*
Даже шелест бумаг и включенная на старом проигрывателе классическая музыка не могут отвлечь от чернильных строк. Записи с приемов, одна за одной, с самого начала прошлого месяца — Райан вчитывается в них, всецело погружаясь в написанное и пытаясь найти упущенное. В животе урчит, а подниматься за ещё одной чашкой кофе с наспех сделанными сэндвичами не хочется, и он, беззвучно шепча записанные собственной рукой предложения, продолжает читать, не обращая внимания на мяукнувшего с края стола кота. Часть одного из рабочих блокнотов, выделенная разговорам с Дженни О’Мейли, кажется, вскоре станет наиболее затёртой от бесконечных перелистывании, и, невольно улыбнувшись этому, Райан откидывается в кресле, устало касаясь виска и массируя его двумя пальцами. Мигрень не отступила даже на следующий день, а кошмар снова и снова возвращался, все ещё ускользающий, но такой яркий и захватывающий. Доктор Райан не представлял, как его пациентка приходит в себя от подобного, ведь, судя по записям, его собственные сны — вызванные, вероятно, долгими разговорами с ней — в десятки раз слабее. Трель мобильного телефона звучит именно в тот момент, когда он уже собирается вернуться глазами к блокноту, а кот начинает играть с пресс-папье, пытаясь скинуть массивный предмет в виде замка со стола. — Да? — не глядя на экран отвечает он, прикладывая телефон к уху и поднимаясь из кресла с высокой спинкой. — Говорите. — Заболел? — голос друга звучит встревожено, и Райан понимает по какой причине. Его собственный голос хрипит — сказывается беспокойная ночь и довольно ранний для выходного дня подъем. — Нет, Хави, все в порядке. Эспозито пару секунд молчит, и доктор Райан бросает взгляд на старинные часы, оглашающие кабинет торжественными ударами. Шесть? Он удивленно моргает, не понимая, как умудрился засидеться так долго, совершенно утратив чувство времени. — И отчего же не пришел? Мог бы хотя бы позвонить, предупредить, что слишком занят, — с легкой обидой протягивает Хавьер, прежде чем с усмешкой добавить: — Как всегда, сгораешь на работе даже в воскресенье? Серьезно, брат? — Ох. Прости, работал с бумагами, даже не заметил, как пролетел почти весь день... Да и после почти бессонной ночи — сомневаюсь, что захотел бы сидеть в баре... Давай в другой раз? — Бессонной ночи? — эхом повторяет друг, и Райан чувствует ехидство в его словах: — Я бы мог спросить имя той, кого ты от меня отчего-то скрываешь, но, зная тебя... Скорее, провел время над одним из тех томов с фэнтези, который я от тяжести и не подниму? — Нет, — отвечает он на тираду друга после тихого смешка и неожиданно продолжает, ощущая острое желание поделиться хоть с кем-то, настолько странно, почти сказочно выглядит то, что происходит с ним. — Снились кошмары почти до самого утра. Будто я кого-то спасаю, словно рыцарь из тех самых книг и, кажется, не успеваю. А затем просыпаюсь с головной болью как от сильного удара... — Ого, — изрекает Хавьер почти через минуту, и он не может с ним не согласиться. — Это... — Странно? Необычно? — произносит Райан, одергивая плотные портьеры в сторону и наконец, впуская солнечные лучи, тут же заливающие кабинет золотом. — Это точно.*
Подойдя к машине, он хлопает себя по карманам, пытаясь найти ключи и одновременно с этим не уронить объемный бумажный пакет с продуктами. Рабочий день позади, мысли после встречи с последним пациентом почти улеглись, и ему хочется поскорее добраться до квартиры. Несколько минут уходит на то, чтобы в полумраке, царящем на небольшой парковке у магазинчика, вставить ключ, и, когда Райан, уже захлопнув заднюю дверцу, собирается садиться в машину, в отдалении звучит женский крик. Мысли об отдыхе мигом растворяются, подобно шипучей таблетке снотворного, попавшей в стакан с водой. Сердце откликается на отчаянный зов, пропуская удар, и отмирает лишь в ту секунду, когда он оказывается у входа в узкий проулок между трехэтажными и кажущимися заброшенными зданиями. Света почти нет, но даже в его тусклом подобии доктор Райан видит забившуюся в угол девушку. В двух шагах от неё на грязном асфальте валяется сломанный каблук, а нависший над ней мужчина готов к броску, не замечая появившегося позади человека. Забывший обо всем кроме гнева, застилающего пылающей всполохами пеленой глаза, он бросается вперёд, спеша помочь и боясь опоздать хотя бы на краткий миг. Мысль о том, что мерзавец тронет всхлипывающую и выглядящую такой хрупкой девушку даже пальцем, заставляет кровь буквально вскипать от ярости. Несправедливо отринутые прочь осторожность и даже трезвый рассудок мгновенно дают знать о себе — со стороны стены чуть позади, слышатся шаги, а затем бок пронзает острая боль, а лица, грубо зажимая рот, касается чья-то рука. Последнее, что он видит, прежде чем потерять сознание — лицо Дженни О’Мейли в тусклом свете фонаря и плещущийся в её глазах испуг.