Scattered To The Wind

Возникало некое чувство, будто все в этой башне живут в согласии и в гармонии, даже пусть и арранкары, что прибыли сюда вместе с шутаку Микецуками; и те вели себя весьма сдержанно и приветливо; сразу можно было увидеть эту разницу, которую зовут до и после; глядя на Джио, Нойтору, Эмилоу, Ди Рой и Лилинет, можно было смело сказать, что они достигли просвещения и полностью встали на путь чисты и истинный. Сейчас, сидя за большим накрытым столом, все молчали, боясь проронить даже слово, тем самым испортив идиллию, в которой они находились на данный момент. Сервировка стола выглядела так, будто за ним должны были обедать сами нимфы, охраняющие, по рассказам Микецуками, эту башню от темных сил, что могут напасть в любое время, дабы разрушить последнее сохраненное место верховного судьи. А музыка все играла и играла, зачаровывая и вгоняя в легкий сон, отчего глаза иногда слипались, но не закрывались полностью, как объяснила единственная Шутаку, таким образом, кокон пламени, где находится Шиба Карин, отнимает части духовной энергии, чтобы поддерживать ее жизнь. Мелодии были очень похожи на колыбельную, возможно, именно по этой причине они вызывали подобное чувство усталости и сонливости. Но вдруг, совсем неожиданно для всех, музыка крайне приятная для ушей, прекратилась, словно струну гитары кто-то оборвал. Во всем гостином зале вновь повисла мертвая тишина; настолько мертвая, что казалось, возможно, вновь услышать голоса погибших шинигами, шутаку, арранкаров, квинси и даже обычных людей; не говоря уже о людях со сверхъестественными способностями, что рождаются редко, но бывают очень сильны. — Что происходит? — Поинтересовался озадаченно Тоширо. В то время, как арранкары сидели скрестив руки на груди, видимо, над чем-то думая, иногда поглядывая на Каруму. — У тебя знакомое лицо, — сказал Риннкер, слегка нахмурившись. — Я — дочь Гриммджоу Джагерджака, бывшего Сексты Эспады. «Откуда я это знаю? — Удивилась девочка, слегка распахнув глаза, и посмотрев на Микецуками, которая только закончила пить свой ромашковый чай.» — Нет времени. Объясню по дороге, — выдала Шутаку, вставая из-за стола, — кажется, на нас напали. Нимфы, могу я просить вас об одолжении? — Она обратилась к девушкам, что отложили свои инструменты. Одна из них слабо улыбнулась: — Это честь для нас, — сказала она, взяв Каруму за руку, — пойдем со мной. Тебя надо обезопасить, как и госпожу Шибу. Мы будем играть музыку, образуя защиту вокруг вас, в то время как они будут смело сражаться за сохранение баланса… Ничего не понимая, голубоволосая последовала за нимфой, и следуя ее словам, села подле кокона; сами же три нимфы, образовав треугольник, взяв разные инструменты: флейту, арфу, начали играть. Третья же пела. Остальные вышли из башни, после разделившись ради защиты башни, образуя круг, вокруг облачной постройки, и начиная приглядываться, вставая в позы для преждевременной атаки. Вот и показались твари, что нарушили прекрасную божественную тишину. Они все были черными, словно измученные души покойных людей; они все были легко уничтожаемыми, но сколько бы от них не избавлялись эти тенеподобные существа все прибывали и прибывали, совсем не зная себя конца. И наконец-то показался их предводитель, человек в костяной маске, и в черном плаще. Если бы Карума стояла там, она непременно узнала это существо, которое похитило ее и привело на верхушку; без всяких сомнений это был именно он, за свои слова голубоглазая бы поручилась, но сейчас ее здесь не было: она сидела внутри щита вместе со своей названной тетей, в окружении трех нимф, что клялись никого не впускать и не выпускать. — Твоих рук дело? — Нахмурилась Микецукам. — Отвечай. — Я не намерен отвечать. Однако, я совру, если скажу, что не моих. — Произнес мужчина, снимая маску со своего лица, и показывая его, тем самым раскрывая свою настоящую личность. — Изничтожь все сущее, Кибара. — Хладнокровно произнес он и тени, до этого момента, окружавшие его начали гореть ярким пламенем. На это зрелище уставились и другие, но мужчина отпрыгнул назад, заподозрив что-то неладное и уставившись на собственных воинов, что сгорали один за другим. — Что это? — Распахнула глаза Лилинет. — Не гаснущее пламя… Из центра башни раздался взрыв, что уничтожал все на своем пути, сжигая всех и вся, не жалея сил. — Мы не успеем, — сглотнул Хицугая, прежде чем раздался огромный взрыв, а время замерло. Вокруг было одиноко и холодно, но возникало чувство некой потерянности и ненужности; именно подобное чувство ощущала девушка, когда открыла свои слегка сероватые глаза; и первое, что она увидела перед собой, это были три музы, все еще сидящие на своих местах, образуя треугольник; и девочку с голубыми волосами, которая плакала. — Она плачет..? — Поинтересовалась у пустоты черновласка, прильнув к своему кокону, пытаясь разглядеть подучше лицо той девочки. — Почему она плачет? На вопрос никто не отвечал, совсем никто; ей казалось, что время будто замерло, и двигаться может лишь она; приглядевшись, брюнетка увидела застывшие фигуры у башни, котоhые можно было увидеть, так как стены были полностью разрушены. — Это… Тоширо… Тоширо! — Крикнула Шиба, думая, что так заставит увидеть себя, но никто не сдвинулся с места, никто ее не услышал, хотя мог бы. Любой, кто застыл, если бы перед этим хорошенько прислушался, обязательно бы услышал, как она зовет; , но нет, вряд ли кто-либо додумался это сделать. На каждый ее вопрос стояла мертвая тишина, словно на кладбище; хотя даже там иногда шумят вороны. — Что произошло..? На ее глаза накапливались слезы, она била кулаками о кокон, словно по стеклу, пытаясь выйти наружу, но все было, видимо, тщетно. Настолько бесполозным, что казалось совсем невозможным. Она хотела было уже прекратить эти попытки, но после услышала чей-то веселый, но мужской голос: — Не сдавайся. — Кто ты? — Поинтересовалась девушка, вытирая слезы. — Враг? — Ты когда-либо слышала легенду о паутинке? — Бог сбросил грешнику паутину, чтобы тот вскарабкался по ней наверх. Но за ним полезли и другие грешники. Первый, боясь, что паутинка оборвется, попросил их прекратить свои действия. И потому он, кажется, остался и дальше гнить внизу. Ты бог? — Верно. И твоя история несколько не такая, как легенда про паутинку. Ты добрая, всей душой добрая. И если бы я сейчас скинул тебе паутину, что бы ты сделала? Перед черновлаской в действительности появилась паутина, спустившаяся сверху. — Либо они уйдут без меня, либо я уйду только с ними, — ответила Карин. — Как я и думал. Даже, если бы ты была в Аду, как тот грешник, и за тобой бы полезли другие по паутинки, ты бы сказала им слезть, а как только сама спустишься — лезть обратно. У тебя очень добрая душа. — Только это, увы, не спасет их от взрыва. — Почему же? Каждый из твоих друзей, которых ты вернула к жизни, они все живут лишь для того, чтобы отблагодарить тебя, думают, что в долгу у своей спасительницы. То же касается хозяйки Ками, но Боруто, она каждую ночь благодарит меня, прося о том, чтобы я поблагодарил от нее тебя. Ведь ты вернула ей ее меч. А что насчет маленькой девочки, что мечтала всю жизнь встретиться с тобой, потому что ты вытащила ее отца из тьмы. И наконец, о том парне с белоснежными волосами, что любит тебя. Он уж точно заслуживает свою жизнь, несмотря на то, что всегда лезет на рожон, чтобы спасти тебя. Они достойны жить. Достойны… Голос утих. И как только это произошло, все будто стало на свои места, все вернулось к началу, и все видели что-то, словно дежавю; им казалось, что они каким-то образом остались живы после сильного взрыва; да и башня уцелела. — А нашей бабочки нет. — Сказал Джио, как только прошел в зал, где до этого времени стоял кокон. — Джагерджак, ты как? Выглядишь не очень. — Он поднял голубоволосую на руки и понес в комнату для гостей. — А где Карин? — Удивился Хицугая, открывая одну дверь за другой, и вот в одной он увидел девушку, державшую полотенце, прикрывая свое тело. Это и была черновласка. — Тоширо, пошел вон!!! Брюнетка густо покраснела, и пнула парня, отчего тот отлетел в сторону, врезавшись в ближайшую стену.