на клейкость это не повлияет. Хлеб со слюной я перетирала пальцами до тех пор, пока полужидкая консистенция меня не устроила. Палочку извлекла из тайника, расщепила почти до узкого конца и остановилась. Дальше и не обязательно — прочнее будет. Потом поняла с грустью, что как бы не был мал коготь, прочно вклеить внутрь палки его будет проблематично. Да и острый предмет хотелось оставить себе на всякий случай. Так что смазав оба разреза хлебным клеем, аккуратно прилепила в середину жгутик из трёх волосков Карригана, соединила половинки и прижала тапками. Затем весь моток чёрной нитки разматывала и пропитывала в клейкой массе. А затем приступила к обмотке палочки, начав с узкого конца. И хотя кольца нитки я укладывала вплотную, с силой притягивая обе половинки друг к другу, у меня ещё осталось около метра этой толстой нити, когда я закончила. Для верности, оставшуюся хлебную массу нанесла сверху получившегося изделия, постаравшись втереть круговыми движениями. Палочка мне уже безумно нравилась, даже такая влажная. И я уже предвкушала, как буду ею действовать. Но для ритуала оживления, или попросту — активации, необходимо, чтобы она просохла. Жаль, у меня нет ничего тёплого для ускорения этого процесса. Засунула обратно в прореху матраса своё новое сокровище, решив подождать несколько часов. Авось засохнет. Боялась одного — что каша к тому времени тоже высохнет, и рисовать ею будет проблематично. Пришлось её постоянно помешивать, добавляя немного воды каждые полчаса. Пила прямо из-под крана. К голоду притерпелась. Занять себя было нечем, газету я всю уже прочла раза три, так что занялась восстановлением браслета на руку. Ходить со жгутиком гоблинских волос мне понравилось — почти украшение. А у меня самой-то тоже волосы имеются, так чем хуже? В итоге периодически дёргала у себя волоски, вплетая в новый жгутик, только теперь уже чёрный. Он получался плотным и блестящим. Провозилась с ним весь день, до самого ужина. Полуметровая змейка теперь мало походила на аккуратный браслет. Обернула вокруг запястья несколько раз и закрепила. Получилось мило.