10. Пациент
17 ноября 2016 г. в 17:29
— Что интересного в том, что в больнице был мальчик?
— А что — совсем неинтересно?
— Паша, что конкретно тебя интересует в этом мальчике?
— Не в мальчике, в твоём знакомстве с ним.
Вы разговаривали?
— Да.
— О чём?
— Да так, о каких-то пустяках.
— А точнее?
— Паша, но это не имело отношения к поискам миелофона.
— Зато это имело отношение к тебе.
— Ну хорошо. Так… Мне было совсем скучно после того как я осталась без Юли.
— Это имя твоей соседки по палате?
— Да. И одновременно одноклассницы Коли.
Так вот, я присоединилась к пациентам, которые смотрели по телевизору фильм про Африку.
Представляешь — в то время в Африке ещё не было Большого Сахарского канала!
Поэтому климат там был весьма засушливый.
— Я помню. На географии рассказывали.
— Да… И тут подходит какой-то мальчик и просит разрешения присесть.
— Около тебя?
— Ну да…
— Ты разрешила?
— Ну конечно.
— Хм…
— Паша, что значит «хм»?
Он же имел право садиться везде, где свободно.
— А других мест не было, кроме как около тебя?
— Не знаю… Может и были.
— Вот видишь!
— Что я вижу?
— Он нарочно около тебя сел.
А мог сесть где угодно.
— Паша, да у него нога была в гипсе.
— Бриллиантовая нога?
— В смысле?
— Ну вспомни фильм «Бриллиантовая рука».
— Паша, причём тут фильмы?
У того мальчика был настоящий гипс.
— Уверена?
— Да что с тобой? Он же в БОЛЬНИЦЕ был.
— Вот именно. А обычно пациентов в гипсе не держат в больнице, а отправляют домой.
— Ну не знаю… Может, у него были и другие проблемы, кроме гипса.
— Разве что так.
— Паша! Да он на костылях ходил.
Так что где оказался — там и сел.
— Но оказался он возле тебя.
— Ну и что?
— И чего хотел этот рыцарь печального образа?
— Если ты в таком тоне будешь говорить о ни в чём не виноватом мальчике — я вообще ничего не буду больше рассказывать.
— Всё, всё, больше не буду.
—… Не могу. Ты мне всё настроение сбил.
— Ну прости. Алис, правда. Я не прав.
Уже осознал. Больше не повторится.
— Знать бы ещё, что это вообще сейчас было.
Обычно ты намного добрее.
— Да сам не знаю. Но ты рассказывай пока.
Алиса вздохнула и трудом продолжила.
— На чём я вообще остановилась?
— Мальчик попросил присесть возле тебя.
— Ах да…
— Что было дальше?
— Да ничего и не было.
— Но вы разговаривали?
— О пустяках.
— Интересно, о каких.
— Ну… он признался, что томится в больнице.
— Он так и сказал?
— Нет. Он сказал «на свободе», имея в виду внебольничную жизнь.
Значит, в больнице ему было тоскливо.
— Логично. А ещё?
— О, вспомнила.
Он тебя мне напомнил.
— Чем же? Он похож на меня?
— Да нет, не очень. Разве что тоже высокий и худой.
— А чем тогда напомнил?
— Тем, что обычно у него жуткий аппетит.
Хотя в больнице наоборот пропадает из-за того, что обстановка угнетает.
— Надо же какой нежный.
— Паша, ты опять?
— Я? Нет, что ты.
Просто удивляюсь, что у человека может пропасть аппетит всего лишь из-за смены обстановки.
У меня вот не пропадает.
— Ну, это смотря что на что меняется.
— Ты конечно выразила ему сочувствие?
— А что? Нельзя было? — осторожно уточнила Алиса.
— Да нет. Просто интересно, в какой форме ты выразила ему своё сочувствие.
— А какие могли быть формы?
Я бы конечно рада была бы помочь ему ускорить его выздоровление, но у меня же не было с собой никаких заживлялок…
Да и врачи не поняли бы, почему он выздоровел за день вместо месяца…
У мальчика могли бы быть неприятности.
— Хорошо, что ты понимаешь и учитываешь это.
То есть ты ничем не помогла ему?
— Нет конечно.
— Совсем ничем?
— Ну, разве что тем, что принесла ему клубнику.
— Клубнику?
— Да.
— А почему клубнику?
— Потому что он сказал, что если что и поел бы с удовольствием, то клубнику или бананы.
— Так и сказал?
— Паша, ну какая разница?
— А всё же?
— Да не помню я… Может быть, он сказал, что не отказал бы от банана и клубники.
— Вооот. Это уже другое дело.
Улавливаешь разницу?
— Нет. А должна?
— Ладно, проехали.
Продолжай.
— А больше ничего не было.
— Совсем ничего? И мальчик даже не поблагодарил за клубнику?
— А он не успел.
Он-то может и поблагодарил бы.
Но у него не было такой возможности.
— Это почему?
— А потому что мне стало резко не до него.
— Это хорошо. Но почему интерес твой вдруг испарился?
— Ой, там вдруг такое случилось.
— Вот видишь — что-то случилось всё же.
— Да-да.
— Я весь внимание.
— Когда я понесла клубнику мальчику в его палату — я увидела, что он машет мне около лестницы и зовёт к себе.
— Какой нахал! Что он себе позволяет?!
— Да погоди ты. Дослушай сначала.
— Ну?
— Когда я пошла к нему на лестницу…
— Ты всё же пошла? Зачем?
— Паша, так невозможно рассказывать.
Ты же не даёшь мне ничего сказать.
— Прости. Говори. Я просто переживаю.
— Так вот — я пошла к нему, но перед самой лестницей случайно бросила взгляд в саму его палату.
— И что ты там увидела?
— А вот это самое интересное!
В палате я увидела этого мальчика!
— Ты же сказала, что он в это время был на лестнице.
— В том-то и дело!
В том-то и дело, Паша.
— Но как такое возможно?
— А то ты не знаешь.
— Погоди… Ты хочешь сказать, что мальчиков стало два, потому что один из них был кем-то другим, кто выдавал себя за мальчика?
— Конечно.
— Это был космический пират?
— Увы.
— И что ты сделала?
— Забежала в палату к настоящему мальчику, чтобы отдать ему клубнику, а потом бросилась прочь от его палаты.
— Зачем ты теряла время?
Надо было сразу убегать! Что за детский сад?
— А куда я должна была деть клубнику?
— Да какая разница? Хоть бросила бы.
Да хоть в физиономию лже-мальчику запустила бы, превратив тарелку в летающую тарелку.
— Что ты сказал?
— Мне повторить?
— Да нет… А откуда ты знаешь, что клубника была в тарелке?
— А что тут знать? Разве она могла бы в чём-то ещё?
— Могла.
— В стакане, да?
— Да хоть в стакане. Или в банке.
— Да какая разница, в стакане или в бане?
Ты мне лучше скажи — почему ты потеряла время с этой клубникой?
— Но мальчик хотел клубники.
— Ничего, обошёлся бы он без клубники.
А то видишь ли клубнички ему захотелось.
— Паша, я тебя просто не узнаю.
Ты сам-то настоящий?
Ты случайно не поддельный?
— А что такого я сказал?
— Ты… да ты просто психуешь.
— А как тут не психовать, когда в момент опасности ты, уже сообразив, что рядом космический пират, вместо того чтобы убегать — бежишь с какой-то клубникой к какому-то левому мальчику.
— Ну вообще-то этот мальчик, сам того не зная, немного спас меня.
— Чем?
— Ну… если бы он не оказался в палате, то я бы не поняла, что у лестницы не мальчик, а пират…
И тогда пираты схватили бы меня уже тогда.
— А что — они тебя всё же схватили позже?
— Да нет. Но тогда могли схватить.
А благодаря мальчику с клубникой это не случилось.
— Да ладно тебе.
Хватит уже превозносить заслуги этого мальчика так, словно он сделал что-то выдающееся.
— А то, что он хоть и невзначай, но спас меня — не считается?
— Считается. Но ведь невзначай.
— А Полина сказал бы, что это судьба.
— Судьба, значит?
А если бы этот мальчик не подходил к тебе, то может быть пираты вообще не притворялись бы этим мальчиком.
— Да какая разница. Они и другое могли бы придумать.
— Они? сколько их было?
— Двое…
— Значит, они тоже попали в ХХ век?
— Да.
— А что им от тебя было нужно?
— Наверное, они думали, что я приведу их к миелофону?
— А не наоборот?
— Может, похищение было только поводом приманить тебя?
— А я-то им зачем?
— Не знаю-не знаю…
Может быть, они знают о тебе что-то такое, из-за чего ты им дороже любого миелофона?
— Вряд ли. Им был нужен миелофон.
— Откуда такая уверенность?
— Ну… они же готовы были сбежать с миелофоном. Без меня.
— Ну допустим. А пираты-то были какие? Незнакомые?
— Если бы. А то знакомые.
— И кто на этот раз?
— Крыс и Весельчак У.
— Тот же Крыс, что и на Брастаке?
— Он самый. И вместе с У — те же, что в системе Медузы. Я рассказывала тебе.
— Я помню. Значит, они снова сбежали из изоляции?
— Получается, что так.
— Что же их не могут надёжно изолировать-то.
— Ну, значит, не могут.
А может они ещё и пригодятся для хорошего дела.
— Ты серьёзно?
— Вполне.
— Ты идеалистка?