Назначения Судьбы

Я Вас Люблю! Поэтому Весь мир творю я заново. Он стар. Мильоны лет ему. В нем очень много странного, Смешного, старомодного И никуда не годного. Вот Горны Разгораются, И под блестящим молотом Различие стирается Меж оловом и золотом. Окупится богато нам Все, что рукой мы тронули. Клянусь разъятым атомом И всеми электронами! Но Вы Не улыбаетесь, Чему-то огорчаетесь. Чему? Не знаю, право, я, А, хитрая-лукавая, Зачем не превратил еще Вот эти Ваши серьги я В два крохотных вместилища Космической энергии! Терпение! Терпение! Сначала исцеление Бедняги прокаженного, Сначала превращение Изгоя окаянного. В наследника законного, Сначала воскрешение Неправедно казненного... Весь мир творю я заново! Леонид Мартынов Все исчезло, словно не бывало. Только Кагоме осталась лежать у его ног, все столь же бледная, словно мертвая, не шевелясь. До горизонта шло поле красивых белых ромашек… он не знал, сколько прошло времени, сколько, что то внутри него ныла старая рана, когда его позвал голос: - Любишь её? Он поднял взгляд на стоящую напротив жрицу, полную копию Кагоме, но облаченную в праздничное белое расшитое алым узором хаори. И имевшую волосы цвета льна. - Кто ты? - Меня зовут Наохи. Припомнив о Доброй Воле Камня Душ и Злой, Сещемару ничуть не удивился увидев её в облике жрицы. Она была здесь к месту. - Так ты любишь её? – переспросила Добрая Воля лучезарно улыбаясь. - Я никого не люблю. – Голос дайёкай вновь оледенел и ожесточился. - Врешь. Себе, в первую очередь. Неужели ты, Сещемару, не можешь разобраться в своих чувствах? - Чего ты хочешь? – вместо этого спросил демон. - Я хочу попросить тебя об одолжении. Брат мой Магацухи, хочет убить её. Я живу в её теле с самого её рождения, я почти слилась в её душой, я стала частью её святой силы. Пусть мне уже сотни лет, но я привязалась к этой девочке, она мне как дочь. Только твой Тенсейга может убить Магацухи, спасти её. - Я уже защищаю её. – все так же холодно ответил он, не желая говорить на изначально поднятую ею тему. - Знаю, но этого мало… Ты все поймешь со временем, Сещемару, а до тех пор, прощай. Наваждение пропало, словно и не бывало. Вновь он стоял на ночной поляне, рядом со свой свитой, теперь уже возросшей. - Сещемару-сама, что это было? Свет какой-то… - протирая глаза спросила Рин, её вопрос кивком поддержал Шипо. - Воля камня Душ, – спокойно ответил он, убирая святой меч в ножны, сел рядом с Кагоме проведя пальцами по её коже. Та все еще тяжело дышала, на лбу её выступила испарина, а веки были плотно зажмурены, словно от боли, однако тепло медленно входило в её тело.- Шипо у неё есть, что подстелить на землю? - Да, – ответил лисенок и прыгнув на спину Гину вытащил из одной из многочисленных сумок спальный мешок, расстелил его на земле. Уложив раненную удобнее на спальное место и проследив, что бы рядом её грело пламя костра, Сещемару покинул их, не сказав ни слова. *** Она стояла на поляне, среди цветущих ромашек, стояла чудная погода, а легкий ветерок щекотал её лицо. Она могла бы решить, что уже умерла, если бы не усталость и боль в раненном плече. Она увидела напротив себя девушку, словно зеркальное отражение похожую на неё, ветер играл в волосах цвета льна, зеленые глаза смотрели на неё с материнской любовью. Она знала её, где то в глубине души, вспоминая свои детский сны и замашки. Вымышленная подружка Наохи, все то же ромашковое поле, все тот же родной сон. - Наохи… - тихо слова коснулись её губ. Сущность, словно сестра, словно мать, что всегда была рядом, даже когда не показывалась на глаза, последнее родное существо, что осталось после диверсии Инуяши. - Рада вновь тебя видеть, Кагоме. Прости, что так долго не показывалась. Девушка мотнула головой отрицая. - Ты не виновата, я ведь начала взрослеть. Ты должна была скрыться, что бы не будоражить мой разум. Но я знала, что ты рядом. Спасибо. Это ведь ты навевала те сны? - Да. Я существую вне времени. Я знала, о чем ты должна была знать, что бы не было мучительно больно. - О предательстве друзей, - кивнула мико. - Но, при чем тут Сещемару? - Я не в праве рассказывать в глаза. Я уже давала намеки, разгадай их сама. Кагоме, я пришла предупредить. Магацухи начал действовать. Он сильнее меня, ведь Камень Душ стал черным… Держись Сещемару, Магацухи боится его Тенсейги. - Спасибо, Наохи. Я буду рядом с ним. Близняшка кивнула. - Я излечу часть твоих ран и остаток яда, но сейчас я на мало что способна. *** Резко открыв глаза она увидела чистое синее небо, на какой то миг выпала из реальности залюбовавшись его чистотой и теплотой. Ах, как ей охота жить! Просто жить дышать и видеть все это… Но, почему-то начинаешь думать о подобном, лишь когда ощутишь дыхание смерти. - Кагоме! – разревелся над ухом Шипо, тут же подскочила Рин. Даже зеленый лягушонок приблизился из любопытства. - Кагоме-сама, как вы себя чувствуйте? - Лучше… спасибо за заботу, Рин, Шипо… Как же я рада… - Сещемару сама ушел, - грустно объяснила девочка садясь рядом, - но он тоже был бы рад! Честно-честно! Кагоме улыбнулась. Она хотела бы увидеть его улыбку. Не ту хищную ухмылку, с которой он убивает, а искреннюю душевную… - Давайте я сменю повязки, – предложила Рин и Кагоме, кивнув, попыталась присесть. Провела рукой по ране ощутив, как под повязкой что-то хлюпало. Дети набрав воду в котелок, который так же был среди её вещей вскипятили воду с сушеной ромашкой, что нашлась в аптечке и, пропитав в отваре много ватных дисков отложили их в сторону, а остатком отвара промыли загноившийся шов. Рана выглядела ужасно, гной вытекал из шва, словно кровь, кожа вокруг раскраснелась и надулась, потемнела. Промыв платком рану так, что бы шов остался чист, Рин и Шипо наложили новый компресс и плотную повязку. - Больно Кагоме? - Неприятно… Боль при таком загрязнении не самое страшное… Молодцы, что заварили именно ромашку. - Это я придумал! – улыбнулся Шипо, подняв руку. Мико кивнула, она сидела, облокотившись о бок лежащего рядом кирина, смотря на желтые деревья и осенних птиц. Где то на ветке запевал соловей, весело журчал ручей, по небу неспешно плыли барашки-облака. Рядом играли дети изнечтожая демона-лягушонка. Никогда ей не было так спокойно… Только, разве что, дома… Хотя… дом там, где сердце, а её сердце сейчас здесь, в руках Дайёкая… И вновь слова любимой бабушки сказанные, казалось бы, в другой жизни, оказались пророческими. Не об этом ли говорила Наохи? Не любовь ли имела в виду? Впрочем, есть ли разница, если нет надежды на взаимность? Почему нет? Ведь… его доброта… и подарок… И, не просто же так Наохи показала Саё?... Может все таки… Будь что будет – решила она, продолжив любоваться на небо, увы, не звездное. Она и сама не заметила, как заснула. *** Он сидел возле водопада, думая о своем. Слова Наохи взбудоражили его разум. Почему он беспокоиться за мико? Почему тогда ему так хотело убить Инуяшу на месте? И почему не поступил так? Не потому ли, что Кагоме испугалась бы такого? Вопросов было море, и ни одного ответа, возможно, он просто не хотел признаваться себе самому… Она не простая мико. Единственная из смертных, что близка ему по духу, одна такая… - Любишь её? – вспомнил он вполне ненавязчивый вопрос, который словно молнией пронзил его сознание. Любит… Что есть любовь? Что есть привязанность? Что есть жалость? Это было слишком давно. Девочка Саё. И разъярённый они. Он и забыл, с чего все началось, пока чуть не потерял Кагоме, так же, как тогда Саё. Медленно из самых глубин его души поднимались давно забытые чувства, стертые, казалось на корню из его личности. Она научила его сочувствию. Так рядом с ним появилась Рин. Она заставила его сердце дрогнуть, так теперь она рядом с ним. Может что-то в этом и есть? Он перестал жаждать Тесайгу, отпустил обиду на отца и полукровку. Она словно лечит его. Его душу, словно Камень Душ от скверны… Он встал и пошел обратно, так и не придя к единому ответу, решив пока оставить все как есть. *** Она очнулась от визга Рин. Тело начало двигаться само в боевом запале. Лук с седла, стрела и выстрел. Демон рассыпался прахом, а схваченные Рин и Джакен шлепнулись на землю. Еще пара стрел и остальные демоны так же пали, до того, как успели осознать, что случилось. Тугая тетива вернулась в обычное положение, а рана начала пульсировать жгучей болью. Хлынула кровь, обагряя белое хаори. - Кагоме-сама! - Испуганно взвизгнула Рин, увидев кровь. Многострадальная рана. Многострадальное тело… Полуприкрытыми от боли глазами она увидела, как к ним бежит Сещемару, но из-за боли и вновь нахлынувшей усталости она не могла произнести и слова.. - Что случилось? - Кагоме-сама спасла нас от демонов… Но у неё разошлись швы! Рин её жалко… - сгрустнулась девочка сидевшая рядом с мико. Шипо, вновь же решил промолчать. - Магацухи, опять беснуется… - из её глаз потекли слезы… Так же как и сам камень душ и Наохи она чувствовала присутствие Злой воли Камня, - Он… все рядом… гонит ко мне демонов… Только сейчас она осознала… боль, кровь… Он не даст ей уйти. Ей не скрыться, не убежать. Так же как и тогда… на утесе… Сещемару присел рядом, он легко понял, о чем она думает. Он сам думал о том же. Об упорности Магоцухи, о её жизни, о идущий во следу смерти… притянул к себе и обнял, как когда-то Саё, преследуемою они. Девушка зарылась лицом в мех на его плече, бесшумно заплакала. Только плечи изредка вздрагивали от рвущихся рыданий. Он не видел до сели её слез. Даже тогда, на утесе она не плакала, ибо тогда смерть была её сознательным выбором. Только не сейчас. Так же, как тогда только он мог защитить её. Никто иной. Ни Инуяша – его глупейший младший брат-полукровка, ни Наохи, ни она сама, ибо даже три пущенные стрелы чуть не убили её. - Не бойся. Я рядом. Я не брошу. - Правда?- Кагоме взглянула в его золотые глаза, из которых наконец вышел весь лед. Сейчас они казалось расплавленным золотом теплыми и родными. - Я готов умереть за тебя, моя мико, моя Кагоме. Это было правдой. За те времена с потери Саё он изменился. Более его не страшит смерть, если на чаще весов – любимая женщина. Его женщина. Он нашел свою Силу. Силу в своей Душе. Он уже давно не мальчишка. Фразы «я тебя люблю» не было в японском языке до эпохи Мейдзи (1868–1912 гг.). Японцы считали, что глубокое чувство надобно выражать не словами, а поступками. В этот период происходит активное развитие международных отношений. Вместе с товарами из других стран, в Японию импортируются и книги, и японские писатели и переводчики начинают задумываться, как переводить иностранные слова. В связи с тем, что так и не было придумано перевода, в полной мере отражающего эту фразу, она в Японии так и не прижилась. В японской традиции не принято говорить: «Aishiteru yo» («Я тебя люблю»). Правда сегодня, из-за влияния иностранных фильмов и возникшей у японцев возможности путешествовать по миру, в молодежной среде такое признание в любви не редкость. Однако все еще чаще признанием в любви служит выражение: «Suki desu» («ты мне нравишься»). До эпохи Мэйдзи одним из аналогов фразы «Я тебя люблю» было «Я готов умереть за тебя». Человек, произнесший эту фразу, таким образом давал понять, что вся его жизнь отныне принадлежит любимому человеку. Так же, когда человек произносил фразу о том, что луна особенно красива, когда рядом тот, кто ему дорог - это тоже было своего рода признанием в любви.