Принц и нищенка

— Мариэль! Мариэль! — кричал задорный голос моей подруги. — Тирдис достала их! Гвивлет со всех ног бежала, зажимая между тонкими пальчиками алые ленты. Будто кровавые ладони — подумалось мне, но я быстро отпустила тяжелые мысли. Эти думы не давали мне покоя с самого отъезда моего даэра, и сколько могла — столько подсматривала его глазами, чтобы лишний раз хоть так иметь возможность контролировать этого нерадивого эльфа. Прекрати переживать! Прекрасные ленты. Они отлично подойдут к моему платью, и еще нужно придумать венок из анемон. Как бы их так сплести с маками, чтобы осталось место для ягод? Ну ни о чем не могу думать кроме него... Арофер уже несколько дней пробирается через перевал, заваленный льдом и снегом, но я точно знала, что он свернет, хоть и жутко упрямится. Он мысленно спорил со мной, дуясь, что я слишком низко его оцениваю, но все равно поглядывал в сторону сочных, покрытый травой, островков земли у подножия гор. Неисправимый. — Они прелестны, — сказала я, поглаживая тонкий шелк красного цвета, больше похожий на оттенок спелой клубники. Невысокая эльфийка подпрыгнула на месте от радости и обняла меня за плечи. — Не скучай, он скоро вернется. Он уже на пути к Лориену? — Да, пробивается через буран, чтобы попрощаться с товарищами. Лучше бы ко мне так пробивался. — Я все слышу, — прозвучал у меня в ушах голос любимого. — И что значит Тирдис достала тебе ленты? Я же отдал четкие указания тратить все, что скоплено, на свадьбу. Видимо, не я одна занимаюсь подсматриванием сутки напролет. — Ты не соблюдаешь субординацию, дорогой. Женщина всегда выше рангом, и твои приказы мне, как гному расческа. Передо мной всплыло улыбающееся лицо Арофера. Ресницы его были покрыты инеем, а плащ застегнут аж по самый нос, но потом глаза юноши погрустнели. — Я скучаю. Я голодный. — пробубнил он. Во мне что-то отозвалось щемящей тоской. Так было каждый раз, когда его желудок урчал от желания заморить червячка. Я просто не могла ему отказать, хотя чтобы прокормить начальника стражи, требовалось целое меню из трех разных блюд, двойного десерта и пинты ягодного морса. Пока он был в Эрин Гален, я часами не отходила от кухни, и мне это даже нравилось. Я как с ребенком возилась. — Сворачивай и бегом домой. — Есть, командир! Я уже чувствую запах тыквенного пирога! Видение исчезло, и я грустно выдохнула, смотря на расплывшуюся в улыбке Гвивлет. Мои подруги поддерживали меня как могли, ведь я имела честь наблюдать за ходом войны глазами ее участника. Иногда Ароферу на пути встречались кочующие орки, и в эти моменты меня буквально выдергивало из реальности. Будто организм сам знал, когда моей половинке нужна поддержка. Я со страхом смотрела на происходящее и молилась, чтобы все обошлось, и Эру слышал мои молитвы. Мой воин прекрасно владел оружием, и его мастерство вело его светлой дорогой через мрак, накрывший Средиземье. Сумеречье тоже не осталось в стороне. Владыка Трандуил каждый день собирал военные советы и истово охранял границы леса от нападок нечистых тварей из Дол Гулдура. Стражники неделями пропадали на службе, и придворным дамам оставалось только поддерживать позитивный настрой внутри замка. Это было сложно. Вы и представить себе не можете, насколько это было сложно. Каждая из нас в какой-то момент времени замирала, будто скрываясь из реальности, и мы со страхом ждали ее возвращения. Один раз светловолосая эллет из бывшей свиты королевы буквально осталась в таком замерзшем состоянии несколько дней. А когда вышла из него - лекарям пришлось приводить ее в чувства несколько недель. Она плакала, срывалась куда-то бежать, заламывала руки, просила отпустить ее, стонала и призывала свою погибель. Пустые глаза не видели перед собой ничего, глухие уши не слышали, а тело перестало поддаваться рассудку. Мы знали, что с ней произошло. Ее муж погиб. У нее на глазах. Тогда, когда она ничего не могла с этим поделать и ничем не могла ему помочь. Погиб, и больше его голос не сопровождал ее в этом мире. Мы боялись такой участи. Ходили исключительно вместе и старались не говорить много о том, что каждая из нас сейчас чувствует. Смеялись, читали друг другу сказки и стихи, пели песни, занимались разнообразными делами и молились. День и ночь. Молились за них, ушедших защищать наше будущее, молились за нас, каждый час дергающихся по поводу и без, молились за весь мир, погрузившийся во тьму. Мы просили света, умоляли о помощи и сетовали на милость Создателя к нашим хрупким сердцам и крепким рукам наших любимых. — Мариэль, у меня беда, — грустно проговорил мой эльф, усаживаясь на сырую землю рядом с походным костерком. — Я так долго был серьезен, что разучился шутить. — Ты? Серьезно? — Нет, я пошутил. — улыбнулся юноша. — А что сегодня на ужин? — Суп из ревеня и булочки с ванилью. А у тебя? Арофер скривился и подпер щеку кулаком, надувая губы и смотря на языки пламени. — Опять каштаны. Хочу булочку с ванилью. Я засмеялась. Капризный какой. — Я люблю тебя, — прошептала я. — А я люблю каштаны, — съехидничал стражник и бросил в огонь горсть орешек. Вот так всегда. Лишь урывки общения, которых никогда не бывает достаточно. Хотя вру. Каждую ночь он передавал мне ласковые слова, и каждое утро я пробуждалась его недовольным бурчанием. Это был мой мир. Он в моей голове. Его шепот сопровождал меня абсолютно везде. Хоть это радовало на протяжении долгих дней ожидания и переживаний. И вот в один из дней мы с девочками забежали в зимние сады Его Величества и уселись на скамейки, ради интереснейшего из событий, предвещавшего передышку для наших измученных ожиданием сердец. Ночь была темна и полна звезд, в воздухе витал легкий цветочный аромат многолетника, а легкий туман кружил между нами, погружая пространство в таинственную мистическую обстановку. Самое то для страшных историй. Не удивляйтесь. Приятно пощекотать себе нервы небылицами, когда и в реальности хватает ужасов войны. — Когда-то очень давно среди королевской семьи не случилось приплода... — шепотом заговорила русоволосая красавица в меховой курточке. — Король и королева многие годы пытались зачать ребенка, но все было тщетно. — Я знаю эту историю! — воскликнула Олириэль, но другие эльфийки на нее недовольно шикнули. Русоволосая закатила глаза и продолжила: — Так как сироту брать было нельзя, чтобы не вызвать у народа подозрение в бесплодии королевы, они решили имитировать беременность и украсть новорожденного у какой-нибудь молодой пары, когда истечет срок девяти месяцев. Ужасный план. Коварный. Королева сшила нагрудную накладку и набила ее сухой соломой, с каждым месяцем подбавляя побольше, округляя живот. Королевство ликовало, узнав о беременности супруги правителя, и король с барского плеча приказал заплатить круглую сумму каждой семье, которая последует примеру королевы. Народ обрадовался, и женщины государства понесли. И вот в указанный срок супруги пробрались, скрытые плащами и масками, на окраину города и убили бедного свинопаса вместе с женой, ради новорожденного мальчика со светлыми как солнце волосами. Дом этой бедной семьи подожгли, чтобы скрыть следы расправы и выдали ребенка за своего. Никто не мог ни о чем догадаться. План был выполнен без единой помарки. — Какой ужас, — прошептала маленькая изящная эльфийка с кудряшками, вжимаясь в подругу, сидевшую рядом. — Мальчик рос, и его учили самые лучшие гувернеры королевства. Но была одна странность в нем - он молчал. Не разговаривал. Будто язык проглотил. Год за годом, король не мог понять, в чем дело и почему его сын остается нем. Его показывали врачам и даже возили в друге королевства, чтобы выяснить причину немоты. Но ни люди, ни эльфы, ни гномы ни за какие деньги не могли определить хворь, постигнувшую наследника. Он слышал, был совершено здоров, и связки его были в полном порядке, но мальчик упорно хранил молчание. И вот пришел день его коронации, и принц пропал. Будто и никогда его не существовало. Не найти было в замке ни его вещей, ни хотя бы одного человека, знакомого с ним лично. Все будто воды в рот набрали, смотря на обезумевшую от горя мать и хмурого отца, посылающего на своих подданных проклятия. Король грозился убить каждого, кто умолчит правду о месте нахождения сына, но никто ему не вторил. Все смотрели будто сквозь монаршую чету, проходя мимо и опуская глаза. Королева-мать причитала, что это им за содеянное, и что они должны раскаяться, но ее муж лишь качал головой в знак несогласия. Он искал сына. Сам. Бродил по свету и уже исходил до дыр свои кожаные башмаки, когда дорога привела его в обугленный дом свинопаса, где много лет назад руками короля было совершенно преступление. Голый фундамент и разбросанные почерневшие доски. А на крыльце сидел их сын, весь в угольной саже и с ужасными ожогами по всему телу. Он поднял голову и всмотрелся мертвыми глазами в своих лже-родителей. И по его бледной щеке стекла кровавая слеза. Он открыл рот и прошептал: "Нем нерожденный, ибо никто из живых не слышал его первого крика". И король вспомнил, что не было в его судьбе ни свинопаса, ни убийства и не было в его жизни сыновей. Его вероломство сгубило всю его семью, и верно потому Эру не давал ему приплода. Он вспомнил, что сгорел в собственной кровати. Глубокой ночью. Так и не совершив задуманное. Когда пламя искры от ночной лучины упало на соломенный живот обманщицы. Я задохнулась от страха. Это же надо такое придумать! А если это правда? Хотя как они могли знать агонию умирающего сознания короля? Никак. Это еще страшнее, чем рассказ об утке из Ангмара! — Мариэль, как там аранен? — поинтересовалась Гвивлет, и я задумалась. Я очень давно не видела его в мыслях своего даэра. С того самого момента, как Арофер отправился из Ривенделла после спасения невесты Леголаса. Право сказать я сначала жутко ревновала ее и злилась, ведь девушка так часто попадала в передряги, но со временем общения своего возлюбленного с ней и я свыклась. Хотя она абсолютно ничего про меня не знала, мне выпала честь узнать Эленвен с лучшей стороны. Она была добра, смешлива и так скромна, что только изредка кого-то о чем-то просила. Такая светлая. Я смеялась вместе с ней, когда Арофер строил из себя скомороха, и я же наблюдала за ее молчаливой грустью, умоляя любимого поддержать ее в трудную минуту. Я ждала ее приезда. Не скрою. Мне хотелось с ней подружиться. Только я хотела что-то ответить на вопрос Гвивлет, как с места подскочила Лафалия, прижимая трясущиеся ручки к бледным щекам. — Наследник в Хорнбурге. Саруман направляет войско на Хельмову Падь! Я видела! — вскрикнула девушка. — Тысячное войско противника и сотня крестьян на стороне людей... — Фолор? Он же на службе у госпожи галадрим, так? — спросила я про мужа эллет. — Лучники Лориена уже на стенах крепости. Я не знала, я не видела. Так все быстро произошло! — девушка, казалось, сейчас лишится чувств. — Им не выстоять. Никому. Эру... Как только Лафалия стала оседать на пол, к ней уже подбегали подруги, чтобы помочь справиться с подступившей истерикой, но я не двинулась с места. Я смотрела глазами Арофера и видела каменные стены крепости, со всех сторон окруженные полчищами орков, каменный мост и открывающиеся ворота... будто в бездну безвременья... Все на самом деле было так. С того самого момента между мной и моим даэром пролегла пропасть. Это невозможно описать словами. Нельзя заставить кого-либо это прочувствовать. Нет таких красок, чтобы их сгустить для повествования. Я смотрела на то, как погибает мой возлюбленный, и ничего не могла сделать. Когда Арофера затащили в Изенгард, ноги унесли меня прочь от оранжереи в глубину леса, и я рухнула на колени, больше не видя перед собой реальности. Я была там. В казематах. Меня пытали, меня жгли, мне вспороли горло... Но я не умерла. Я оглохла. Я ослепла. У меня вышибли землю из-под ног. Меня больше не было. Пустая оболочка с едва бьющимся в конвульсиях сердцем. Нет больше шелка его волос, нет больше охровых теплых глаз, нет больше сильных рук, не существует ни его тела, ни его мыслей. Все отняли. Все забрали. Я осталась одна. Он не оставил после себя ничего... Я смотрела в темноту и улыбалась. Будто слышала его смех. Будто ждала, что сейчас он скажет, что пошутил, и я возненавижу его за такой подлый юмор до конца его дней. До конца нашей вечности. Нашей. Улыбка сползла с моего лица. Арофер... молю... скажи хоть слово... умоляю... хоть слово... одно слово... любое... родной, дай мне тебя услышать... Тишина. Голова будто стала весить вдвое меньше, а на плечи словно скинули каменный валун, придавливая мое тело к земле. Я не знала, но мои пальцы вцепились в мерзлую землю, царапая ледяной коркой нежную кожу, мои губы остывали на морозе, а вокруг меня уже собрался народ. Я не знала, потому что единственное, что я перед собой видела - это ничто. Ветер пеплом развеял над землей мои мысли. Эру отнял у меня способность понимать. Кажется, я взывала к Мандосу. Кажется, я покидала собственное тело. Но чьи-то руки легли на мои плечи, чуть согревая своим теплом, и тихий голос что-то неразборчиво бормотал мне на ухо. Я не сразу поняла. Я будто во сне услышала какие-то кружащие в воздухе звуки и не сообразила их поймать. — Слушай мой голос, — шептал мужчина. — Не иди за ним. Слушай мой голос. Словно ребенок, потерявший родных в толпе, я безвольно подчинилась мудрости взрослого эльфа и пошла с ним... Через несколько минут я различила перед собой лицо Владыки. Трандуил с горечью смотрел на меня, и в его золотых волосах путались серебряные снежинки. Где я? Почему я здесь? Что произошло? Арофер... Ком ударил мне в глотку, и слезы брызнули из глаз, обжигая холодную кожу щек. — Я... он... я... она... нет... неправда... прошу вас... — я не могла связать ни единого слова. Таур кому-то кивнул, и на меня набросили ватное одеяло. — Плачь, дитя. Слезы очищают, — проговорил король, и в его мягком голосе звучало сочувствие и понимание. — Пока горько, нужно горевать. И все. Забытье. Забвение. Я не помню дальше ничего. Ни слов утешения, ни скорбного молчания, ни недели эльфийского плача по погибшим. Меня никто не навещал. Никто не приходил ко мне в комнату, а я все так же сидела, укутавшись в ватное одеяло и старалась выхватить отголоски памяти в своей голове. И будто слышала его голос. Будто слышала его смех и неразборчивое бормотание. Будто видела его насмешливую улыбку и нахмуренные брови. Я не могла отпустить. Не хотела. Не могла. Не должна была. И снова и снова прокручивала страшные события в своем воображении. Казематы. Что ты там забыл? Эленвен. Как ты могла молчать? Для чего эта война? За что мне это? Что произошло? Где начало этого кошмара? Арофер... скажи хоть слово... я молю тебя, хоть слово... скажи... День сменялся ночью, а вскоре на порог Эрин Гален вернулись воины с моим даэром. Владыка сам лично зашел в мои покои и долго что-то говорил про добровольное принятие неизбежного, про то, что это все легло на мои плечи не просто так, и я должна стойко нести эту ношу, но я не слушала. Не слушала, лишь вяло кивая головой, а потом в какой-то момент оттолкнула пытающуюся тронуть меня за плечо руку и понеслась по коридорам в крипту, налету успевая стирать соленые слезы, застилающие обзор. Под сводами каменных стен, в неярком свете свечей, танцующих поминальную мессу, я осталась один на один с деревянным ящиком, в котором лежал мой бездыханный возлюбленный. Сначала я пыталась отодрать крышку, чтобы проверить, не обманывают ли меня, но все было сколочено на славу, и я лишь посдирала пальцы вместе с ногтями. Мне не нужно было заглядывать внутрь. От досок пахло лавандой. Его запахом. Я различила. Опустившись рядом с импровизированным гробом, я обняла его и зашептала слова любви. Все, что не успела сказать при жизни. Все, что берегла на нашу с ним бесконечность. Я разговаривала с ним как с живым, ибо для меня он навсегда таковым и останется. Я разговаривала с ним как со спящим, ибо смерть это сон, но вечный. Я разговаривала с ним так, будто я злюсь и обижена, ибо он любил, когда я была рассержена... ведь потом можно было долго и бурно мириться. Я обещала ему, что буду ждать, пока он проснется, и приготовлю ему все, что он пожелает. Ведь он, наверно, голоден. Как всегда. И я плакала. Плакала, пока не высушила себя до дна. Пока поняла, что больше слез для этой несправедливой войны у меня не осталось. И тогда я вспомнила ее лицо. Лицо той, что заколотила последний гвоздь в крышку гроба моего возлюбленного. Я вспомнила, как Эленвен вероломно молчала во время пыток над моим сердцем. Я поклялась, что хотя бы попытаюсь лишить ее того же, чего лишила она меня. Будущего. Воздуха. И даже жизни... Вы знаете эту историю. Мне иногда кажется, что это все было совсем не со мной. Я никак не могла дойти до такого. Кто же это был? Я? Тогда мне не вымолить прощения за свои деяния даже у самой себя. Когда мои руки сомкнулись на шее аранель, я явственно услышала голос возлюбленного. Он просил меня остановиться. Я слышала его голос. Я не сумасшедшая. Он знал о моих деяниях, и это было страшное наказание. Гораздо хуже, чем заключение под стражу и осуждение со стороны лесных эльфов. Гораздо хуже осуждения в глазах аранена и короля. Гораздо хуже, чем непонимание на лице Феанрода, брата Арофера. Мой даэр смог передать мне слова, что я так мечтала услышать. И эти слова были отнюдь не ласковыми. Я потерялась во времени. Замкнулась в себе. Ходила по земле, но с трудом. Делала порученную мне работу, но не вдумываясь до конца. Плохо ела. Плохо спала. Не хотела жить. И я умерла. В один из дней, когда во дворце проходила репетиция свадебной церемонии наследника, в чертоги лесного короля ворвались бледные орки верхом на варгах. Я ничего не успела бы сделать. Дверь складов разлетелась в щепки, и меня придавило деревянной балкой, а потом по моей шее прошлась сталь, и на бледные руки излилась алая кровь вместе со всем ядом, который я в себе взрастила. И я даже не пыталась что-то сделать. Я молилась, чтобы была единственной жертвой в этот день и просила Эру об искуплении. Я закрывала глаза, не обращая внимания на боль в горле и теле, и напоследок успела лишь слабо улыбнуться, услышав любимый голос, зовущий меня по имени. Вот и моя история подошла к концу. Может быть, вы простите меня? Есть ли шанс на прощение у той, что сама не пустила в свое сердце милость? Сказка ли это? Теперь уже не столь важно. Единственное, что важно, это голос, манящий меня домой. Счастливый конец? Волшебный? Всмотритесь. Не видите?