Пока Алиса искала миелофон

Проснувшись перед рассветом, Алиса не сразу вспомнила, что она уже дома. А затем жутко обрадовалась. А рядом спал ещё и Паша. И это возносило её радость до небес. Алисе вспомнился вопрос соседки по палате в ХХ веке. Тогда он застал её врасплох. Юля спросила, была ли Алиса влюблена. Алиса сама не знала, влюблена ли она. Но если подумать о том, что наряду с беспокойством за миелофон и за человечество, наряду со стыдом за свою оплошность, Алиса изнывает от тоски при мысли о том, что может никогда больше не вернуться не только к родителям, но и к Пашке, то ответ напрашивался сам собой. Может и влюблена. Или даже наверняка. Если эта тоска говорит о том, что она нуждается в своём друге не только как в друге. Но и как в человеке, которого можно… любить? Не той любовь, которой любят родителей. А как-то иначе. Она же только и делала в больнице, что то и дело вспоминала, как они с Пашкой проводили время в разных приключениях. И самым приятными в этих приключениях было общение с Пашкой. Его шутки, его забота о ней, его беспокойство за неё. Алиса вспоминала его фразочки, которые можно было принять за проявления симпатии к ней. Его взгляды на неё, в которых при желании можно было разглядеть интерес к ней как к личности и как к девочке. Эти несвоевременные воспоминания врывались в её размышления о том, как себя вести в ХХ веке и как решить задачу вернуть миелофон и вернуться домой. И она ничего не могла с этим сделать. И не очень-то старалась сделать. Потому что эти воспоминания поддерживали её, помогали не впасть в панику. Раньше с ней такого не было. Раньше она хоть и волновалась иногда, но была уверена в том, что всё обойдётся. А тут вдруг разволновалась. Стала бояться, что на этот раз может и не обойтись. Алиса не знала, почему так. Может, она просто становится взрослее, и лучше понимает реальную меру опасности. А может (хотя это связано с предыдущей причиной) дело не только в том, что она становится умнее, но и в том, что перестраивается её гормональная система. Она начала превращаться из ребёнка во взрослую девушку. И со дня на день может быть менархе — последствие первой овуляции, созревания первой яйцеклетки в её теле. Так что беззаботное детство закончится. Придётся тщательнее заботиться и о том, чтобы не навредить своему будущему материнству. И всё время помнить о том, что она уже не просто девочка, а девушка, способная зачать ребёнка. Собственно, пора уже сейчас об этом думать. Так как она сама не знает, когда в ней созреет первая яйцеклетка. Хотя пока совершенно не способна выносить этого ребёнка так, чтобы он родился здоровым. Её тело пока не способно сформировать полноценную плаценту и качественно питать плод. Ещё слишком рано. Должно пройти хотя бы пять лет от менархе, чтобы она могла дать ребёнку всё по высшему разряду. Да и её скелет пока слишком детский. Не приспособленный к рождению ребёнка. *** Больше всего её пугало, что в случае неудачи она никогда больше не увидит Пашку. Что не услышит его заразительного смеха. Что не увидит его счастливой и ироничной, ласковой улыбки, не услышит его шуточек. Но разве можно было всё это объяснить новой знакомой, которая даже не знала Пашку? Понадобилось бы очень много времени, которого просто не было. И просто слова подобрать было непросто. Да и не хотелось Алисе откровенничать о сокровенном ни с кем. Поэтому она не знала, что ответить на вопрос Юли. Что она не «была влюблена», потому что любит до сих пор? Но и эти слова были бы не совсем точными. А какие точные — Алиса не смогла бы подобрать даже для того, чтобы самой себе всё разъяснить. А так как по легенде она ничего не помнила, то просто ответила Юле, что она не помнит. Но потом много думала над вопросом девочки и всё лучше понимала, что не наврала бы, если бы ответила, что она любит. И даже могла сказать, кого. Сейчас Алисе было забавно осознавать, что давний товарищ и друг внезапно трансформировался в возлюбленного. Это звучало очень непривычно. И осознавать это было очень волнительно. При встрече и разговоре с шубутным и беспокойным Пашкой Алисе тоже было не до лирики. А вот теперь, в тишине, рядом со спящим Пашкой, да ещё и после хорошего отдыха, Алису очень даже тянуло на лирику. То ли это на неё так подействовала разлука с реальной перспективой никогда больше не встретиться с другом. То ли мыслительные процессы, запущенные вопросом девочки из ХХ века. Но факт был предельно ясен. Она влюбилась. Ну или не влюбилась. Может, это ещё и не влюблённость. Может, это другим словом называется. Но ей нравится вот так вот спать с Пашкой. Когда он рядом. Имея возможность протянуть к нему руку. Коснуться его волос. Погладить его. Нравится заботиться о нём. Нравится и принимать его заботу. Как вчера, например. Это же он раскладывал диван и укрывал её одеялом? Да, точно. А вот лечь рядом попросила его она сама. Как она вообще до такого додумалась? Наверное, совсем уже не соображала от усталости. Ладно ещё в походах. Но там совсем другое дело. Там просто иной раз околеть можно от холода. Но чтобы вот так дома уснуть вместе? Нет, это слишком. И какой же Пашка милый, что не отказал ей в этой прихоти. Значит, не посчитал её просьбу странной? Или списал странность на усталость? Здорово было бы спать так вместе почаще. Хотя это невозможно конечно. Сегодня в виде исключения. Сегодня ещё на правах друзей. На правах детей. Но совсем близко то время, когда они не смогут так спать. Рядом и под одним одеялом. Потому что она девочка, а он мальчик. И потому что при этом они не муж и жена. А главное — потому что не созрели пока для супружества и рождения ребёнка, если бы вдруг зачали его. Из-за её неготовности. Кстати, как-то странно вчера Паша спросил её «к чему ты готова?», когда она сказала, что готова. С подтекстом… Уж не на эту ли тему. А может ей лишь показалось, что с подтекстом. Алиса, которая уже успела подумать о том, что скоро станет производить зрелые яйцеклетки, вдруг подумала, что и Паша скоро станет производить сперматозоиды. Её друг тоже растёт и превращается в мужчину. И обретает способность стать отцом, превратить её яйцеклетку в ребёнка. *** Алиса стало немного неловко за такие мысли. Ещё неизвестно, какое у него мнение обо всём этом, а она тут такое думает. Хоть и со всем уважением. Но ведь он может предпочесть оплодотворить яйцеклетку совсем другой девушки. Может, она его совсем не интересует в этом качестве. Тем более что он слишком давно её знает. Может, он так к ней привык, что просто не воспринимает в качестве девушки. И заботлив разве что из-за галантности и природной доброты. То, что много времени проводит с ней — так это ему нравится то, какой она товарищ. Что ещё… да, а ещё она не особо щадит его самолюбие. И хотя она часто старается быть тактичной, но нередко и прямо говорит о его промахах. И хотя сейчас у неё редко бывает повод для упрёка, но раньше она упрекала его нередко. А как не упрекнуть, когда он делал ошибки, которые могли стоить им жизни? А какому мужчине понравится такое? Даже если замечания справедливые. Нет, мужчине нужно, чтобы женщина была мягкой, снисходительной, против шёрстки не гладила, делала вид, что всё прекрасно, что она не заметила огрех. Ну прям как Настенька в «Морозко»: «тепло, дедушка», когда тот её чуть не заморозил. А она-то не такая. Она прямо скажет, что думает. Значит, не видать ей женского счастья. И тем более с таким самолюбивым и гордым мужчиной, как Пашка. Ну ничего, зато будет больше свободного времени на науку, искусство и служение людям. А Паша наверняка найдёт себе девушку с нормальным характером. И будет её яйцеклетки оплодотворять. И её ласкать свои добрым органом любви и ласки. Алиса оборвала такие мысли. Удивляясь полёту воображения в несвойственном ей раньше направлении. Ну точно — судя по сегодняшней озабоченности, у неё скоро созреет первая яйцеклетка. Или уже созрела. От того и мысли такие странные. Это гормональный фон меняется. Алиса старалась не думать о Паше как об оплодотворителе, как о ласкающем девушку мужчине. Но получалось плохо. Это было каким-то наваждением. Алиса начинала понимать людей, так озабоченных мыслями о сексе, что они мало думают о множестве других интересных вещей. Ей было немного грустно, что теперь и она тоже становится такой озабоченной. Даже если это нормально в её возрасте на её этапе полового созревания. Ей всё равно не хотелось сужения поля её интересов. И больше всего не хотелось таких мыслей о Паше в условиях, когда он не имеет к ней сексуального интереса. Если бы он знал о таких её мыслях — может быть, вообще расхотел бы дружить с ней дальше. Не выдержав напора образов, которые казались Алисе несправедливыми к Пашке, разгорячённая ими девушка решила, что пора охладиться в душе. ***