*
— Они не родственники, не муж и жена и даже не пара! — в очередной раз восклицает темноволосый врач, и Эспозито с трудом сдерживает порыв схватить заведующего за грудки и подтолкнуть к ближайшей бледно-зеленой стене. — И даже то, что он работает в этой больнице... Хавьер тяжело вздыхает, отступая на шаг и, взяв себя в руки, продолжает более спокойным, но по-прежнему твердым и не принимающим отказа голосом: — Доктор Артс, это уникальный случай, их просто-напросто нельзя разделять... Он, можно сказать, желая помочь и думая только об этом, впал в летаргический сон в шаге от неё, а вы как назло перевезли его в палату в другом конце коридора?! — У меня нет времени, чтобы повторять вам ещё раз причины, по которым я не могу расположить их в одной палате, — отрезает врач, разворачиваясь. Эспозито бросается вперёд, собираясь добиться своего, и плевать он хотел на несговорчивого заведующего отделением реанимации, но в следующий миг его настойчиво останавливают, удерживая за плечо. — Джеймс, подожди, — голос Эрика звучит сбоку, и, отступив в сторону, Хавьер не особо верит в успех начальника своего друга. — Знаю, что это нарушение правил, но случай действительно исключительный. Мне бы не хотелось терять одного из своих лучших сотрудников только из-за того, что кто-то отказался поставить дополнительную кровать в палату. Когда пять минут спустя, ушедший дальше по коридору с Артсом, Эрик возвращается, в глубине его темных глаз виднеется усталость, но вместе с ней — едва заметная надежда. Потому что они оба с Хавьером уверены, что если кто и сможет вывести Дженни и Кевина из того состояния, в котором они сейчас находятся, так это они сами. — Иногда полезно иметь в должниках заведующего другим отделением, — произносит Вон, прислоняясь к стене и наблюдая за тем, как мимо проходят несколько медсестёр, а где-то дальше по коридору Артс раздает указания, готовя пациента к переводу в другую палату.*
Последняя медсестра, с грустью бросив взгляд на смертельно-бледных пациентов, выходит из палаты, оставляя его в гордом одиночестве. Сидя в том самом кресле, в котором всего пару дней назад уснул Райан, Хавьер чувствует себя неуютно, но тут же отгоняет от себя эти мысли прочь. Поднявшись, он подходит к стоящей всего в паре метров от Дженни О’Мейли кровати, вслушиваясь в мерный писк оборудования. Короткие пряди друга непривычно растрёпаны, лицо, кажется, побледнело ещё сильнее, а на щеках и подбородке виднеется трехдневная щетина. Если случай с Дженни действительно можно было бы объяснить стрессом от аварии, истощением и переживаниями от слишком ярких, реалистичных снов, то случай с Кевом фактически необъясним. Будто сама судьба поспособствовала произошедшему, введя в неимоверно крепкий сон того, кто всеми силами и возможностями пытался помочь девушке. Всем сердцем желал избавить её от этих снов и всячески оберегал, окутывая заботой. Хавьер горько усмехается, глядя на друга. Кажется, даже он сам быстрее понял, что Кевин влюблён, но и тот теперь наверняка это понимает. Вряд ли бы он, надеясь спасти и рискуя своей жизнью, впал в летаргический сон ради обычной пациентки, которых за годы практики были сотни, если не больше... — Вы должны найти друг друга, Кев, иначе бы ты не уснул, — тихо произносит он, обращаясь к лучшему другу и не зная, слышит ли Кевин его слова. Несколько минут спустя Эспозито выходит из палаты, едва слышно скрипнув дверью и оставляя за своей спиной гнетущую, тревожную тишину.*
— Ты сегодня рано, — сделав глоток виноградного сока, Дженни возвращает бокал на стол, беря в руки светло-горчичную салфетку. — Ушел немного раньше. Хави сказал, что заполнит отчёты сам, а заставлять тебя ждать мужа в ресторане как и на прошлой неделе — просто бесчеловечно. Он мягко усмехается, но, заметив, как Дженни мнет в руках салфетку, замолкает, догадываясь, о чём пойдет разговор дальше. Она кладёт на стол измятый клочок бумаги, поднимая взгляд, и в её глазах застывает беспокойство. Беспокойство и тревога, которые ей строго запрещены. — Кев, я знаю, это твоя работа и... Она вздыхает, опуская глаза, словно не решаясь продолжить. На секунду, завороженный её обликом в изящном платье, которое не может скрыть округлившийся живот, Райан мешкает. Опомнившись, он протягивает руку через стол, переплетая их пальцы и крепко сжимая. — Тебе нельзя переживать, — замечает он, чуть склоняя голову к правому плечу. — Ты же знаешь, я... — Да, я понимаю, — перебивая, произносит Дженни. — Просто я прошу тебя быть осторожнее, ведь если с тобой что-то случится... — Я всегда осторожен, — отвечает Райан, стремясь скорее перевести нежелательную тему, но Дженни неожиданно выпускает его руку, касаясь своего живота. — Это он? — уже неделю ожидая первых движений малыша под сердцем супруги, он неосознанно подается вперёд, едва не задевая локтем бокал. — Дженни? Ещё до того, как она произнесет ответ приглушенным шёпотом, Кевин знает, что ребёнок пошевелился. По её вспыхнувшим глазам, по тому, как она машинально закрывает живот в защитном жесте сильнее, чем прежде. И, чувствуя вырывающийся из груди восторженный смех, он протягивает руку, вновь находя ладонь Дженни своей и нежно проводя по её коже большим пальцем. Слыша, как учащенно бьется её пульс, как задержавшееся ожидание сменяется безграничной радостью, заполняя все вокруг. — Обещаю, что постараюсь быть рядом с тобой, в какое бы время это не произошло, — тихо проговаривает он, заставляя все ещё улыбающуюся Дженни распахнуть глаза. Райан не говорит о рождении ребёнка, это ясно и без пояснений, сейчас её — их — жизни замерли в ожидании этого момента. — Ох, Кевин... — Просто не представляю, что может мне помешать быть рядом, — добавляет он, чувствуя, как её пальцы сильно сжимаются в благодарном, заставляющем сердце биться быстрее жесте.