Однажды в Азкабане

Глава 13 Я начала видеть красочные сны. Нет, не так. Я начала видеть один и тот же красочный сон, в котором я стою на крыше Азкабана, ветер развевает распущенные волосы, внизу лазурный океан и далёкая земля в серой дымке, вверху нереально синее небо, жаркое солнце и маленькие пушистые облака. И запах! Горьковато-солёный запах свободы. Но сначала надо рассказать, отчего эти сны вообще появились. А всё началось с того, что, закончив создавать из подручных средств шахматные фигурки за почти полторы недели после эпической ночи с Браном, я откровенно заскучала. Играть в шахматы с самой собой, конечно, можно было, но я ещё не дошла до такой стадии тоски, да и не слишком хорошо умела в них играть. Так что срочно надо было решать, чем ещё занять мою не в меру деятельную натуру. Гоблинский язык спасал, учила я не меньше страницы в день, но этого было откровенно мало. Дольше заниматься им я себе не позволяла, боясь перестараться и вовсе забросить — да и порыв энтузиазма через час превращался в отчаянные усилия не сломать челюсть от беспрестанных зевков. Так что сорок пять минут, что интуитивно нетрудно было рассчитать после включения фонаря напротив камеры. Бран, негодяй, ни разу за полторы недели не появился. Даже Карриган был всего лишь раз, но очень спешил, и мы толком пообщаться не успели. С новым охранником Хантрхагалом мы пока только присматривались друг к другу. Наученная каким-никаким опытом, наводить дружеские мосты я не спешила. Только поблагодарила для начала по-гоблински — ага, некоторые слова я успела заучить в первую очередь. У племянника Брана глаза стали совсем круглыми, когда услышал моё вежливое: «Гарми храт, бэр». К сожалению, буркнул ответ почти неразборчиво, благо его я тоже уже знала. — Карбо, риш-литэ. Это означало что-то вроде «наслаждайтесь, благородная госпожа». К простым людям применялось что-то попроще: «литэ» — можно было сказать любой женщине, «литэри» — девушке, «лири» — девочке. Парню или мужчине говорили: «бэр», мальчику: «биро», к знатному: «риш-бэр». Так же приставка «риш» могла относиться к более старшему в роду или просто очень уважаемому человеку, но тогда она звучала, как «риаш-бэр» или «риаш-литэ». В общем, запутаться можно было запросто, но «риш-литэ» я знала хорошо. И обрадовалась. Значит, уважает и считает знатной. С чего бы, хотелось узнать, но спрашивать такое надо у Карригана, а не у этого нового и пока плохо знакомого охранника. Поэтому я лишь немножко воспользовалась его почтительным отношением, сказав уже на английском: — У вас такое сложное имя, бэр. Вы позволите мне называть вас Хантер или Хан? — Для своих Хан, — потемнел лицом гоблин, что означало смущение. — Думаю, вам можно, риш-литэ. После этого Хан благополучно сбежал, так что несколько следующих раз я только скромно его благодарила, не завязывая разговоров. Тем более что он явно этого опасался, всегда стараясь побыстрее уйти, проследив лишь, как я принимаю зелье. Браншретер его, что ли, запугал? Или Гёрклун велел не разговаривать? Так вот — придумывать занятие долго не пришлось, я просто вернулась к прежней идее побега из этого места. Тем более что была-таки обида на Брана с его трёхмесячным воздержанием, который, может быть, и мог бы меня удержать. Но не в таком случае полного пренебрежения. Сказано — сделано. То есть, конечно, так только в сказках бывает. Но всё же, приняв решение, я начала разрабатывать план. И так как без дружков-дементоров не очень получалось его выстроить, я решила их простить и дать дурачинам второй шанс. Еле дождалась ночи в понедельник, заодно хорошо поела накопленной снедью, по привычке, запасаемой в моём «сейфе». Готовилась к выпиванию этими дружками очередной порции моей крови. Две мрачные фигуры в положенное время уныло вплыли в коридор, предварительно напустив холод и погасив факел-фонарь. Я сидела на кровати, заплетая косу, чтобы не сразу показать, что в них нуждаюсь. Но немного помолчав, закончила с плетением и спросила строго: — Ну что, ребята, осознали свою вину? Вообще, я бы не удивилась, если бы они нифига не поняли. Может, и вовсе не считали себя виноватыми. Однако охламоны так радостно и активно закивали, что даже совестно стало. — Помогать будете? Молчание. То есть кивать не спешили. Меркантильные всё-таки твари. Дементоры мялись. И хочется, и колется... — За половину кружки крови, конечно. Вот тут радостных кивков было ещё больше. Воспрянув духом, они даже что-то вроде танца изобразили. Я подошла к решётке, они сразу успокоились и подлетели. — Как бы вам объяснить, — задумчиво начала я. — Что такое крюк, знаете? Правый дементор неуверенно кивнул, левый помотал головой. — Так и думала. Вот, — я потрогала прут решётки. — Это железный прут! Правый горестно вздохнул. — Грёмшер! — попробовала я назвать железо по-гоблински. И тут случилось чудо, оба так радостно закивали, словно уже напились моей крови. Ого! Так вы, ребятишки, по-гоблински понимаете? Ну-ка, ну-ка! — Дабри ку ладу граклу? — спросила я, что означало: «Вы знаете язык гоблинов?». Закивали оба уверенно, даже как-то приосанились. А я ругала себя последними словами — ещё учить не хотела. А тут вон какой бонус! — А мой английский? Правый дементор выпростал свои страшные пальцы… ой, уже не такие страшные, слизи почти и не было, да и струпьев гораздо меньше. Почти человеческие темно-серые пальцы. Ну как, длиннее конечно, и форма ладони очень узкая и длинная, но всё же. Вот этими пальцами правый умник показывал размер, мол, чуть-чуть. Я восхитилась. — Учите, что ли? На этот раз пальцы развели больше и активно закивали оба. — Ради меня? Восхитилась снова и даже умилилась от важных кивков. — Какие вы молодцы! Я просто горжусь вами, ребята! Нда, пока я коряво не сказала это на гоблинском, они не прониклись, а вот после этой тарабарщины ещё раз устроили пляску. Еле угомонила, стуча кружкой по решётке. — Довольно, довольно! Бенде! Они подлетели, скромно понурив головы в страшных капюшонах. Я очень постаралась вспомнить выученные гоблинские слова, чтобы попробовать объяснить, что мне нужно, но, увы — слов отчаянно не хватало. Искать в самоучителе при таком плохом освещении тоже был не вариант, поэтому не оставалось ничего иного, как отложить разговор до четверга, а сейчас попросить что-то попроще, чтобы не разочаровывать их и дать выпить кровушки. Но бесплатно нельзя. А что, если... — Еда! Принести можете? — гоблинские слова были приняты к сведению, и ребята неуверенно кивнули. Решила помочь им: — Сыр? Мясо? Яйца? Больше я слов из съестного на гоблинском вспомнить не смогла, но обрадованные кивки сказали, что что-то они могут. Кружку с нацеженной кровью брали очень осторожно. Пили аккуратно, медленно, по глоточку, сразу передавая друг другу. А допив, вылизали своими длинными языками. Я отвернулась. Осторожно забрала кружку и глядела, как довольные дементоры унеслись за добычей. Было жутко интересно, что принесут. Где уж возьмут, не представляла, не у гоблинов же своруют. Не было их совсем недолго, минут двадцать по ощущениям. Я даже согреться не успела, пришлось завернуться в оба одеяла, чувствуя, что на этот раз слабость от потери крови не так сильна. И то радость, может, усиленное питание помогло, или уже привыкла. Каково же было моё удивление, когда оба предстали перед решёткой с горстью разнокалиберных яиц каждый. Были и маленькие совсем и крупные, почти как куриные. — Ого, да вы молодцы! — похвалила я их, не представляя, сколько же они гнёзд разорили. Поспешно переложила добычу на столик. — Спасибо. На сегодня всё! Увидимся в четверг. Давайте, давайте, улетайте, мне согреться надо. Гордые собой дементоры поспешно раскланялись и улетели, правильно поняв, что их не гонят, а просто мне надо согреться. Ну я на это во всяком случае надеялась. Думать, что делать с яйцами не было нужды. Сварю, конечно, раз кинжал умел нагревать воду. Всё прибавление рациона. Вот сырыми есть не рискнула бы, хоть и говорили некоторые ведьмы, что это полезно. Варила, если можно так сказать, около десяти минут, кинжал опустила полностью в выемку с водой, где на дне лежали эти яйца, предварительно отмытые от пуха и помёта. Вода почти кипела, так что можно было считать, что градусов девяносто там было. Что сказать — вкус у всех яиц был почти одинаковый и божественно прекрасный, даже и без соли. Как же я соскучилась по нормальной еде! К четвергу я основательно заучила все нужные мне слова и озвучила их друзьям-дементорам. — Прочная верёвка, железные крюки, молоток, гвозди. Призрачные дружки задумались, кивнули неуверенно и улетели, даже забыли попросить кровь наперёд. Чудеса. Ну что ж, опять неплохо подкрепившись, ждала я их больше часа, приготовив кружку для кормления тварюшек. Увы, улов был небогатым. Вместо верёвки — два куска ржавой цепи по пять футов длиной, плюс-минус пара дюймов. Крупные звенья с мой палец толщиной были, к сожалению, запаяны, так что разобрать цепи на составляющие при нужде было для меня непосильной задачей. Вместо крюков на мой чистенький столик легли три ржавые скобы, железяка в полдюйма шириной, дюймов семи в длину и с загнутыми концами, когда-то острыми, а теперь тупыми, где-то по три с половиной дюйма. Вот вместо молотка мои ребята умудрились раздобыть настоящее оружие, правда сильно запутанное в иле и тоже в рыжей ржавчине. Напоминало оружие небольшую булаву, то есть круглое навершие с редкими шипами и круглая рукоятка дюймов десять длиной, которую я вполне могла обхватить ладонью. Тяжёлая, зараза, но как приятно было в руке держать. Ну а что — вооружена и очень опасна. Нда, ха-ха три раза. — Вы что на затонувший корабль наткнулись? — поинтересовалась я, приняв от них последний подарок, на этот раз точно соответствующий заказу — четыре здоровенных гвоздя, ржавых, но даже не погнутых, с массивными шляпками. Дементоры дружно помотали головами, принялись что-то показывать на пальцах, но я так ничего не разобрала в их пантомиме, как ни старалась. Поняла только, что «больше там такого нет». Да и на том спасибо. Крови налила щедро чуть не две трети кружки. Пили её мои любезные кровопийцы с удовольствием, явно смакуя. А потом без напоминаний вежливо удалились. Остаток ночи, невзирая на слабость, я тщательно отмывала, отскребала и чистила свои трофеи. Заодно и согрелась. Масло бы не помешало, только где же его возьмёшь. Вообще, уловом дементоров я была очень довольна. Мордред с ней, с верёвкой, у меня и без того скопился приличный запас. Волосы я продолжала использовать для плетения — хорошо нервы успокаивает, так что вполне могла соорудить прочный тонкий канатик эдак на пять-шесть футов, если жгутики связать в три сложения. А план побега потихоньку обрастал деталями. Был он достаточно прост, как всё гениальное — вылезти наружу через окошко, занятое «сейфом», наклепать ступенек вниз башни имеющимися инструментами — наверняка можно выскребать в широких зазорах между камнями вполне пристойные щели, спуститься, найти лодку и дать дёру. Вплавь я бы, наверное, не решилась пуститься. Помнилось, что вокруг Азкабана вода ледяная, течение бурное и камни острые, о которых легко разбить головушку. Прорехи в плане, разумеется, были — завладеть той же лодкой могло и не получиться, но я благоразумно полагала, что решать некоторые проблемы лучше по ходу дела. Вот спущусь, увижу ситуацию, тогда и придумаю, что делать. Под утро я всё же устала и, спрятав новые богатства в «сейф», залезла в свою сверхкомфортную постель, чтобы хоть немного поспать перед завтраком. Потом можно будет днём добрать, но показывать новому охраннику проблемы со своим самочувствием точно не стоило, так что настроилась проснуться к его приходу. К счастью, мой организм, видимо, привык просыпаться от звука сапог тюремщиков, так что вскочила как миленькая. Правда, переодеть ночной балахон на штаны и рубашку уже не успевала, но решила, что и так сойдёт. Хан поставил миску на мой металлический столик, пусть без всякой салфетки, зато каши в ней было до краёв. И если мне не изменял обострившийся нюх, сварена она нынче была на молоке. Поблагодарив Хана, я совсем уже собралась приступить к завтраку, как заметила его раздувающиеся ноздри. А как показывала практика, ничего хорошего это мне не сулило. — Что? — насторожилась я. — Э, ничего, — Хан даже отступил от решётки, наткнувшись на мой взгляд, а потом самым наглым образом развернулся и удрал очень быстрым шагом. Ну вот, испортил весь аппетит, а сейчас сюда прибудет вся кавалерия, если мне не изменяет интуиция. Завтрак пришлось доедать в бешеном темпе, потом срочно переодеваться в повседневное и заплетать пристойную косу. Вовремя. Приближение группы гоблинов услышала издалека. Металлические набойки сапог Гёрклуна отстукивали особый ритм, выделяясь звучанием из общего топота охранников. К моему сожалению, Брана с ними ждать не приходилось. Я вежливо встала, и сама подошла к решётке в ожидании гостей. Хотелось рявкнуть хоть бы и на Гёрклуна: «Ну, в чем дело?!». Но конечно, не стоило портить с ним отношения, особенно учитывая, сколько всего мне в последнее время перепало. И одежда, и постель. И каша, вон, на молоке с маленьким кусочком жёлтого масла. Поэтому встретила их улыбкой и молча ожидала, когда Гёрклун, а также Карриган и ещё один вроде виденный раньше охранник принюхаются с бесстрастными лицами. Что уж они учуяли на этот раз, я не знаю, но взглядами Гёрклун и Карриган обменялись какими-то мрачными, и многозначительными. Судорожно заново вспомнила, сколько прошло времени с ночи страсти, и вздохнула — не больше двух недель. Значит, не гон. Тогда что? — Я могу узнать, что происходит? — попыталась выведать сразу. — Историческое событие, — фыркнул Гёрклун, совершенно сбив с толку. — Есть пожелания или жалобы, леди Эсмеральда? — Есть! Хотела бы, чтобы охранял камеру Бран, — поставила я его в известность. — А ещё пару книг и свежих газет. И, конечно, пергамент и перо с чернилами — самая заветная мечта. А ещё хочу творога домашнего, сливок и крепкого горячего чаю. Сыр тоже, ветчину и жареную курицу. И конфет, любых. Гёрклун выслушал всё это, не дрогнув, не съязвил даже, только высоко поднял брови, поглядев на Карригана: «Мол, видишь, что творится?» Тот ответил доброй, но немного грустной улыбкой. Я внутренне зверела, продолжая вежливо улыбаться. — Ну так как насчёт моих просьб? — Мы подумаем, — кивнул главный гад в этой тюрьме, одарив снисходительным взглядом. — Самочувствие нормальное? — Вполне, — ответила в том же безразличном тоне. — Вот и хорошо! Всего доброго, леди. И гоблины к моему изумлению дружно утопали, не попрощавшись. Даже Карриган! Правда, скоро Карриган вернулся, застав меня ходящей по камере. То есть, конечно, при его приближении бегать по камере, как мантикора по клетке, я перестала, подойдя вплотную к решётке. — Привет, — напустила я на себя печаль, убедившись, что никаких заказанных мной вещей он не принёс. — Ничего не хочешь рассказать? Добрый гоблин улыбнулся почти весело: — Ну что ты, Эсми, всё нормально. Просто убедились ещё раз, что ты здорова. Для нас это вообще новый опыт — до тебя браков гоблинов с магами не случалось, вот и волнуемся. — Браков? — вычленила я главное. — Подожди! Хочешь сказать, что Браншретер теперь мой муж? — М-м, — гоблин чуть нахмурился. — Хочешь сказать, что не по доброй воле его покусала? — Допустим, по доброй! — решила я не уточнять, что о воле там речи не шло. Собственно, я вообще очень смутно помнила, как его кусала. Понимала лишь, что так надо, а прочее меня не волновало. — Но у меня в голове не укладывается… У вас что, нормальных свадеб не проводят? Вовремя прикусила язык. Ведь хотела спросить другое: «У вас что, как у животных свадьбы?». — Проводят, конечно! — оживился Карриган. — Но не в тюрьме же. В тюрьме и на войне другие законы. Попроще. Но по возвращении домой свадьбу всё равно играют, даже и через несколько лет. То есть… — Понятно-понятно, можешь не продолжать, — не стала я его смущать ещё больше, прислушиваясь к себе. Замужняя женщина уже, а ничего нового не ощущаю. — Ну я даже не знаю, у вас замужние браслеты не носят? Ну, или кольца? Или ещё что-то такое? Карриган смотрел с любопытством и восхищением. — Согласилась бы подтвердить? Я высоко задрала брови, вздохнула, выдохнула и отошла от решётки, плюхнувшись на кровать. Потёрла ладонями лицо, пытаясь привести мысли в порядок и подозрительно уставилась на сочувственно глядящего гоблина. — Так, скажи уже нормально, я замужем или нет? Потому что я уже ничего не понимаю. — Официально — нет, — вздохнул Карриган. — А для людей и после подтверждения твой статус «замужней» роли играть не будет. Они не чтут наших законов. Правда, церемония свадьбы дома поменяла бы дело, но сама понимаешь… — А фактически? — перебила я его. Кажется, Карриган покраснел, судя по тому, как чуть потемнело лицо. — Ну, Эсми, свидетелями брачной ночи было много наших. Тут уже как-то и тебе можно было догадаться, — укоризненно качнул он головой. — Правда, никто не думал, что покусаешь, и что для тебя это тоже серьёзно. Так ты уж скажи старику. Тоже ведь тебя, порой, трудно понять. Ты настаиваешь на подтверждении брака? Настаиваю ли я? Задумалась я крепко. С одной стороны, всё правильно. Переспала с Браном, подарила ему девственность, хорошо бы и оформить отношения. С другой — как на такое отреагирует магическое общество? Собственно, я представляла как. Только мне к ним не возвращаться. Это самое общество осудило меня на пожизненный срок и выкинуло из памяти. Для Браншретера же больше никого не будет, кроме меня. И он-то, наверное, был бы рад закрепить. А так как, похоже, я влипла, влюбившись не в того мужчину, то для меня это тоже хороший выход. Быть не любовницей, а женой… Кстати, сам Бран может заартачиться, очень уж у него пиетет ко мне просыпается временами совершенно некстати. Начнёт вещать, что я не обязана и прочее. Тяжело вздохнув, я приняла решение и снова подошла к терпеливо ожидавшему Карригану. — Знаешь, да! Я настаиваю на подтверждении! Пусть уж Бран как-нибудь переварит эту новость, скажем — за неделю. Но я совершенно не против, чтобы меня сделали честной женщиной. Так ему и передай. Меня наградили широченной улыбкой и отбыли. А я-то поздно спохватилась, ведь хотела сказать, чтобы Гёрклуну и остальным не говорил. Но ничего уже не поделаешь. Отказываться от своих слов не стану, терять мне по-прежнему нечего. А что собираюсь бежать, так это отношения к браку с гоблином не имеет. Сбегу, напишу письмо, предложу ко мне присоединиться… Главное, чтобы обратно в тюрьму не приволок, с него станется. Но я надеялась, что на свободе что-то придумаю, чтобы этого избежать. Палочка у меня есть, так что как-нибудь устроиться смогу. До самого ужина я учила гоббледук «домашний», как я его обозвала. Логично же, раз он «только для своих». Тоже вот интересно, если я первая из людей, кто с гоблином замутил, то откуда у них такой самоучитель? Хорошо бы расспросить Карригана с пристрастием. Днём я своими планами побега заниматься не решалась. Был уже случай, когда гоблинская охрана появилась быстро, бесшумно и внезапно. Да-да, не забыла я свой «арест» после применения первой тюремной палочки, как я называла свои драгоценные изделия. Так что отвела это время для мирных занятий — обучения гоббледуку, плетения жгутиков из волос, а также занималась стиркой, помывкой, небольшой разминкой и прочими необходимыми делами. Сегодня вот как следует помылась с применением мочалки, скрученной из изорванной одежды — хорошо, что обрывки никто так и не забрал. Мыло ещё в наличии было, так что тёрла себя тщательно, намыливая по нескольку раз все доступные и не очень доступные места. Нарядившись после этого в новый комплект одежды, шерстяные носки и закрутив волосы в остатки рубахи, заменяющей теперь мне платок и полотенце, посвятила себя чтению. Да-да, гоббледук внезапно понравился, особенно когда добралась в самоучителе до небольших историй. Мозголомный язык явно пошёл лучше, когда я увидела реальную пользу — изучение гоблинского фольклора и переговоры с дементорами. И вот, зачитавшись короткой сказочкой для детишек на гоббледуке, поминутно сверяясь со словарём в конце учебника, я аж подпрыгнула, услышав шаги в конце коридора. Да не просто шаги, а бодрый топот моего м-м... супруга. Подпрыгнув второй раз уже от радости, я даже книжку уронила, рванув к решётке. Ну а что, конечно, я была рада его видеть. Недаром же покусала — знала, что делаю. Даже заволновалась, что вот-вот увижу свою неправильную и практически запретную любовь. Неужто Гёрклун внял и вернул мне для охраны Брана? Появился он без ужина, зато сияя кривоватой клыкастой улыбкой. Только при виде меня, резко затормозил, втянул в себя воздух чувствительным носом, и улыбка разом пропала. А глаза стали круглыми и ошарашенными. Ну всё, я ощутила нешуточную решимость. Уж если Бран не соизволит сказать, что он там унюхал, однозначно поссоримся! Хорошо, что остановился близко. Я смогла дотянуться до его ремня и рвануть на себя. От неожиданности, он послушно шагнул ближе, чем я сразу воспользовалась, притянув его за уши для поцелуя. Бран растерялся, но не только не возражал, а очень отзывчиво ответил, так что некоторое время после поцелуя, мы тяжело дышали, приходя в себя, а у Брана ещё и глаза горели так, словно он только что осознал смысл жизни. Не знаю, как выглядел мой взгляд, но, наверное, похоже. — А теперь признавайся живо! Что со мной не так? Что ты почуял? Бран попытался отступить, но я вцепилась в отвороты его кожаной жилетки на совесть. — Эсми… — Не скажешь? — угрожающе понизила я голос. — А ты ещё не поняла? — робко осведомился он, накрыв своими лапами мои кулачки. Но оторвать их от жилетки не пытался, так, поглаживал осторожно. У меня же слова пропали на некоторое время. Что я могла понять? — Бран, — смогла я наконец мыслить нормально, что в его присутствии в принципе проблематично. Не знаю уж, что такого в его запахе, но для меня он сильнее любого афродизиака! — Я тебя очень прошу посмотреть на меня более внимательно и понять, что тебе досталась жена несколько отличающаяся от твоих соплеменников. И я… — Жена, Эсми! — встрепенулся он, видимо, пропустив остальное мимо своих больших ушей. — Так Карриган не преувеличил? Ты правда требуешь подтверждения? — Ну да, — растерялась я. — А что, это неприлично, что ли? Или ты не хочешь? Он широко ухмыльнулся: — Я-то хочу. Очень. Но ты меня удивляешь. — Рада, что хочешь, — расплылась я в довольной улыбке, но тут же нахмурилась: — Возвращаясь к моему вопросу, что я должна понять, но не поняла? Зато, помимо тебя, теперь точно знают Гёрклун, Карриган и Хан. Не считаешь, что это несправедливо по отношению ко мне? Вид Брана стал очень виноватым, он отвёл глаза, прикусил губу, потом посмотрел снова и осторожно произнёс: — Я не уверен, что это тебе понравится. — У меня что-то с лицом? — ахнула я. А ведь даже не подумала, зеркала-то нет. Но когда умывалась, ничего такого не заметила. Может, я вообще уже в гоблиншу превращаюсь? — Нет, конечно, — удивился гоблин. — Ты по-прежнему очень красивая. Даже ещё лучше. Просто, понимаешь… — Значит так, — решительно заявила я, когда он потерянно замолчал. — Я вполне готова к плохим новостям. Закалилась, знаешь ли. Вон, с тобой связалась — и ничего, повеситься не пытаюсь. Так что хватит разводить тайны и оберегать меня от непонятно чего. Я сильная и всё выдержу. Понял? — Да это я понял, что ты сильная и очень опасная, — снова улыбнулся он. — Хан тебя боится. И Чиф тоже. А казалось бы, я была мила и вежлива с ними обоими! — Не заговаривай мне зубы! Что? Со мной? Не так? — А ты не передумаешь подтверждать брак? — вдруг спохватился Бран. — С чего бы? — поразилась я. — Нет, не передумаю, не бойся. — Да я не боюсь. Просто… Тогда завтра утром? После завтрака? — Можно и завтра, — отмахнулась я. — Бран! Говори уже. У меня терпение не железное! Он глубоко вздохнул и шагнул поближе, позволяя обнять за талию. Погладил по щеке. — Эсми, я пойму, если ты будешь сердиться, но поверь, я сам не ожидал. Да что там, думал, что это невозможно. — И тем не менее. Говори уже, — даже глаза прикрыла от его нежной ласки. Вот уже по голове гладит, как ребёнка. Повезло мне, вообще-то, с Браном. — Не знаю, как это по-вашему. Но ты… марнели. Это как бы… Марнели… Что-то такое я видела в самоучителе. И тут я разом пришла в себя, отшатнувшись от Брана. — Марнели? — ошарашенно повторила. — Я беременна? У меня будет ребёнок? Отступила на несколько шагов от решётки, не веря, просто не позволяя себе поверить. — Эсми! — забеспокоился Бран. — Ты расстроена? Хочешь, шоколад принесу? — А просто так принести не мог? — буркнула я. И сразу попросила: — Бран, уйди, пожалуйста, мне надо подумать. — Эсми… — Да нормально всё, — очень уж испуганно прозвучал его голос. — Честное слово, я и не особо расстроилась. Просто надо подумать. — А завтра… — Вот завтра и приходи. Закрепим и всё такое. Бран, я же тебя попросила, неужели трудно оставить меня на некоторое время одну? — Хорошо. До завтра, — обиженно откликнулся Браншретер и, пару раз вздохнув, всё-таки удалился. Шаги были не очень. Ну то есть по звуку можно сказать, что ставший моим мужем гоблин немного расстроен. Не так, чтобы сильно, но всё же. А я принялась думать. Сомневаться в выводах гоблинов с их поразительным чутьём не приходилось. Значит, ошибки нет, и я на самом деле понесла. В смысле — забеременела. Вот уж, о чём вообще не думала. Знать бы ещё какой срок. Первый раз у нас случился почти полтора месяца назад… Нда. Задрала рубашку и погладила живот. Пока плоский и даже немного впалый. Ну так и кормят здесь не на убой, а только, чтоб выжили. Прислушалась к себе, но ничего не ощутила. Зря я прогнала Брана, думать мне особо не о чем. Мысли как будто нарочно обходили потрясающую новость стороной. Ох, как всё не вовремя. Хотя о чем я? Ведь не так давно я печалилась, что ничего в жизни уже не будет, кроме этой камеры, дементоров и холодной воды с хлебом. А тут вдруг и любовник, и даже целый муж нарисовался, и ребёнок не за горами… Радоваться бы и прыгать от счастья, но… Побег же! Вправе ли я теперь рисковать, когда от меня зависит крохотное существо, пока ещё слишком маленькое? С радостью ощутила, что уже испытываю к этому крохе нежность. Ну да, а как иначе. Теперь я уже не одна. А с другой стороны, вправе я оставаться в тюрьме, не пытаясь бежать? Ведь родится этот ребёнок, в лучшем случае оставят его мне, и что он здесь увидит? Но такой вариант даже мне с довольно оптимистичным взглядом на жизнь, казался нереальным. Скорее всего, отберут, и хорошо ещё, если отдадут отцу. Я прижала к животу обе ладони, в невольном порыве защитить. И с трудом сдержала слёзы. Было невыносимо думать, что нас разлучат. И скорее всего, мои просьбы Брану или тому же Гёрклуну будут бесполезны. Наверняка у них инструкции или ещё какие законы в их клане, так что иначе поступить не смогут. А значит, что? Побег отменять нельзя. Потому что я отказываюсь жить без своего ребёнка. Не могу лишить крошку его матери. Не могу — и всё. Вот и появилась главная цель побега, кроме эфемерного понятия свободы. Просто вот так, в полном покое и устоявшейся вроде бы тюремной жизни, у меня вдруг снова появился тот, ради кого хочется жить. Тот, для кого хочется стать настоящей мамой. Тот, ради кого я переживу если не всё, то многое. Мой малюточка. Мой славный малыш. Послышались шаги Хана, и я встала со своего высокого матраса уже вполне умиротворённая. Всё-таки как хорошо подумать и принять решение. А ещё понять, что мне необходимо хорошо питаться, так что первая мысль — сказать Брану, чтоб ужин мне не приносили, была глупой и ребяческой. Буду теперь есть даже через «не могу» и «не хочу». И поделки делать из еды больше незачем, малыш куда важнее. Да и хватит мне уже этих поделок! Есть кинжал, есть палочка, есть бусы, защищающие от дементоров и сохраняющие во мне магию. Есть даже никому не нужные шахматы. Вот и хватит. Так что теперь всё, что дают, буду съедать. И готовить побег. А подтвердить брак — конечно неплохо. Хотя бы для гоблинов мой ребёнок будет законнорожденным. Хан мне как-то скупо улыбался, словно скрывал радость, выставляя на столик миску. Я расширила глаза. Мало того, что от неё шёл горячий пар и одуряюще вкусный запах, так и вид подтверждал, что передо мной рис, перемешанный с кусочками мяса, а судя по вкраплениям, лук и морковь там тоже присутствовали. Рот сразу же наполнился слюной. — В честь чего? — поинтересовалась я, устраиваясь на краю матраса и сразу хватая ложку. — Праздник какой-то? — Что приказали, то и принёс, — поскучнел Хан, хотя взгляд был довольным. Я осторожно запустила ложку в рот и блаженно прикрыла глаза. Вкус оказался в тысячу раз лучше, чем могла представить. — Кто приказал? — спросила, прожевав хорошенько. Хантрхагал осторожно наливал в кружку горячий чай, тёмный, ароматный. А сбоку от кружки под моим изумлённым взглядом положил два кусочка белоснежного сахара на крохотной бумажной салфетке. Я даже забыла, что он не ответил. Спохватилась только, когда он сказал, что миску заберёт позже и быстро утопал. Впрочем, мне было чем заняться. Уплетала самое вкусное блюдо в своей жизни так долго, как могла. Потом ещё и миску вылизала. Чай успел остыть, но никто не мешал мне его подогреть кинжалом. Правда, сделала это хитро. Опомнилась вовремя, что напиток может превратиться в простую воду. Так что пошла к своей выемке с водой, опустила в неё кинжал, а уже когда та начала кипеть, осторожно опустила в воду кружку. Оба сахарка без сожаления бросила в чай, оставлять на потом не стала — сегодня у меня был праздник, так пусть будет полноценным. А праздновала я всё сразу — и появление у меня малыша, и замужество, пусть и очень странное, и решение совершить побег. Даже остатки шоколада достала из сейфа, снова устраиваясь за столиком уже в темноте. Факел должен был погаснуть через час, но мне он был не нужен, чтобы смаковать горячий сладкий напиток, кутаясь в шерстяное одеяло и жмурясь от удовольствия. Такой сытой и довольной я не ощущала себя Мерлин знает сколько лет. И пусть я пока в тюрьме, но мыслями уже на свободе. Представлялся маленький домик у быстрой реки. Вокруг садик с цветами и плодовыми деревьями, на травке играет мой малыш, а я сижу неподалёку в плетёном кресле, пью горячий шоколад и читаю толстую книжку. Выключения факела я не дождалась, забралась в кровать, да сразу и заснула, ощущая себя очень счастливой. Ночью проснулась в обычное время удивительно выспавшейся, и сразу приступила к осуществлению первого пункта плана. Пришлось основательно поработать кинжалом, вырезая свой сейф из стены. Справилась за час с небольшим по ощущениям. Причём удалось не слишком повредить уже практически полую внутри коробку. На место она вставала легко. В камере сразу появился сквозняк, так что пришлось нацепить на себя сразу два комплекта одежды. И замотать горло импровизированным платком, получившимся из рваной рубахи. Окно на свободу получилось достаточно широким и высоким — при желании пролезть в него могли две меня. Но встать в нём на коленки всё же не получилось бы. Вылезала налегке, без инструментов и прочих скоб. Сначала нужна была разведка. Только связала вместе две простыни, один конец привязала к решётке, вторым обвязалась вокруг талии. Хорошо ещё окно было близко к решётке, импровизированной верёвки хватало, чтобы я вылезла наружу и отползла примерно на пару футов. Пока и этого было достаточно. Луна светила в эту ночь ярко, так что, высунув наружу голову, я хорошо могла разглядеть далеко внизу ревущие волны и камни у подножия крепости. Голова тут же закружилась от осознания высоты, а сердце ухнуло в эту пропасть. Пришлось зажмуриться и минут двадцать, сжав зубы, уговаривать себя продолжать вылазку. В конце концов, смогла преодолеть себя, решив не смотреть вниз. Мысли о ребёнке приободрили, от моей смелости и храбрости зависело теперь будущее моего маленького, так что поддаваться слабости не имела права. Полезла дальше, повернувшись на бок. Смотрела вверх, до крыши Азкабана расстояние было, пожалуй, немного меньше, чем до его подножия. Я даже могла разглядеть край этой крыши — он чуть поблёскивал в ярком лунном свете. Когда выползла до пояса, попыталась нащупать, за что уцепиться. К моей радости, ощупывая проёмы между камней, убедилась, что они уже довольно глубокие. То ли ветра постарались, вымывая раствор, то ли ещё что, но мне это было на руку. Работала одной рукой, углубляя кинжалом проём над соседним камнем, чтобы можно было за него уцепиться и вылезти. К сожалению, мешала немного охватившая мелкая дрожь. Хоть я и не смотрела вниз, но мысли, что нахожусь над пропастью, никуда не делись. Но вскоре удалось закончить с углублением для руки. Теперь стала делать углубление ниже, под камнем, на котором лежала. Для того чтобы вставить в это отверстие ногу. Это получалась ещё сложнее. Приходилось действовать на ощупь, чтобы не смотреть вниз. Выскребаемая пыль летела вниз почти бесшумно. Прошло ещё около часа, пока я осталась довольна глубиной выемок. Предстояло самое сложное. Вылезала медленно, уцепившись одной рукой за верхнее углубление, а другой вцепившись в простыню, держа её внатяг. И в итоге смогла-таки оказаться почти снаружи, одной босой ногой в нижнем углублении. Чего мне это стоило, сложно и представить. Вместо чувства свободы, я испытала такой дикий ужас, повиснув, как паук над пропастью, что едва смогла сдержать панику. Уговаривала себя не бояться, но даже шевельнуться не могла в этом жутком положении. Так и виделось, что лечу вниз и разбиваюсь о равнодушные мокрые камни. Как уж заползала назад, трудно описать словами. Дрожь била теперь крупная, пальцы норовили сорваться, а зубы стучали как в лихорадке. И несмотря на страшную слабость, умудрилась нормально затолкнуть на место свой сейф, и запорошить следы вокруг него. Потом билась над узлами простыней. Развязать их было ещё той задачкой. Но передышки себе не давала. Работа помогала справиться с противной дрожью и не проходящим ужасом. Только оказавшись в заново застеленной постели под двумя одеялами, я дала волю слезам. Похоже, я была просто неспособна на побег, потому что в этот момент не могла даже представить повторной попытки. Уснула далеко не сразу, а на утро чувствовала себя вялой и разбитой. Болели все мышцы и голова. Немного взбодрило умывание прохладной водой, так что к завтраку я почувствовала себя несколько лучше. Даже смогла аккуратно заплестись, вспомнив неожиданно про визит Брана. Только вместо завтрака ко мне опять заявилась целая толпа гоблинов. Но я уже стала привыкать к таким визитам. Главное, что на этот раз Бран всё же был среди них. А ещё Карриган, Гёрклун, Чиф, Хан и низенький гоблин с пенсне, пером и пергаментом на твёрдой папке, которую держал в руках. Я встала, ожидая, что сейчас меня протащит к задней стене, потому что Хан сразу начал отпирать камеру. Но нет, как стояла, так и стояла, глядя, как гоблины заходят в мою камеру все вместе. Очень хотелось вцепиться в Брана, а лучше обнять и прижаться всем телом, чтобы забыть даже воспоминания о вчерашнем ужасе. Но при таком скоплении народу постеснялась это сделать, только скромно взяла его за руку, когда он встал рядом. В ответ он улыбнулся краешками губ и сжал мою ладонь чуть сильнее. Остальные выстроились напротив нас вдоль стеночки, глядя сурово, без эмоций. Карриган держал в руках поднос, накрытый белой салфеткой с вышитыми краями. Ах да, только сейчас поняла, что все они при параде. Мало того, что под жилеты надели серые рубашки с завязками у горла и на месте манжет, так ещё и вооружены были мечами и кинжалами в красивых ножнах, а поверх рубах выше локтя у каждого были нацеплены широкие браслеты, украшенные гравировкой. Ещё и сапоги были начищены до блеска. Я вежливо таращилась на это чудо, ожидая, что будет дальше. Наконец, слово взял Гёрклун, у которого в правой руке был короткий чёрный жезл с золотистым наконечником: — Фредис Браншретер, — сурово произнёс начальник тюрьмы, уставившись на Брана, — ты действительно собираешься подтвердить брак с находящейся здесь Эсмеральдой Флитвик? По крайней мере, примерно так я поняла гоблинский язык, на котором он говорил. — Это моё желание, моя воля и моё решение, — чуть склонив голову, ответил Бран тоже на гоблинском. Я была счастлива, что эти слова успела уже заучить из гоблинского самоучителя. Гёрклун важно кивнул и повернулся ко мне: — Эсмеральда Флитвик, по нраву ли тебе желание, воля и решение Фредиса Браншретера? Я кивнула, но тут же спохватилась: — Это и моё желание, моя воля и моё решение, — произношение у меня было так себе, но судя по довольной улыбке Карригана, всё более-менее правильно сказала. Мне не было страшно или неприятно, скорее очень любопытно. В конце концов, никто не учил меня как правильно, так что, если ошибусь, сами виноваты, что не подготовили. Нам велели протянуть левые руки, Карриган достал из-под салфетки золотистый кубок с тёмной жидкостью и ароматом хорошего вина, а Гёрклун сделал надрез на среднем пальце Брана концом своего жезла, из которого появилось короткое лезвие. Несколько капель крови упало в чашу, я не успела сосчитать. После чего к ране прижали золотистое навершие жезла. Уж не знаю, осталась ли там ранка, так как уже мою руку крепко ухватил Гёрклун. Надрез сделали совсем не больно. На этот раз капли крови, падающие в чашу, посчитала: ровно семь. Золотистый конец жезла оказался горячим. Посмотрела на палец — остался шрамик. Мы по очереди отпили из чаши по семь глотков, и я ощутила, как слегка закружилась голова. Ведь на голодный желудок. Потом Карриган протянул круглую небольшую лепёшку. Бран разорвал её надвое и мы по половинке зажевали. Очень кстати, я сразу почувствовала себя лучше. Да и вкус лепёшки, явно испечённой совсем недавно, понравился, хоть и была она абсолютно пресная. Гёрклун взял с подноса два браслета, и я, как и Бран, засучила правый рукав. Я улыбнулась, всё-таки браслеты. Как и во многих семействах магов. Правда, надели их нам не на запястья, а выше локтя. Были они сплетены из тонких проволочек, изображавших затейливый узор. Решила снять позже и рассмотреть более пристально. Только вот незадача, после того, как нам их нацепили, Гёрклун пропел непонятный катрен, коснулся своим жезлом, и я почувствовала сильное жжение на месте прикосновения браслета. Хотелось взвыть, если бы вокруг не было столько народу. А так постеснялась и терпела. Что ж, браслеты исчезли, а на коже осталась золотистая татуировка с тем самым затейливым узором. Боль прошла сразу же, и я сморгнула невольные слёзы. Татуировка мне понравилась, смотрелась мило. — Теперь вы женаты, — объявил Гёрклун. — Осталось подписать документ. Низенький гоблин протянул папку Брану вместе с пером. Мы по очереди расписались внизу витиеватого текста, зачитанного нам вслух. Я едва поняла половину слов, но общий смысл уловила: любить, беречь, созидать. Короче, наставление для молодых. Документ убрали, после чего каждый гоблин обнял Брана, бормоча поздравления, а мне лишь целовали руку и желали счастья. Да, не о такой свадьбе я мечтала на старших курсах Хогвартса — в тюремной робе и в тюремной же камере. О женихе лучше и вовсе умолчать. Правда, и поселиться в Азкабане я тоже как-то не планировала. А недавно и вовсе унывала, что впереди больше ничего в жизни меня не ждёт. Оказалось, ждёт — муж и ребёнок. Можно сказать, полный комплект. Так что выше нос, миссис Браншретер! Или у них фамилия не меняется? Вот не уточнила, позже спрошу у Брана. В любом случае, что ни делается, всё к лучшему. Церемония была окончена и все вымелись из моей камеры. К сожалению, и Бран тоже. Больше ни слова не сказав, они сразу утопали. Вернулся минут через двадцать только Хан с блестящими глазами и куском торта. — А что остальные? — я с удовольствием поедала торт ложечкой, радуясь, что он вполне обычный, а не по какому-нибудь дикому гоблинскому рецепту. Бисквит с орехами и вкуснейшим кремом. — Так празднуют вашу свадьбу, риш-литэ, — доложил радостный Хан. — Очень мило, — отреагировала я, доедая последний кусочек. Честно говоря, я даже порадовалась, что без меня. Как-то совершенно не хотелось видеть сейчас кучу народа. Хотя от общества Брана бы не отказалась. — И долго будут праздновать? — Не-ет, — протянул Хан. — Уже всё, наверное. Дел много. — А ещё кусочка торта не осталось? — облизнулась я. — Сейчас посмотрю, — Хан унёсся, оставив меня с кружкой чая. Опять ароматного и горячего и с двумя кусками сахара, как вчера. Мне повезло, торт остался, целых два куска, и принёс мне их Бран. Хан тоже пришёл, он нас запер и ушёл. — Надолго ты? — рассмеялась я, когда муж подхватил меня с пола и закружил по камере, улыбаясь. — Два часа, — он деловито бросил меня на постель и принялся раздевать. — Так что нельзя терять время. Что и говорить, провели мы эти два часа вполне восхитительно, во время передышек Бран даже заботливо скормил мне оба куска торта. — Милая, — сказал он, когда спешно одевался. — Ты уже не сердишься? — На что? — поразилась я. — Так ведь… Марнели. Ах да, беременность. Выучил, надо же, лапочка. — Я и не сердилась, — улыбнулась я, оголяя живот — успела нацепить рубашку. Погладила его, не подумав, что выглядит, наверное, ужасно глупо. — Как думаешь, сколько уже дней малышу? — Пятнадцать, — уверенно сказал Бран, поглядев с умилением. — Если бы раньше, гона бы не случилось. Да и я бы почувствовал. «И не только ты», — мысленно добавила я. И охнула, когда Бран опустился на колени и стал целовать мой живот. — Хватит, — зашипела я, услышав шаги Хана. Бран чмокнул меня в нос и поднялся, а я закуталась в одеяло. Ну как — я, меня быстренько закутал Бран. — Моя, — улыбнулся мой гоблин, прежде чем покинуть камеру. Судя по шагам, Бран был счастлив. Ну и мне тоже было очень хорошо, только спать сильно хотелось. А главное — почти забылись ужасы ночной вылазки.