Глава 5
29 марта 2015 г. в 16:35
Это его комната? Как странно. Шторы задернуты, за окном стучит осенний дождь. Сильно болит голова, и кружится отчего – то. А в груди, словно все сдавил тугой железный обруч.
Дышать тоже трудно.
Старый лекарь, который работал в Лаик еще, наверное, до Излома, сидел на стуле у кровати:
- Очнулся? Слава Создателю. Теперь всё хорошо будет.
Себастьен не болел ни разу в жизни – в Кэналлоа слишком хороший климат, да и мальчишка рос закаленным, купаясь с ранней весны до осени. Были раны, вывихи, приходилось падать с норовистого коня и тонуть пару раз в бурных волнах.
Но болеть вот так, лежать и натужно кашлять, хватаясь за горло – никогда.
Порой приходил Лоццио, садился рядом на кровать, рассказывал про уроки, про то, что задали по тому или иному предмету.
- Расскажи, как меня нашли.
Лоццио помялся и недовольно ответил:
- А что рассказывать? Наутро слугам велели привести тебя к полковнику. Они пришли, ну и… Потом тебя перенесли в твою комнату и позвали лекаря.
- Давно это было?
Себастьен снова закашлялся.
- Три дня назад.
- А… понятно.
Лоццио помолчал и сказал виновато:
- Я хотел подраться с Ауэном, но не стал. Потому, что потом занятия были, а после обеда нас водили в парк. И на конюшню – мы ездили верхом.
Заметив, что друг прикрыл глаза, он быстро попрощался.
- Ладно, спи. Я еще зайду.
Через неделю Себастьен вернулся к занятиям. О том, что прикоснулось к нему в подвале, он старался не думать.
«Наверняка, просто паутина, - решил он, в душе понимая, что не все так просто, - а я навоображал себе Кошки знают что».
То же самое сказал и Арамоне, когда тот спросил его о причинах обморока.
Все списали на начинающуюся лихорадку.
Прогулки возобновились, хотя воздух был холоден. С мальчиками занимались верховой ездой и фехтованием дополнительно – после обеда в парке.
К Себастьену никто не лез – не хотели повторения истории с Ауэном. Он тоже притих, на время, отложив шалости.
Один раз он, задумавшись о чем-то, подошел слишком близко к пруду. Вдруг стало очень холодно, потемнело в глазах, а руки и ноги, казалось, стали тяжелыми, как пушечное ядро.
Себастьен увидел, как в толще воды мелькнуло нечто… Похожее на рыбу, но с человеческим лицом. Во рту – ряд мелких рыбьих зубов.
Вот только ни у кого из людей не бывает таких холодных злых глаз.
- Эй, - подошел к нему Леонард, которого все называли Лео, - если придут слуги, и увидят тебя здесь, то снова накажут.
- Почему?
- Нельзя подходить к пруду. Он достаточно глубокий, а дно затянуто илом, - охотно объяснил рыжий, - если упадешь, то затянет, как в болото.
- Хм, - Себастьен пожал плечами и отошел.
- Знаешь, мой кузен дружил с твоим отцом, - сказал Лео, - они тоже учились в Лаик вместе.
- Кузен?
- Ну да, он меня старше на восемнадцать лет.
Они присели на скамью. Темнело, скоро прогулка закончится. А хотелось узнать побольше.
- Тогда в Лаик объявился шутник. Он называл себя Суза-Муза граф Медуза из Путеллы.
- Это так, - подтвердил подошедший к ним Арсен, - я знаю, он сначала бросил левую перчатку с вышитым на ней гербом в бульон, затем испортил портрет тогдашнего начальника Лаик, капитана Арнольда Аармоны, а затем… подвесил к потолку его панталоны.
- Ты еще расскажи о том, как Суза-муза подменил шпагу вертелом на приеме в честь представления нынешнего короля Карла четвертого, тогда он был еще принц Оллар.
Вечером Себастьен снова подошел к Лео.
- А твой кузен… Он был на той дуэли? Это правда, что моего отца убил его бывший однокорытник?
- Нет, - покачал головой Леонард, - он бы не справился сам. Ричард Окделл вызвал семерых.
- Зачем? Он фехтовал лучше всех?
- Да он шпагу не умел держать, - фыркнул рыжий, - над ним посмеялись, он и вспылил.
Себастьен помрачнел. Он вспомнил насмешки Гилберта и Ауэна.
Но на дуэлях бывает, побеждает не тот, кто сильнее. Порой удача улыбается слабому.
Леонард топтался рядом, не решаясь ни уйти, ни продолжить разговор:
- Я… не знаю, стоит ли тебе знать об этом, - пробормотал он.
Себастьен крепко взял его за рукав унарской куртки.
- Ладно, скажу, - неохотно буркнул Лео, - тогда Первым маршалом был герцог Алва. Он и взял Ричарда Окделла, потому что никто не хотел его выбирать в Фабианов День. А потом… он узнал о дуэли, на которую его оруженосец вызвал семерых, примчался спасать Повелителя Скал.
- И убил Эстебана Колиньяра?
- Да. Константин говорил, что ранил всех остальных, несильно только.
Пальца разжались.
- Ты иди, - глухо сказал Себастьен, - иди. Я приду к вечерней молитве.
Ему надо было побыть одному, осмыслить то, что узнал только что.
Соберано. Тот, которого боготворили все без исключения кэанллийцы. Месть за соберано – и месть за отца. Как теперь поступить?
Зачем он убил его? Заступился за оруженосца? Или была другая причина?
Столько вопросов – и ни на один нет ответа.
Себастьен сел прямо на пол, спрятав лицо в ладонях. На глаза накатили непрошенные слезы.
«Лишь бы никто не пришел», - молил он Ушедший про себя, стараясь не всхлипывать.
А через три дня полковник Арамона нашел подвешенную к потолку огромную перчатку, на которой было написано
»Суза-Муза Лаперуза, граф Медуза из Путеллы».
Герард усмехнулся. Лаик каждый год «посещает» граф-шутник, но до настоящего, который доводил отца до белого каления, им всем далеко.
Поэтому полковник лишь посмеялся, выбрасывая «подарок» Сузы-Музы.
Но на этом шутник не остановился. Доска перед уроком математики оказалась натерта свечным салом.
- Я вам этого не оставлю, - кричал побагровевший мэтр Лебран, - вы поплатитесь за свои шалости. Нет, вы уже не дети, и это не детские шалости. Это – преступление.
Себастьен зло рассмеялся.
- Что же будет с нами? Багерлее? Занха?
- Молчать! – взвизгнул математик, - Ничтожный болтун! Как вы смели?
- А почему вы уверены, что это я?
- Сейо, - тихо позвал Лоццио, подойдя к двери «арестантской», - ты как там?
- А что со мной будет? Это же не подвал, Ло.
- Расскажи, - Лоцио приник ухом к щели возле двери, - а что там в подвале?
- Темень и паутина. А еще очень сыро.
Через некоторое время послышалась возня у двери.
- Сейо, я стащил ключи у слуги. Полковник Арамона уехал в город, слуги почти не следят за унарами, а этот напился.
- Ло, ты молодец, - похвалил его кэналлиец, - сейчас Суза-Муза покажет себя во всей красе.
Вернувшийся начальник Лаик вошел в комнату и остолбенел:
У стены стоял его портрет в рамке, на которой были нарисованы лебеди и сердца. Откуда унары раздобыли эту краску, какой обычно красят заборы и дома, оставалось неизвестным.
Он сел на кровать и тут же пожалел об этом. Бычий пузырь, полный водой, лопнул, и кровать оказалась залита полностью. Промокли и бриджи полковника.
А за окном неистовствовали коты, привлеченные запахом настойки кошачьего корня.
Что касается предполагаемого зачинщика, то он спокойно сидел под арестом, читая толстенный трактат по военной стратегии.
Но в Лаик нельзя спрятаться от чужих глаз и ушей. Через некоторое время к полковнику Арамоне пришел унар Гилберт и рассказал, что видел в коридоре Себастьена, в то время, как наказанный унар должен был сидеть под замком.
Арамона поверил. И допрашивал провинившегося со всей строгостью.
В то время, когда он в десятый раз выслушивал от кэналлийца, что все это – просто наветы от зависти, на голову шедшему по коридору унару Гилберту набросили мешок.
- Темную! – крикнул кто-то.
Прибежавшие слуги доложили, что в коридоре унары снова подрались,
- Теперь вы видите, полковник, что я тут не при чем, - с некоторым злорадством сказал Себастьен, - все это Суза-Муза.