My Kitten

Растрёпанный, тяжело дыша, с паникой в глазах Кикван выбежал из аэропорта навстречу Хёсон. - Хёсон-а! Его там нет! - обречённо сказал он. - Он потерялся! - Ты уверен? - ухмыльнулась девушка, жмурясь от яркого солнца. Только сейчас Кикван заметил, что она сидит на том самом якобы потерянном чемодане, за которым погнала несчастного Киквана в аэропорт, и нагло улыбается. - Хёсон-а! Это была неудачная шутка! - начал возмущаться он в то время, как Хёсон покатывалась от хохота. - И совсем не смешно! Я так переживал, у тебя же там были все документы... - Пора уже привыкнуть, - выговорила Хёсон, вытирая слёзы, выступившие на глазах от смеха. - Как маленький, честное слово. - Хёсон... Ты... Ты... Ты... Девушка уже приготовилась выслушать много "приятного" в свой адрес, но от этого ей было только веселее. - Ты выйдешь за меня? - Даже не пытайся, - категорично заявила Хёсон. - Ты меня не перешутишь. - А я и не шучу. Хёсон перестала смеяться. - Да? Выйти за тебя? Кикван кивнул. Он явно нервничал. - А что скажут родители? - Да мои только счастливы будут! Сама знаешь - они тебя обожают. Родители Киквана и правда относились к его девушке очень тепло. Мама Киквана учила её готовить всякие вкусности и по ходу дела они очень мило беседовали. А папа был немного занудой, и порой Хёсон было скучновато слушать его разглагольствования. Но Хёсон он обожал, даже часто называл её дочкой. Хёсон очень любила проводить время с родителями Киквана - эти необыкновенно светлые люди всегда дарили море положительных эмоций. - Ну, я им, вроде, немного нравлюсь... Но в качестве невестки... Кикван отмахнулся. - Если они кому меня и отдадут - так только тебе, - улыбнулся он. Хёсон просияла в ответ. - Как только вернёшься из командировки - сразу поженимся! - заключил Кикван. - И помни - в ночь твоего приезда нас ждёт ужин с моими родителями. Хёсон заулыбалась ещё сильнее. - Ваааа. Я так рада. Поскорее бы! - Да уж. Даже не верится, что ты уезжаешь на целых две недели, - пробурчал Кикван. - Я буду скучать. - Я тоже. Веди себя хорошо, пока я не вернусь, - сказала Хёсон, погрозив пальцем. - Йа! Ты говоришь совсем как мама! Хёсон встала с чемодана и подошла к любимому - оставить прощальный поцелуй, чтобы не так грустно было эти две недели. Кикван прижал девушку к себе, наслаждаясь последним мигом, проведённым вместе. Хёсон вскоре отпустила Киквана и, подобрав два чемодана, двинулась к аэропорту по тропинке, пересекающей большое пространство, целиком заполненное зеленью и цветами. Небо, казалось, не могло быть яснее и чище. И жизнь тоже. Кикван провожал девушку взглядом, широко улыбаясь. А Хёсон, если бы не тяжёлые чемоданы, бежала бы вприпрыжку. * Хёсон, дрожа от волнения, бегала по дому, попспешно приводя себя в порядок перед очередным визитом к семье Киквана. За две недели, проведённые в командировке, она успела соскучиться по добродушному главе семейства, по его дружелюбной и жизнерадостной жене и по самому Киквану, чью тёплую улыбку она вспоминала всё это время. Хёсон завила волосы, надела своё самое лучшее платье и, несколько раз глубоко вдохнув, выбежала из дома, стараясь не упасть с высоченных каблуков. Всю дорогу до дома Киквана её переполняло радостное предвкушение. Подходя к двери квартиры, девушка ожидала услышать бойкую болтовню мамы Киквана и громкий смех мужской половины семьи. Но всё было тихо. Хёсон, немного помедлив, нажала на кнопку звонка. Никто не вышел. Хёсон нажала второй, третий, четвёртый раз. Ничего. Может, ушли в магазин? Или Кикван уже забыл, что она должна прийти, и все члены семьи просто разъехались по своим делам? В сумочке у Хёсон лежали ключи от квартиры. Она много раз приходила без предупреждения, и все воспринимали это нормально. И сейчас она дважды повернула ключ, распахнула дверь и смело вошла внутрь. Как и ожидалось, в прихожей никого не было. - Эй! - позвала Хёсон. - Есть кто-нибудь? Тишина. Ладно, Хёсон пойдёт на кухню и подождёт, пока кто-нибудь появится. Хёсон очень любила их кухню - потолок выкрашен в ярко-голубой цвет, много мебели и кухонной утвари всех цветов радуги, обои с забавными птичками, а на трёх длинных деревянных полках расставлены десятки семейных фотографий. Напевая что-то себе под нос, Хёсон зашла на кухню и, к собственному удивлению, обнаружила там Киквана. - О! Кикв... Хёсон оборвала себя на полуслоге. Стол был завален выкуренными сигаретами. Кикван сидел на малиновом стуле, опустив голову и сжимая трясущиеся кулаки так, что на ладонях оставались царапины от ногтей. Периодически он судорожно сглатывал, и этот тихий звук в пустой кухне слышался очень отчётливо. - Что-то... случилось? - понизив голос, спросила Хёсон. - Маму и папу убили, - не поднимая головы, ответил Кикван. До Хёсон не сразу дошёл смысл сказанного. Как убили? Ещё две недели назад они все вместе смеялись на этой самой кухне. Вот стоит ряд фото. На всех они такие счастливые. Даже несколько фотографий с Хёсон есть. И на одной из них папа Киквана так тепло её обнимает... Как убили? - Их убили, - заговорил Кикван. В его голосе было столько боли, что Хёсон хотелось заткнуть уши, убежать из этого дома и из этой весёлой, яркой кухни, пойти и повеситься - да что угодно, чтобы не слушать этого. Но она осталась. Она стояла и слушала. - За что? Да ни за что. Они никогда в жизни никому ничего плохого не сделали. Их все любили. Все завидовали тому, какие у меня чудесные родители... Они просто поздно возвращались домой. И на них налетел какой-то псих с ножом... И... И... Просто так. Ни за что. Они этого не заслужили. Не заслужили. Они не заслужили... Кикван поднял голову. В глазах не было слёз. Только лютая ненависть. В них было столько же ярости, сколько спокойствия в голосе Киквана. - Знаешь, что самое интересное? Уже был суд над этим ублюдком. Этой мразью. Этой... Этой... Ему дали пять лет. Пять лет. За то, что он убил двух ни в чём не повинных людей. Он отнял всё, что у меня было. И - всего пять лет. Забавно. Не так ли? Его голос стал непроницаемым. Обломанный ноготь на среднем пальце наконец прошёл сквозь кожу, и на ладони Киквана выступили капельки крови. И он произнёс страшную фразу. - Я им этого так не оставлю. - Что значит "не оставлю"? - Я отомщу. - Ты в своём уме?! - Целиком и полностью. - Я не позволю тебе сделать это! Кикван, ты не посмеешь! Я не хочу, чтобы ты тоже превратился в убийцу! Твои родители не хотели бы этого! Хёсон умоляла, уговаривала, билась в истерике. Но Кикван даже не смотрел на неё. Он сидел неподвижно и пялился в стену напротив, и в глазах его горел недобрый огонь. Через некоторое время его глаза закрылись, и в таком положении он и уснул. Когда Кикван проснулся, Хёсон сидела на другом конце стола и не сводила с него заплаканных глаз. Воздух в был словно туго натянутый лук, который вот-вот выстрелит. И он выстрелил, когда Кикван поднялся со стула и вышел из кухни. Хёсон следовала за ним, молясь, чтобы всё обошлось. Кикван прошёл в родительскую спальню и стал рыться в каком-то ящике. И вскоре вышел из комнаты, зажав в руке что-то маленькое и чёрное. Пистолет, оставшийся у отца ещё с юности, когда он очень недолгое время служил в полиции. Хёсон подбежала к Киквану и обхватила его поперёк пояса, не давая идти дальше. - Даже не вздумай! - прокричала она. - Ты не соображаешь, что делаешь! Остановись, прошу тебя, остановись, пока не по... Кикван с силой ударил Хёсон прикладом по голове, и она без сознания повалилась на пол. А когда очнулась - Киквана уже не было. Хёсон выбежала из дома сама не своя, оббежала всю улицу, зовя Киквана, умоляя его вернуться. Но он был далеко. И его было уже не вернуть. * Прошла неделя. В криминальной хронике пока ни слова о поимке Ли Киквана при попытке пробраться в тюрьму и совершить убийство. "Кикван, вернись" Прошло две недели. В бассейне утонула девочка. Врач подозревается в сознательном убийстве пациента на операционном столе. В ДТП погибли местные судья и адвокат, тела погибших изувечены, остальные находившиеся в машине отделались лёгкими ушибами. 17-летний парень покончил жизнь самоубийством, бросившись с крыши главного офисного здания. В пустом доме найдено двенадцать трупов со следами пыток и изнасилования. И всё в том же духе. "Кикван, вернись домой" Прошло три недели. Ужасов произошло ещё больше. К убийствам добавилось крушение самолёта. "Кикван, вернись домой. Прошу тебя" Прошла три неделя и два дня. При невыясненных обстоятельствах скончалось шестеро заключённых. Среди них Ким Мухёк, ранее обвинённый в убийстве г-на Ли и его жены. Хёсон потребовалось очень немного времени, чтобы удостовериться, что адвокат и судья, погибшие неделю назад, принимали в этом деле непосредственное участие. "Ты сделал то, что так хотел. Теперь на твоих руках чужая кровь. Причём кровь не одного человека. И кровь не только виновных. Твои родители видят, что из-за них ты стал убийцей. Кикван, вернись домой. Хотя бы теперь. Когда уже ничего нельзя исправить. Просто вернись домой, забудь о том, что ты сделал, и мы будем жить, как нормальные люди" Но Кикван н е в е р н у л с я домой. Прошла ещё неделя. Ещё месяц. Ещё год. Просьба Хёсон растворилась в воздухе и не донеслась до Киквана. Поэтому он не вернулся. * Была уже полночь. Хёсон задержалась на работе, и сейчас была только на пути домой. Внезапно она увидела н е ч т о, заставившее кровь стынуть в жилах. Но вместо того, чтобы надавить на газ и ехать быстрее, она, словно под гипнозом, вышла из машины и подошла ближе. Огромное здание горело от основания до верхних этажей. Ночь разрывалась на части от криков тех, кому уже не помочь. Сотни ни в чём не повинных людей задыхались и сгорали заживо. Вокруг дома стояло десять-пятнадцать человек в чёрной одежде и смотрело на горящее здание. И больше н и к о г о. Люди не обращали внимания на Хёсон. Они не отрываясь смотрели наверх. - Он за всё заплатил! - торжествующе воскликнул один из них. В ответ раздались одобрительные возгласы. - Справедливость восторжествовала! - ясно выделился один голос. От него волосы встали дыбом. Этот мужчина стоял прямо перед Хёсон, спиной к ней. И его голос... - Кикван, - негромко сказала Хёсон. Фигура позвернулась к ней лицом. А точнее, чёрной маской с прорезями для глаз, закрывающей лицо. Но Хёсон была уверена, что это о н. По голосу. По фигуре. По татуировке в виде змеи, виднеющейся на запястье. По глазам, когда-то бывшим такими добрыми и родными. Это тот самый Кикван, который жалел даже мух, съедаемых паучками. Тот самый Кикван, который одной своей улыбкой мог сделать всё вокруг светлее. Тот самый Кикван, который стоит сейчас во всём чёрном у горящего здания. Слышит вопли несчастных людей. Но не бежит спасать их и не плачет из-за того, что их кто-то убил. Потому что он с а м убил их. - Кикван... - Самое время бежать! - властно крикнул человек в чёрном. И люди умчались прочь, как стая мрачных чёрных птиц, на счастье Хёсон, не заметив её. Кикван хотел побежать с ними, но Хёсон изо всех сил вцепилась в него. - Пусти, дура! - закричал он. - Ты понимаешь, что будет, если меня увидят?! - Мне плевать! Не ходи с ними! Даже не подходи к ним! Хёсон отвлекла его только на несколько секунд, но этого было достаточно. Люди в масках уже расселись по ржавым чёрным автомобилям и уехали прочь. Кикван громко ругнулся. Тут он увидел синюю машину, принадлежавшую Хёсон, и, грубо оттолкнув девушку, направился прямо к авто. Не говоря ни слова, он распахнул переднюю дверцу и сел на место водителя. Хёсон еле успела юркнуть на заднее сидение, прежде чем Кикван тронулся с места. А у Хёсон перед глазами всё ещё стоял горящий дом. Сколькие спасутся? А сколькие нет? Зачем люди в масках сделали это? - Кикван, - заговорила Хёсон, глотая слёзы и чувствуя, как подкатывает тошнота. - Зачем ты это сделал? Зачем ты убил столько людей? Ты ведь не такой, Кикван. Ты создан не для этого... - Если ты сейчас же не заткнёшься, выкину тебя прямо под машину! - рявкнул Кикван. Хёсон никогда не слышала в его голосе такой злости. Практически животной. Она хотела продолжать говорить, уговаривать, накричать на Киквана за то, что он такой глупый... И не могла заставить себя это сделать. Впервые в жизни ей было страшно. Страшно до смерти. Хёсон больше не могла сдерживаться, и её вырвало на собственное мягенькое сиденье. Сколько они так ехали? Часа три точно. Или Хёсон просто показалось, и всё было намного быстрее? Так или иначе, Кикван рывком затормозил в очень непривлекательном месте. Тут не было ничего, кроме груды развалин, помойки, вонь с которой проникала даже сквозь машинные стёкла, дороги сплошь в ямах и рытвинах и квадратного здания с выбитыми оконными стёклами, выпавшими в некоторых местах серыми кирпичами и входной дверью, густо покрытой ржавчиной. Там и тут появлялись крошечные белые подслеповатые ленточки и их клубочки - опарыши по одиночке и слипшимися комками. - Уезжай сейчас же, - отрывисто сказал Кикван. - Никогда сюда не возвращайся. И не вздумай заходить в дом - тебя убьют в ту же секунду. - Нет. Мы уедем вместе. Что ты тут делаешь?! Что ты вообще делаешь? Зачем ты поджёг дом с этими людьми? Вернись домой, Кикван. Вернись ко мне. - Даже если бы я и хотел - я бы не мог вернуться. Но дело даже не в этом. - А в чём? - В том, что я не хочу возвращаться. - Посмотри на себя! - заорала Хёсон. - Во что ты превратился? Где тот Кикван, которого я знала? Я вижу только монстра! - Веди себя потише, если хочешь остаться в живых, - холодно сказал Кикван. - Ты никогда меня не знала. С этими словами человек в маске вышел из машины, захлопнув за собой дверцу, и скрылся за скрипучей дверью. Хёсон хотела побежать за ним, любой ценой остановить, не пустить к тем, кто сотворил Т А К О Е с её Кикваном - но в последний момент её остановил инстинкт самосохранения. Как она не любила продумывать и просчитывать - сейчас нужно было составить какой-нибудь план. Но как можно придумать план, когда рвёт на части от осознания того, что происходит? И Хёсон не придумала ничего лучше, чем сидеть в машине и ждать. Ждать чего-то. В салоне было прохладно, а Хёсон, как назло, в одной футболке. И сильно воняло рвотой. Когда наступил день, было не лучше. Теперь в салоне было невыносимо душно, непонятно откуда появлялись новые мерзкие запахи. Яркое, счастливое солнце словно смеялось над помойной ямой, в которой оказалась Хёсон. Из дома не выходил ни Кикван, ни кто-то из тех странных людей. Всё больше давали себя знать естественные потребности всех видов. Хёсон до смерти хотелось есть, пить, спать, хотя бы элементарно сходить в душ и смыть, хоть частично, комки грязи и пота с тела и с души. Но она продолжала сидеть в машине, уперевшись лбом в оконное стекло, и ждать, ждать, ждать... Она сама не знала, зачем ждёт. Вряд ли Киквана ещё можно было спасти. Но как можно было сдаться так сразу? Поэтому она просидела так целый день и ещё одну ночь. Только один раз позволила себе выйти и доплестись до большой деревянной коробки, в этой местности служившей туалетом. Утром рассвет окрасил живописное местечко в какие-то ржаво-бурые тона вместо красного. И, наконец, случилось то, чего ждала Хёсон. Из дома вывалилась толпа людей. Все они уже были в такой же одежде, как в ночь пожара, и в масках. - Что здесь делает чужая машина?! - рявкнул человек, указывая на машину, в которой сидела Хёсон. Не успела девушка испугаться, как раздался голос Киквана: - Я разберусь с этим. Идите, я догоню. Люди в чёрном переглянулись и пошли вперёд по рваной дороге. Дождавшись, пока они скроются из виду, Кикван распахнул дверцу машины и, схватив Хёсон за руку, вытянул её из машины и толкнул прямо на асфальт. - Что я непонятно сказал? - процедил он сквозь зубы. - Убирайся, пока жива! - Я не уйду, пока не вытащу тебя из этого ада, - упрямо отвечала Хёсон, борясь с головокружением и тошнотой. По её пальцам проползла парочка опарышей. - Как ты вообще оказался среди этих людей? И Кикван начал свой рассказ абсолютно будничным тоном, каким обычно говорят о погоде. - Я наткнулся на них, когда убил судью и адвоката. Это убийство я спланировал и осуществил сам. Но они разъяснили мне, что творить правосудие в одиночку невозможно. Они помогли мне убить Мухёка. Они сказали, что для того, чтобы запутать следствие, надо убить и тех, кто не имеет никакого отношения к делу родителей. Это - необходимые жертвы ради восстановления справедливости. К тому же, они все оказались в тюрьме не просто так, так что они получили по заслугам. С тех пор МЫ ищем мерзавцев, которым удалось отвертеться от суда, и устраиваем наш собственный суд. - А как же невинные люди? Неужели все, кого вы сожгли позавчера, были преступниками? - Конечно, нет. Это необходимые жертвы во имя правосудия. Мы - те, кто наказывает зло в любом её проявлении! - А вы тогда кто?! Может, вас самих надо наказать?! Слушай, Кикван, эти психи хорошо промыли тебе мозги, но я... - Это ты промывала мне мозги! Ты хотела, чтобы убийцы моих родителей жили себе спокойненько, как будто ничего и не случилось! - Нет. Я хотела, чтобы ты не ломал свою жизнь. Неужели тебя самого не тошнит от всего, что ты натворил? Ким Мухёк убил двух невинных людей. А ты скольких? У скольких из них есть семья?! И сколько ещё захотят мстить?! - Хёсон пыталась подобрать связные слова и доводы, но больше сил у неё на это не было. - Если все будут мстить... Месть... Месть... Тесть... Ты так и не познакомился со своим тестем... А я твоих маму и папу... Я их так любила... Неизвестно, дрогнуло ли что-то в лице Киквана - маска скрывала всё, кроме глаз. Он развернулся и пошёл туда, где скрылись его идейные вдохновители. А Хёсон доползла до машины и там уснула тяжёлым сном. Когда она проснулась, небо было серым-серым, под стать всему вокруг. Ещё час здесь было абсолютно пусто и тихо, только мухи жужжали над мусорной кучей. Потом послышались грубые голоса, а вскоре появились и их обладатели. - ЛИ КИКВАН! - проревел человек в маске. - Я предупреждал, что с тобой будет, если машина не исчезнет?! - Она пустая, - уверенно сказал Кикван. Но кулаки его были крепко сжаты - точный знак того, что нервы его на пределе. - Там никого нет. - О, то есть, мы можем зайти и проверить? - с издёвкой спросил вершитель правосудия. Кикван молчал. Человек удовлетворённо улыбнулся. - Кого же ты там прячешь, Ли Кикван? Противника нашего учения или - того хуже - женщину? Ты сам знаешь, что и за то, и за другое мы наказываем очень жестоко. Рука его полезла в карман. Больше медлить было нельзя. Хёсон выскочила из машины и в несколько больших шагов подбежала к Киквану. - Бежим! - закричала она, хватая его за руку. И они побежали. Вслед им летели десятки пуль. Кикван и Хёсон напрягали все свои силы. Кто-то уже хватал Хёсон за плечо, но она вывернулась. Мысль о смертельной опасности подхлёстывала лучше любого бича, и Кикван и Хёсон бежали так, как никогда в жизни. Через пятнадцать минут бешенного бега преследователи остались позади. - Я же тебе говорил! - сердито сказал Кикван, с трудом восстанавливая дыхание. - Из-за тебя я не смогу больше к ним вернуться! Никогда! Ты лишила меня всего! Он попытался вырвать руку, но Хёсон вцепилась в неё изо всех сил. - ОТПУСТИ МЕНЯ! - проорал Кикван. - Кикван, - непривычно жалобным голосом попросила Хёсон. - Сними маску. - Зачем? - Сними. - НЕ БУДУ Я НИЧЕГО СНИМАТЬ! ПУСТИ МЕНЯ! - Сними, пожалуйста. Я хочу посмотреть на тебя... В последний раз. Кикван, всё это время смотревший прямо перед собой, наконец перевёл взгляд на Хёсон. Её лицо было бледное, как мел, губы посинели. Из глубокого пореза на животе текла кровь. Только сейчас Кикван заметил, что его ботинки все перепачканы алой жидкостью. Какая-то пуля всё-таки попала в цель. Кикван давно привык к жутким картинам. Но к тому, что он видел сейчас, он не был готов. Человек сорвал маску. Это был Кикван. Всё тот же Кикван, каким Хёсон привыкла его видеть. В его глазах больше не было злости и жестокости. Только бесконечный ужас. Хёсон обмякла в его руках, как тряпичная кукла. - А я-то думала, что выйду за тебя замуж, - пролепетала Хёсон. - И что у нас будут трое детей. Я хотела двух мальчиков и девочку. А ты? Кто бы ты хотел, чтобы у нас родился? - У нас всё будет, - тихо сказал Кикван. - И мальчики, и девочка... Сейчас мы добежим до какой-нибудь больницы, и всё будет хорошо... - Мы гуляли бы вместе в парке, - продолжала Хёсон, глотая струйки крови, текущие из носа. - И ходили на аттракционы. Ты научил бы мальчиков играть в футбол. А по вечерам мы бы вместе смотрели мультики. Мы были бы нормальной, человеческой семьей... Были б ы. Всё могло бы быть хорошо. Какое значение имеют жажда мести, и мировая справедливость, когда на руках у тебя умирает единственное, что имело настоящий смысл? - Прости меня, - только и смог сказать Кикван. Хёсон кивнула - она простила. И после этого кивка больше не шевелилась. Напрасно Кикван хлопал её по щекам, тряс, лихорадочно бормотал успокаивающие слова. Её было не вернуть. Кикван зарыдал. Он - чудовище, которое убило десятки невинных. Ему нет места среди нормальных людей. И среди тех, кем недавно был он сам, его тоже не примут. И Хёсон, его Хёсон погибла. Из-за него. Он сам превратил свою жизнь в ад. Не Ким Мухёк. И не судебная система. Только он. Ли Кикван. И от осознания этого было ещё хуже. * Кикван резко подскочил. Такое чувство, будто ударили электрошокером. Он сидел на малиновом стуле на своей кухне с обоями с весёлыми птичками. А на другом конце стола... - Хёсон! Ты жива?! Девушка сидела в своём лучшем платье, с растрёпанными волосами и ошарашенно озиралась вокруг. - Я жива? Мне казалось, я... Хёсон машинально ощупала живот. Не было никаких ран. И вообще чувствовала она себя прекрасно. - Что... Что это было? На столе валялся мобильник Киквана. Парень взял телефон и посмотрел на дату. - Этого... не может быть... На телефоне стояло то самое число, когда Хёсон вернулась из командировки. - Это был... сон? - спросил Кикван. - Подожди... Ты имеешь ввиду себя-психопата... И мою смерть... Ты тоже это всё видел? - Да. Но я не всё помню. Как так вышло, что мы так быстро убежали от этих придурков? Почему они не воспользовались машиной? - И вкуса еды я не чувствовала... - И пули часто летели мимо... - А у меня целый месяц из головы выпал. Вот не помню его - хоть пристрели! А, стоп, меня уже пристрелили, - сказала Хёсон, нервно хохотнув. - Значит, всё-таки сон? - Нет. Предупреждение. Хёсон выразительно посмотрела на Киквана. - Даже не думай... - Я теперь никогда не подумаю. Слишком уж... Он вскочил со стула и сжал Хёсон в объятиях, насколько хватило сил. - Какое счастье, - тихо сказал Кикван. - Какое счастье, что... Что... Что... Хёсон... Ты ведь выйдешь за меня? Правда? - Конечно, выйду, дурачок. Конечно, выйду... Кикван прильнул к губам Хёсон, не до конца веря в то, что произошло. Она жива. Он не убийца. Они ещё не могли полностью осознать своё счастье - боль от потери родителей Киквана, вроде бы позабывшаяся за всеми этими заботами, вспыхнула с новой силой. Но боль залечить можно. А отмыть с рук чужую кровь - уже никогда. * Через год Ким Мухёк умер. Оказывается, он всю жизнь страдал от какой-то жуткой болезни, и умер в страшных мучениях. Ещё через полтора года адвокат попал в автокатастрофу. Настоящую автокатастрофу, которая закончилась для него комой. А ещё через некоторое время скончался судья. Нельзя сказать, что Кикван совсем не был этому рад. Но совсем не так рад, насколько можно было этого ожидать. Намного больше его обрадовало рождение сына. У Киквана и Хёсон рос замечательный мальчик, в котором они души не чаяли. Страшный сон остался страшным сном. Кикван и Хёсон были счастливы.