Однажды в Азкабане

Следующие три дня я не могла даже думать без содрогания про повторное выползание на стену. И надо сказать, это спасло меня от разоблачения. Потому что каждую ночь теперь, примерно около полуночи, Бран счёл своим долгом меня навещать. В первый раз пробыл часа два, после чего ушёл, во второй раз смог вырваться на час в полночь и ещё зашёл под утро. А в третий раз и вовсе остался на всю ночь. Утром он меня разбудил самым приятным образом, а когда позже мы приходили в себя, вдруг сказал, осторожно гладя мои волосы, разложенные по подушке: — С тобой так хорошо, Эсми. Даже здесь… Он замолчал, а я не мешала, это явно было не всё, что он хотел сказать. — Я уезжаю домой, не будешь скучать? — Буду, — спокойно ответила я. — Надолго? Он грустно улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать. — На неделю. А может, немного больше, — Бран погладил меня по щеке и резко поднялся. — Пора уже. Я его проводила до решётки, волоча за собой одеяло, получила напоследок ещё несколько торопливых поцелуев, и вернулась в постель. Раз уж Брана не будет неделю, грех не воспользоваться. Значит, к ночи нужно хорошо выспаться. Как ни жутко вспоминать было первую вылазку, а за меня никто побег не устроит. Проснувшись к завтраку, я съела кашу на молоке, сердечно поблагодарив Хана, потом честно занялась домашним гоббледуком, пока не раззевалась так, что едва не вывихнула челюсть. Скучно учить язык одной. От этой мысли я даже взбодрилась. Вот же балда, могла бы Брана использовать и практиковаться. Всё веселее бы было. Дементоры заявились, когда я почти была готова. Вот ведь, забыла с этими волнениями и свадьбой, что нынче понедельник. — Привет, друзья! — сказала я на гоббледуке. — Сегодня поделиться кровью не могу. Силы нужны. Прилетайте через неделю. Дементоры понурились, правый мотнул головой. — Да ладно вам, зачем просто так прилетать? Куча жестов было мне ответом. — Хорошо, понимаю, так положено, да? Ну ладно, немножко крови налью, но верёвка очень нужна. — Для наглядности показала им обмотанную вокруг талии простыню. И уточнила: — Длинная верёвка. Унывали дементоры недолго, выпили по паре глотков моей кровушки и улетели. Я присела на матрас, ожидая их, всё равно сразу после кровопускания выбираться на стену бы не решилась. По-хорошему надо было часок подождать. А лучше чем-то подкрепиться, но кроме воды у меня ничего не было. Запасы ведь делать перестала, решив питаться ради ребёнка получше. Так что всё съедала. А могла бы подумать про ночную прогулку. Дементоры явились спустя полтора часа очень несчастные. Верёвку не нашли, но опять натащили мне птичьих яиц. Это ж сколько они гнёзд уже разорили?! Вот и хороший перекус. Приободрив ребят, что они молодцы и яйца мне очень нужны, я строго велела им в четверг без верёвки не являться, а если и явятся, крови не получат. После чего велела проваливать и не морозить мне камеру. Улетели, даже показалось, что вздыхали горестно. Я же ещё немного потянула с вылазкой, отваривая яйца. Но съесть смогла только пару штук, остальные шестнадцать положила в уже вынутый из стены сейф. Ну что сказать, выползти наружу я смогла. Получилось даже ловчее. Во-первых, примерно знала уже как вылезать, каким боком, куда девать руки и ноги. Во-вторых, углубления сверху и снизу второй раз делать было не нужно. И всё равно, страшно снаружи было до жути. Выдерживая силу воли, я таки продержалась минут двадцать, зависнув неподвижно между небом и океаном. Основательно замёрзнув, с большим трудом вернулась обратно в камеру — плохо гнулись руки и ноги. Но по крайней мере, в этот раз я дрожала куда меньше, и истерику не устраивала. Да — страшно, да — безумие, но лазают же люди по скалам. И чем я хуже? Спала после вылазки тревожно, но на следующую ночь повторила подвиг. Даже дважды. Страху натерпелась вдвойне, но жутко собой гордилась. Минуты три в последнюю вылазку даже за простыню не держалась. Жалко, что делать пока больше ничего не могу, кроме как прилипать к холодной шершавой стене, да вдыхать солёный запах свободы. Днём я кушала и отсыпалась, хорошо ещё, что кормить стали вкуснее. Видимо пошли на это, потому что я беременна, и потому что все они из одного клана, а я вроде как жена их соплеменника. Неважно, мне главное было, что кормят вкусно, а уж почему — их дело. В четверг дементоров я поджидала с интересом. Прилетят, или нет. Всё-таки мою просьбу они должны были понять. Прилетели. Ну что сказать, удивили они меня не на шутку. Это была рыболовная сеть. Огромная. Они всё втягивали её и втягивали. Я, честно говоря, была в шоке. Нет, конечно, дело хорошее, верёвки там было много. Но усеянная тиной и прочей пакостью, эта запутанная сеть воняла рыбой настолько сильно, что меня замутило. И где интересно я должна была её прятать? Да чтоб гоблины её со своим супер-нюхом не учуяли. Пришлось идти к окну, брать один из гвоздей с булавой и ползти наружу. Гвоздь вбиваться не хотел, но я была настойчива. И таки смогла всадить его в щель между камнями примерно в десяти дюймах от края окна. Призвала дементоров и велела повесить эту сеть на гвоздь снаружи. Втолковывать пришлось долго, но ребята в итоге сообразили, и сеть была вывешена у моего окна как флаг. Если увидят снаружи, то разве что там буквами не написано, что узница готовит побег. Можно было, конечно, надеяться, что раз с этой стороны ни лодок, ни причала, ни вида далёкой земли, то никто и не плавает. А с другой стороны, так рисковать… Хотела я просто сбросить сетку вниз, когда, упившись кровью, дементоры улетели. Но так жалко стало прочной верёвки. Особенно канатика потолще, что шёл по краю сети. Кстати, та была чинена-перечинена и явно не так давно использовалась по прямому назначению. Неизвестных рыбаков даже стало жаль, но ненадолго. Мне нужнее сейчас, а потом попрошу дементоров отнести сетку обратно хозяевам. Решила я рискнуть и оставить сеть на денёк, но никак уснуть не могла от переживаний. В итоге встала и решила вдруг испробовать один метод. А что, если частями запихивать сеть в мою выемку с водой и очищать кинжалом? Сказано — сделано. Сеть втягивала в камеру потихоньку, работа была тяжёлая, так что я старалась не надрываться. Замочив первую часть в воде, опустила кинжал. Вода вскипела, очищаясь. Готово! Вытащила кусочек сети из воды и попыталась понюхать, вот только остальная сеть, пропахшая сильно, определить степень исчезновения запаха мешала. Решив, что хуже не будет, упорно стала прогонять сеть через эту систему. Протащить, примять ко дну, опустить кинжал. Протащить, прижать ко дну, опустить кинжал. К утру я закончила с нейтрализацией запаха и очисткой сети, которая горой высилась возле задней стены камеры, до завтрака оставалась два часа. А вот путь от «окна» к углублению был широким и мокрым. И явно зацепившим запах. Отмывала пол и стену наволочкой, отстирывая её в углублении с помощью всё тех же очищающих свойств кинжала. Потом грела воду, чтобы постирать то, что было на мне, да и помыться самой, уже с мылом. С грустью поняла, что мыльных шариков осталось всего две штуки — на одну полноценную помывку. Еле успела надеть чистую смену одежды, а сеть расстелить в несколько слоёв под матрасом, когда появился Хан. Парень добродушно поставил миску, полную похлёбки, а потом повёл носом, принюхиваясь. Я похолодела, судорожно пытаясь придумать ложь. — Что-то не так? — смогла спросить спокойно. — Вкусно пахните, риш-литэ, — смутился Хан. — У моей матери было как-то мыло, так же пахло. Но оно дорогое очень. — Бран подарил, — призналась я пониженным голосом. — О-о! — только и ответил Хан, посмотрев уважительно. Мы ещё немного поболтали, и он убрался вместе с миской. Мне очень хотелось спать, но надо было что-то решать с сетью. Распутывать её, наверное, придётся долго, а стоило ли это того, я не знала. До самого ужина я спала без задних ног, только шаги Хана и разбудили. Вставала неохотно, чувствуя себя разбитой. Но отказаться от ужина никак не могла — теперь я не только за себя отвечала. О том, что встала, не пожалела. На ужин была мясная похлёбка с картофелем! Не удержавшись, смела её почти одним махом, под взглядом опешившего Хана. И посмотрела жалобно: — Добавку можно? — а самой стыдно, столько мяса за ужин я ещё не съедала. И кто бы знал, что я так соскучилась по картофелю. — Я не знаю, — ответил Хан осторожно, забирая миску. — Пойду, спрошу. Пока он ходил, я умылась, не особо надеясь на возвращение с добавкой. Сделала пару простых упражнений для бодрости, так чтобы ужин боком не вышел. Переплела косу и глотнула подостывший чай. Гулкие шаги вдалеке заставили улыбнуться. Гоблин явно что-то нёс, и это был Карриган. Я поспешила к решётке. — Ну здравствуй, — поздоровалась первая с улыбчивым охранником. Даже миска полная той же похлёбки не слишком озаботила. Честно говоря, я и так уже была сыта. А поговорить с гоблином хотелось. — Как там Бран? — Твой муж сейчас в поселении, Эсми, — откликнулся Карриган со своей вечной ласковой улыбкой. А у меня даже внутри ёкнуло от слов «твой муж». Захотелось приосанится и состроить высокомерную физиономию «замужней дамы». Но не вышло. Не научили меня быть правильной замужней дамой. Вместо этого хихикнула совершенно по-девчоночьи и призналась в ответ на удивлённый взгляд. — Непривычно звучит. А когда мой хм… муж вернётся? — Ждём к концу недели, — усмехнулся Карриган. — Поверь, Эсми, ему тоже непривычно. Такой молодой, а уже женатый. — Молодой? — спохватилась я. — А сколько ему лет? Уж не соблазнила ли я несовершеннолетнего, пусть и по гоблинским традициям? Мне что-то стало не по себе. — Да всего сорок семь, — ошарашил меня Карриган. — Мальчишка ещё. Во мне тут же родилось столько вопросов, что я никак не могла озвучить — на язык лезли все сразу. Глубоко вздохнув и вычленив самый главный, осторожно спросила: — А сколько вы вообще живёте? — Около трёхсот, — охотно поделился Карриган. — Нет, есть, конечно, долгожители. В нашем поселении даже, ещё крепкая старушка-целительница, ей уже четыреста семнадцать. Но раньше-то дольше жили. И до пятиста могли. Мне совсем грустно стало. Волшебники тоже долго живут, но, чтобы триста! Умру я древней старушкой, а Бран ещё полтора века будет один мыкаться, потому что с другими ему нельзя? Печально. На вопрос Карригана я это и озвучила. А он только посмеялся. Но тут же извинился и объяснил: — Да тебе можно не волноваться. Ты уже и крови Брановой испила, и других гм… жидкостей. И надо тебе сказать, конечно же, до тебя жён из волшебников не было ни у кого из наших. А вот побратимы случались. Пусть давно и неправда, но у прадеда Брана был друг-волшебник. Спасли по паре раз друг другу жизни, и коротко говоря, решили брататься. Выпили по чарке крови друг у друга. Так прадеда Брана стала палочка слушаться, а друг его волшебник триста восемьдесят лет прожил. Дети его ещё дружили с детьми его побратима. Внуки-то уже нет, другая жизнь пошла. А для детишек издали даже учебники. Двое старших вполне могли общаться с нашими на гоббледуке. Да где им было. В селение людям ходу нет, побратим там или нет. Вот я и узнала, откуда у них вообще книжка взялась обучающая. Жаль, что вызнать фамилию того волшебника не получилось. Карриган её якобы не помнил. Настаивать я не стала. — Значит, и я не смогла бы попасть в селение? — спросила с трепетом. — Понятно, что я тут пожизненно заключена. Но теоретически? — Эсми, да ты что? — расширил глаза Карриган. Но тут же сам понял, наверное, что у меня из Азкабана хода нет. И с печалью во взоре ответил: — Ну конечно, случись такое, что тебя выпустят отсюда, Бран тебя не отпустит и с собой заберёт. И ребёночка ни за что не оставит. Ты же его жена, вы семья уже — а это совсем другое дело. У тебя вон, и гон был, как у настоящей гоблинши. И покусала его по-нашему. Да ещё и брак подтвердили. Я же из его речи вычленила одно — ребёночка Бран заберёт по-любому. Хорошо, если даст покормить немного. Н-да. Конечно, я его люблю, и доверила бы воспитание сына без вопросов. Да только того малыша, что уже растёт внутри, я люблю ещё больше. И намерена сама воспитать его, чего бы мне это не стоило. Всё это лишь укрепило меня в моём решении бежать из тюрьмы. Не быстро, сначала всё тщательно продумать. И вызнать, как потом связаться с Браном. — А тебе сколько лет? — решила я быстренько сменить тему. — Если не хочешь — не говори. — Ну почему же, — улыбнулся Карриган. — Тебе можно. Скоро сотня будет. Через три годика. Я Брану старшим кузеном прихожусь. Наши матери сёстры. Гёрклуну, вон семьдесят два. Тоже молодой совсем. Он тоже кузен Брана, их деды были братьями. У меня уже голова кругом. Но я продолжила: — А Хан? — Сын сестры Брана. Племянник. Хан — юнец ещё. Тридцать три года. Их сюда в тридцать только и присылают, после малого совершеннолетия. — А полное совершеннолетие в пятьдесят? — В сорок пять. Так что Бран твой совершеннолетний, не волнуйся. — А родители Брана? — решила я ковать железо, пока горячо. — Сколько им лет? — Матери его сто семьдесят, — охотно отвечал Карриган. — А отцу чуть больше двухсот. Бран — поздний ребёнок. Всё-таки жениться у нас принято пораньше. Лет до восьмидесяти. Я, вон, тоже припозднился, да пока не сходится. Впрочем, что обо мне? Интересно нам, как твои свёкор со свекровью новость встретят. Вот Бран поехал известить, как полагается. Могут и запереть, что самовольно женился, не спросясь, да потом всё равно смирятся. Наследник ведь единственный. Да и Бран не таков, сбежит к тебе, так что не пугайся так. Меня пугало, что Брана могут изгнать, а не запереть. Ладно бы на своей женился, не спросясь. А тут на человеческой девушке. Ладно, что волноваться до времени. Приедет — узнаю. — Спасибо тебе, — вздохнула я. — Приходи ещё поболтать, ладно? — Я с удовольствием, Эсми, — закивал он. — Спасибо, что позвала. Карриган заторопился, сетуя, что добавку я так и не съела. Но разрешил миску до утра оставить. В задумчивости я погрела мясную похлёбку уже проверенным способом — подержала в кипящей от кинжальной магии воде, периодически помешивая ложкой. К ночной вылазке нужно было подкрепиться. Осилила меньше половины и спрятала остатки в схрон, после вылазки тоже горячего поесть можно. Новая вылазка получилась эпичной. Решила воспользоваться сетью. Резать её на верёвки передумала, всё-таки сплести заново вряд ли смогу так, а вдруг она мне целиком пригодится. Так что привязала сеть к решётке с помощью одной цепи. Продела в два крайних кольца одну скобу с большим трудом. Забивать пришлось булавой, крепление в итоге получилось мёртвым. Как разбирать стану, решила думать, когда вернусь. Благодаря цепи, сеть свесилась с окна чуть не на двадцать футов, а может и больше. Решив, что страховка мне не нужна, иначе продвинуться далеко не смогу, я решительно полезла на стену, цепляясь за боковые канатики сети. Вниз не смотрела в этот раз, чтобы раньше времени не струсить. Благодаря сети, я теперь могла делать себе ступеньки ниже. Дрожа от страха, но не такого уж сильного как первые разы, я тихонечко сползала вниз, доставала кинжал из ножен, висящих на шее, и ковыряла очередную ступеньку между камнями. Работа меня даже согрела, я спускалась всё ниже, но ни на секунду не забывала, что внизу пропасть. Когда ноги, обхватывающие сеть, ощутили вдруг пустоту, я тут же полезла обратно, ощущая, как сердце бьётся где-то в пятках. Но на мою беду сеть запуталась, раскрываясь. Потеряла один канатик, стала второй рукой цепляться за ячейки, а они казались не такими прочными — для рыб сделаны, а не для человека. В итоге не знаю, что я сделала неправильно, но запаниковала и руки на миг ослабели. А тут ещё верёвки в некоторых местах обледенели и стали скользкими. И этого хватило, чтоб я сорвалась и рухнула вниз, с мысленным истошным криком. Голос отчего-то пропал. Правда летела недалеко. Как уж так получилось, что я оказалась внутри сети, не знаю. Чудо, не иначе. Я как в гамаке висела над пропастью абсолютно без сил. Боялась пошевелиться, чтобы не порвались ячейки сети. Хотелось набраться сил, но в таком положении я запросто могла замёрзнуть насмерть. Достала онемевшей рукой палочку и наколдовала время. Ужаснулась — почти четыре утра. Ничего себе я работала! А потом пришло понимание: Я колдовала палочкой! Она работает! А наверху меня будут ждать бойцы! Или не будут? Я же снаружи колдовала. Подумав — а мозги у меня явно тоже промёрзли — решила, что пропадать, так с музыкой. И наколдовала обогрев на свою тушку. Через пару минут стало даже жарко. Обледенелые верёвки сети тоже прогрела и просушила магией. А заодно кастанула заклинание повышенной прочности. И ведь все заклятия руки помнили. И выходили чары легко, палочка слушалась меня идеально. Очень не хотелось в карцер, но возвращаться надо было немедленно. Магии я потратила немало на энергозатратные заклинания, и второй раз могут не получиться. Как ползла наверх даже не вспомню, но было сложно. В комнату я вывалилась, опять забыв обо всём. Но к моему счастью у решётки не было ни одного гоблина. Пронесло! Я рухнула на свою постель и захохотала. Лежала и смеялась, раскинув руки. Потом пришлось вставать, втягивать сеть обратно в камеру и пытаться выбить клин из цепи. Задача оказалась не из простых. Провозилась почти до утра, работая тяжеленой булавой и используя вторую цепь в скрученном виде как некий верстак. Поотшибала пальцы, смотреть страшно было на обе руки. А уж грохот какой устроила — мёртвых разбудить могла. И как никто не прибежал? Восстановив в камере образцовый порядок, несмотря на усталость, погрела себе воды и остатки мясной похлёбки. Перекусила, поставила миску и кружку на железный столик, переоделась в ночнушку и мирно заснула. Как ни странно, за пять часов выспалась прекрасно. И к завтраку была бодра, умыта, заплетена и одета. Кстати, мыла руки, опустив в водоёмчик кинжал, и все ссадины и синяки постепенно исчезли. Да здравствует волшебная сила кинжала! Даже шрамика на пальце, так и белевшего после свадебного ритуала тоненькой твёрдой полоской, не осталось. А когда пропал мой детский шрам от ожога на ноге, я уж не знаю. Наверняка тоже как-то кинжал повлиял. Хан был довольно весел, вручил мне миску с омлетом, два больших ломтя хлеба, толстый кусок сыра и кусочек масла. Я даже спрашивать не стала, за что такое чудо. Мигом соорудила бутерброды с маслом и сыром. И смаковала ещё тёплый омлет, закусывая бутербродом и запивая горячим чаем. До чего пошла сытная жизнь! — Скажи, Хан, — утолив первый голод, я поглядела на довольного охранника. — Меня теперь из общего котла для охраны кормят? Или отдельно такую вкуснятину готовят? — Из общего. Из нашего, то есть, — покладисто отозвался Хан. Он даже на пол сел, хитро скрестив ноги, в ожидании, пока я поем. Явно расслабился. — Остаётся мало, у всех аппетит хороший, да и молодёжи сейчас много на обучении. Так Харна сразу для вас откладывает, чтобы мы всё не сожрали. Это наша кормилица. Она и в целительском деле понимает. Всё хочет вас проведать, да боится, что не примете. Она вас тогда обыскивала. — А мне казалось её Глонди зовут, — удивилась я. — Или Харна — это её звание? — Глондирель — это её имя, — пояснил Хан, опасливо оглянувшись. — По имени, да ещё сокращённому её только дядька Карриган решается звать. — Ой, передай ей огромное спасибо за такую вкусноту! — воскликнула я. — И конечно, если можно, пусть приходит. А она из какого клана? Ну то есть… — Наша она, — улыбнулся Хан. Улыбка парню очень шла. — Из селения. Нянькой была у Брана. А когда он сюда подался, согласилась тут готовить для наших. То есть для всей охраны. Раньше-то, говорят, ели так себе, что ни попадя, готовили по очереди сами стражи. Так я передам? — Конечно! Я буду очень рада её посещению! Ну вот смешные, как будто я могла быть против посетителя! Тем более целительницы. Я-то совершенно не смыслила, что и как у меня с беременностью, нужно ли что-то делать, и прочие вопросы. Так может она расскажет. Глондирель Харна… Интересное имя. Хан ушёл, унося две миски, а я достала свою книжку по гоббледуку. Только взялась за новую рассказку из гоблинского фольклора, как услышала лёгкие шаги женских сапожек. Но сразу за ними послышались более тяжёлые шаги. Карриган. Интересно. Я подлетела к решётке, с нетерпением ожидая визитёров. — Здравствуйте, риаш-литэ! — сразу поздоровалась я почтительно с невысокой гоблиншей. Я плохо её запомнила в прошлый раз, тогда другие мысли волновали. А сейчас увидела, что она даже старой не выглядит. Такая симпатичная, с длинным острым носом, большими глазами и длинными оттопыренными ушами. На голове хитрая причёска, фигура как песочные часы: талия нереально тоненькая, а грудь и бёдра выдающиеся. Ростом пониже меня на полголовы, одета в шерстяное зелёное платье, скрывающее сапожки. Рукава до середины кисти и горло закрыто. Сверху жилетка со множеством карманов, ещё и мехом оторочена. На широком поясе висят всякие приспособы и нож. Всё это я рассмотрела за пару мгновений. Харна даже смутилась, по-моему, от моего уважительного обращения, но была довольна. И Карриган за её спиной мне одобрительно покивал. — Рада вас видеть, риш-литэ, — сказала она на гоблинском. А потом оглянулась на Карригана: — откроешь, или нам с риш-литэ до вечера ждать? У смешливого гоблина слегка вытянулась физиономия от короткой отповеди, он поджал губы и загремел ключами. Харна стрельнула в него глазками и вошла в открытую камеру как королева. Я тут же предложила ей присесть на застеленную постель, что она и сделала. А потом вскинула взгляд на Карригана: — Можешь идти. У нас женские разговоры! Карриган лишь кивнул без улыбки, запер камеру и удалился. После его ухода нянька Брана сразу расслабилась и посмотрела с хитрой улыбкой. — Сначала гостинцы! И на кровать посыпались подарки: конфеты — штук двадцать в цветных обёртках, пакет грецких орехов, две больших плитки шоколада, кулёк сахара кусочками, несколько кусков ветчины, завёрнутых в салфетку, и ещё несколько склянок с притёртыми крышками. — Карманы с расширением, — пояснила она мне и стала называть склянки: — тут бодроперцовое, мало ли простудишься. Тут просто оливковое масло. В хозяйстве пригодится. Это витаминное — при беременности первое дело, по паре капель в кружку воды утром и вечером. А вот эта с расширением бутылочка. С трудом достала. Там концентрированный мыльный раствор. На твою лохань, — она кивнула на выемку в полу, — пары капель хватит. Только если очень грязное бельё, можно четыре капли добавить. После этого мне вручили гребень, зеркальце — чуть не расцеловала гостью, и книжку — чуть не расцеловала второй раз. — Любовный роман, — объяснила мне гоблинша. — Его мне один приятель посоветовал. Я пыталась по нему узнать, как живут люди. Дрожащими руками я схватила книгу. Открыла и едва не застонала вслух: она была написана вручную, пусть и очень красивым почерком. Но ещё и на гоббледуке. — Один друг переписал мне её на гоббледуке, — пояснила литэ Харна. — Теперь вам интереснее будет учить наш язык. И не поспоришь. Я искренне принялась благодарить за все подарки, особенно за отрез ленты, моток прочной нити и иголку. — Ума не приложу, чем вредна иголка для вас, — беспечно пожала плечами гоблинша. — Вот ножницы — да, запрещено, ножи тоже. А иголка — экая беда. А обрезать нитку сможете о заусенец на решётке. Надеюсь, вы сможете всё это спрятать? — Конечно смогу, риаш-литэ! — заверила я. — Да ну, к чему церемонии, — хихикнула гоблинша. — Вы моего мальчика таким счастливым сделали. Зовите меня Глонди, мне будет приятно. — Тогда и вы меня зовите Эсми. Харна согласилась и начала спрашивать о самочувствии, велев лечь на спину. Осмотр оказался вполне терпимым. Харна погладила живот, поводила над ним руками, пощёлкала пальцами, пробормотала тарабарщину и весело сообщила: — На редкость здорова! И с дитём всё в порядке, уже чувствуется магия. Сильный малыш будет — в папочку. Но витамины всё же пей, Эсми. Побеседовать дольше не получилось. Послышались шаги и Глонди Харна быстро накрыла все подношения одеялом. Попрощавшись, она ушла вместе с Карриганом. Мне показалось, что между ними есть некая напряжённость. Но сразу велела себе не лезть в чужие отношения. Это любовный роман настроил меня, видимо, на романтичный лад. Мне понравилась Харна — деловая, решительная, никаких сантиментов и сюсюканий. И явно хорошо ко мне относится. Название книги я перевела сходу: «Гордость и предубеждение», написан роман был больше ста лет назад. Я впилась глазами в предисловие, с жадностью читая и сверяясь со словарём. Так-так, написано не волшебником и рекомендуется, как развлекательная... эээ... сказка для риш-литэ Глондирель Харны, в которой она может убедиться, какие странные (или дикие) взаимоотношения, быт и проблемы у... эээ... человеков. Я потёрла руки в предвкушении. Да-да, мне тоже это интересно, просто очень! О Мерлин, какая это была прелесть! С утра до вечера, вцепившись в книгу и словарь, я читала это великолепное произведение. Да, в оригинале было бы лучше, но и на гоббледуке оказалось я уже много слов знаю. Что-то смотрела в словаре, что-то понимала по смыслу, но чтение продвигалось быстро. Увы, я забросила всё. Книга заставила забыть даже о побеге. Я плакала и смеялась вместе с героями, они мне даже снились. Эти четыре дня — были почти самыми интересными днями моего тюремного заключения. В субботу я закончила чтение, поняв, что последние главы читала без словаря. Я не расстроилась, решив завтра же начать читать заново. Радовало, что у гоблинов далеко не примитивный язык. Вполне богатый и образный. Так что либо магловский автор так прекрасно написал роман, либо неизвестный гоблинский переводчик имеет несомненный художественный талант. Я уже хотела перечитать признание мистера Дариуса, как услышала очень знакомые шаги. Радостно вскочила, бросаясь к решётке. — Бран! — прошептала, сразу обнимая мужа за талию, едва он приблизился. Он тоже крепко обнял меня сквозь решётку и некоторое время мы так стояли, не шевелясь. Я слышала, что подошёл кто-то ещё, отпер дверь. Дождалась, когда Бран зайдёт и запрыгнула на него, уже почти привычно. Дверь закрыли, мы остались одни, и только тогда он принялся меня целовать. Поговорить смогли только после любовных ласк и утех, которых без всякого гона случилось раз пять. Я очень боялась спрашивать, как приняли его родители известие о женитьбе, потому болтала о всяких глупостях, рассказывая, как скучала. — Знаешь, Хан почему-то несколько дней такой мрачный, — вспомнила я. Хотя, увлечённая книгой, я почти не обращала на него внимания. — Да ерунда, — расслабленный и довольный Браншретер был особенно красив сегодня. Я наслаждалась, поглаживая его живот, грудь, плечи. — Наши почуяли колдовство снаружи тюрьмы. Несколько ночей патрулировали, пытались понять или поймать неизвестного. Вот и не высыпались все. Но теперь-то выяснили, что приплывал инспектор Грубин, это волшебник-человек. А маги всегда много и бестолково колдуют. Он не заходил, просто передал что-то дежурному и уплыл. Так что теперь ребята будут повеселей. Я похолодела. Моё колдовство не прошло даром. Да ещё этот инспектор мог меня увидеть. И хорошо, что меня книга отвлекла. А то бы так и поймали на стене. — Ты чего, Эсми? — почувствовал моё состояние внимательный муж. — Да я всё думаю, — нашлась быстро. — Зачем ты ездил в селение? И расскажешь ли? Он усмехнулся и растрепал мои волосы ещё больше. — Хитрюга! Я знаю, что Карриган рассказал тебе, зачем я ездил. Ладно-ладно, не сердись. Родители приняли нормально. Ну, почти сразу. Ага, значит сначала бушевали. — Сильно разозлились? — В меру, — криво усмехнулся он. — Потом велели гостинцев тебе отвезти. Я позже принесу. И ещё твой портрет хотят. Я художника с собой захватил. Если бы ты была не против… — Да что уж, — я куснула его за живот. Попыталась, во всяком случае. — Я согласна позировать твоему художнику. И тут же меня опрокинули на спину: — Доигралась, — притворно зарычал Бран. — Ну, держись, возмездие будет страшным. Я взвизгнула и попыталась из-под него ускользнуть. Но куда там, против такой силищи. Пришлось сдаваться на милость победителя. Ещё дважды. В итоге нас едва не застукали. Услышав шаги, Бран за несколько секунд успел вскочить и одеться. По крайней мере на нём были штаны и сапоги, когда ухмыляющийся Карриган отпирал клетку. Я по традиции лишь укуталась в одеяло. После ухода гоблинов, почему-то очень бодрая я постирала обе свои простыни, развесила их на решётке сушиться, закрыв практически всю её, после чего устроила себе купание с чудным мыльным раствором от гоблинши Глонди. А после улеглась поверх одеял, заново окунаясь в мир романтики не-магической Англии. Мне безумно понравился мистер Филиус Дариус. И если до попадания в Азкабан я бы могла лишь мечтать о таком муже, то теперь понимала, мой Бран куда милее мне всех джентльменов на свете. И вывод, что я сама давно перестала быть леди, нисколько меня не печалил.