Нежданный враг

       — О-хо-хо! Мои старые кости! — дрожащая рука Энрико Хессо с усилием огладила ноющую коленку. — Как дождь, так опять все болит! Непогоду он чувствовал каждой клеткой своего организма, и, вместе с нарастающей болью, ощущение одиночества и какой-то никчемности охватило старика с новой силой. Конечно, со временем, боль от ухода жены немного притупилась, потому что с ним всё ещё оставался верный пёс, Снуки. Без рода и племени, чёрный с подпалинами на спине и белым пятном под глазом, пёсик оказался умнейшим и благодарнейшим существом. Он приносил хозяевам тапки, умел ждать свою пайку и громко облаивал дверь, когда мимо проходили чужие. А ещё он методично вылизывал подагрические руки старика и ночами грел ноги его жены, Сильвии. Чисто в еде был неприхотлив, а вот шляться по улицам — любил. Причём было неважно, утро это или поздний вечер, идёт дождь, или падает снег — веди, меня, хозяин, на улицу, и всё тут! И Хессо не мог отказать псу, ровно, как и сейчас: тот вертелся волчком, царапался в дверь и скулил. И Энрико заставил взять себя в руки, чтобы нацепить боты и плащ: собака ничем не виновата, что ей нужна не только миска супа и коврик у его кровати. Они вышли на улицу: Хессо жил на первом этаже дома, когда-то построенном боссами промзоны для своих рабочих. Здесь он прожил всю свою жизнь, здесь женился и тут же овдовел. Поговаривали, что их квартал планируется под снос, но вряд ли бы инвестор захотел вложиться в это неприглядное, экологически небезупречное место. Здесь почти не осталось магазинчиков, с перебоями работала телефонная связь, и энергокомпании не обременяли себя заменой лампочек. — Э-хэ-хэ, адская темень… — старик и собака неспешно брели по сумрачной, пустынной улице, шлепая по лужам. У Энрико тут же защёлкало в коленных чашечках, зато Снуки чувствовал себя превосходно: он тщательно обнюхивал кучи мусора, метил оградительные и фонарные столбики, и тянул, тянул старика за собой — тот едва успевал переставлять ноги. Так они добрались до ближайшего перекрестка: пёс был по-прежнему весел и бодр, а вот у Энрико что-то прихватило сердце. Он застыл у края проезжей части, отпустил длиннее, чем обычно, истертый кожаный поводок и потянулся рукой за борт плаща: там, в пластиковой коробочке, лежали его пилюли. Трясущейся рукой Хессо отправил таблетку в рот, вымученно сглотнул, чтобы она скользнула внутрь и, занятый собственными ощущениями, не сразу услышал нарастающей вой мотора. — Снуки! — старик испуганно закрутил головой, не понимая, откуда шум, и в этот момент какая-то тёмная машина, мчавшаяся в полутьме без фар, пронеслась у Хессо перед носом. Раздался резкий рывок за руку, истерично заверещал пёс, и старик завалился прямо в лужу, что скопилась у забитого ливнестока. * * * …словно мстя человечеству за его грехи, ураган безжалостно обрушился на Нью-Йорк. Порывы шквалистого ветра нещадно трепали кроны деревьев и корёжили рекламные щиты; по темно-свинцовому Гудзону барственно разгуливала крупная волна, поставившая на прикол большие и малые суда, а непроницаемая, косая сетка дождя так плотно заволакивала здания, что даже таблички с нумерацией домов становились нечитабельными. Зачастую шумный и людный, аэропорт пока притих в тоскливом ожидании, и застрявшим транзитным пассажирам приходилось довольствоваться лишь сообщениями о неблагоприятных последствиях природого катаклизма, да сдержанным оптимизмом дикторов. Так продолжалось уже трое суток подряд, но к выходным ураган внезапно затих, оставив после себя на улицах лишь обильные мутные потоки, увлекающие с собой разнообразный мусор Большого яблока. Дождевые тучи слегка посветлели, их края стали ровнее и тоньше, а небо, как бы извиняясь за свой неуемный нрав, изредко сыпало на кварталы мелкую дробь дождя. Неумолимая ночь степенно надвигалась на неспящий город. В манящей россыпи разноцветных огней, он сиял яркими сполохами рекламных биллбордов, зажигал сотни автомобильных фар и оставлял на мокрых тротуарах отсветы уличных фонарей. В такой неуютный вечер гораздо приятнее зависнуть в каком-нибудь баре, или просто плюхнуться на диван с бокалом виски, и, смакуя согревающий тело и душу напиток, устроить развлекательный киномарафон. С утра запланировать поездку на уикэнд, и нет никакого смысла шляться по мокрым тротуарам в поисках развлечений. Чем темнее, длиннее и дальше от центра находилась улица, тем вероятнее были шансы влипнуть в какую-нибудь неприглядную историю. И жители Яблока прекрасно понимали это. Прикрывшись зонтами и избегая маленьких, кривых переулков, в которых никогда не горят фонари, они торопились куда-то по своим делам. «Каждый сам за себя!» — вот недружелюбный девиз современной, суматошной жизни, и кому какое дело до одиночки, с протяжным стоном бредущего в кромешной темноте. Делая неуверенные, сбивчивые шаги, мужчина прихрамывал на правую ногу, и сквозь плотно стиснутые зубы прорывались отборные матерки. Одна рука раненого шарила по неровным от времени выступам каменного забора в поисках опоры, другая, замотанная наспех, зажимала правый бок в районе поясницы. В ботинках противно хлюпала холодная вода, мокрая насквозь одежда неприятно тянула вниз, и нечто густое и вязкое сочилось сквозь пальцы. Мешаясь с дождевыми каплями, оно стекало вниз, оставляя в лужах темный, расплывающийся след. Надсадно кашляя и всхрапывая, как норовистый конь, мужчина то и дело сплёвывал солоноватые сгустки, заполонившие рот. Крупные капли сбегали по мокрым волосам за шиворот, и чтобы хоть немного охладить горящее лицо, мужчина то и дело силился поднять голову, однако силы уже изменили ему. Худощавые, жилистые ноги сложились, как подрубленные, и тело рухнуло на склизкий асфальт. Усилием воли раненый перевернулся на спину, но, уже не чувствуя ни боли, ни страха, лишь устало прикрыл глаза. — Сволочи… Сволочи… — тяжело, прерывисто дыша, человек бессознательно разводил руками, разгоняя ладонями дождевую воду. Сознание неуклонно покидало его, и только искусанные до крови губы неслышно и бессвязно шептали: — Сволочи… Сволочи… Кто же всё это только придумал… Сволочи…. * * * — Марго! Ещё одна порция коктейля — и у Барни прибавится работы! — меднолицый коротышка-бармен артистично выудил из мойки высокий бокал и, сотворив «тропический дождь», поставил бокал перед очередной посетительницей. — Ты думаешь, что ему за это заплатят? Судя по всему, эти слова относились не к зависшей у стойки азиатке, а к откровенно заскучавшей рыжеволосой красотке, оседлавшей барный стул. Определенно, вечер у девушки не задался, о чем красноречиво говорили её кислая мина, засаленная кожаная юбка до середины бёдер, ношеные колготки со стрелками и серая запятнанная майка. Крашеные волосы девушки сбились в беспорядочный ком, тени потекли, помада размазалась по краям губ, но Марго, похоже, было всё равно. Отрешенно уставившись в бокал с остатками коктейля, она тихонько всхлипывала. — М-мне надо з-залить горе, К-копперхэд, — надрывный голос Марго едва различался в общем гомоне. — П-почему ты не х-хочешь п-пойти м-мне навстречу? — Потому я не помогаю набитым дурам! — Джо ловко взмахнув шейкером, и смерив укоризненным взглядом поникшую фигуру Марго, сердито сплюнул на пол. — Конечно, это не моё дело, но как тебе хватает терпения выносить любовные выкрутасы твоего «ненаглядного» Майка, а? Да он готов трахнуть всё, что движется, а уж твои подруги и подавно находятся в его «золотом» списке! — П-плевать! М-мне нравится М-майк, — пьяно и незамысловато икнув, Марго положила перед Джо смятую в комок купюру, зажатую до этого в кулаке. — Д-джо, н-налей ещё п-половинку…. Ну, п-пожалуйста… — Дался тебе этот Майк! — брезгливо поморщившись, бармен громко зазвенел бокалами. — Казалось бы, чего проще: подцепить накачанного мачо, неистового в постели и щедрого на выпивку, и пустить в ход всё своё обаяние. Одна ночь классного секса — и больше нет ни больной головы, ни плохого настроения! Посмотри, сколько народу сегодня! Громко икнув, Марго осторожно повернула голову, с трудом удерживая равновесие. Бармен не обманывал. В этот промозглый вечер просторный зал «Падших ангелов» был набит, что называется, до отказа. Облюбовав дубовые столы, потемневшие от времени и пролитого пива, разношёрстные компании лихо постукивали костями, с развязным упоением чокались друг с другом и пили виски на брудершафт. От прочих посетителей не отставали и ревностные любители баталий на зеленом сукне. Они размеренно взмахивали киями, разгоняя по лузам побитые костяные шары, и фигуристые официантки, с трудом различимые в густом табачном дыму, едва успевали собирать пустые пивные кружки. Получая дружеские шлепки по упругим попам, женщины лишь дежурно улыбаясь, шустро перемещаясь от стойки к столикам и обратно, упорно не замечая облезлое чучело гризли, застывшее посредине зала с поднятой лапой. Старенький музыкальный автомат, пристроенный в дальний от стойки угол, хрипло наигрывал бесконечное кантри, под звуки которого кривлялся и раскачивался забитый до отказа танцпол. Эта унылая, неоднократно созерцаемая девушкой картина, с нетрезвой публикой как фон, уже сложилась в её представлении в один опротивевший до одури вонячий клубок. Отрицательно мотнув головой, девушка повернулась к выжидательно застывшему бармену. — Н-не п-пойдет! С-с этой п-публикой надо д-держать ухо востро! — Марго с трудом ворочала языком, растягивая слова и заикаясь. — Т-ты не думай, я не б-буду ложиться под п-первого встречного. М-мне бы человека замечательного встретить…. — Ха! Про какого-такого хорошего человека ты говоришь! — нагнувшись, бармен полез под стойку за очередной бутылкой. — Для начала в порядок себя приведи, умойся, что ли… — П-ф-ф! Э-это всё временно, п-пока кризис не п-пройдет, — философски заметила Марго, допивая коктейль, затем толкнула пустой бокал к Джо. — П-половинку, ик! Досадливо поморщившись, бармен звонко брякнул посудой, затем крикнул куда-то в зал: — Джипси! Огромная пятерня легла на плечо Марго. Развернувшись на стуле, девушка увидела смуглолицего крепыша среднего роста, выросшего перед ней, как из-под земли. Косой, зловещего вида шрам рассекал его лицо от виска до подбородка, тугие связки мышц рельефно выпирали из-под белоснежной майки. Весь облик мужчины внушал трепет, но в его больших коричневых глазах светились маленькие искорки доброты и нежности. — Маргарет, пора на свежий воздух, — бархатистый и вкрадчивый, голос мужчины оказался под стать его взгляду. — Так надо! — твёрдо добавил он, сложив руки на груди. Девушка смерила его обиженным взглядом и капризно сморщила носик. — Т-там дождь, я не х-хочу, — она даже попыталась уцепиться за край стойки, но пьяно промазав, сломала ноготь. — А т-ты, К-копперхэд, просто сволочь, большая с-сволочь, — с неприкрытой ненавистью она сунула больной палец в рот, — ты п-просто… Не дослушав посетительницу, бармен с противным смешком скрылся в подсобке. Видя, что её откровенно игнорируют, Марго швырнула на стойку ещё одну купюру и неуклюже спустилась с высокого табурета. Её нога моментально подломилась на сломанном каблуке, но Джипси оказался начеку. Подхватив на руки чуть не рухнувшую на пол Марго, крепыш направился к выходу, раздвигая мускулистым торсом путающихся под ногами гуляк. Он держал её так нежно и бережно, что Марго, уткнувшись в мощное плечо, тихонько заплакала, оставляя на белоснежной майке разноцветные разводы. — У-ублюдки, г-гады, — растягивала она вертевшуюся на языке фразу, — один п-плюёт на меня, д-другой выгоняет на улицу, и н-никто не хочет м-меня понять. — Я дам тебе зонт, Маргарет! — губы Джипси ободряюще коснулись её лба. — Тебе нужно собраться. Я знаю, что у тебя получится! Девушка промолчала, лишь крепче обняла мускулистую шею цыгана. Толкнув дверь ногой, Джипси вышел наружу и стал подниматься по щербатым каменным ступеням. Дождь всё также уныло моросил, наступившая тьма поглотила окрестности, и только одинокий фонарь в конце проулка светил неуверенным огоньком. Опустив девушку на последнюю ступеньку, Джипси привстал на цыпочки и достал из-под навесного козырька потрепанный зонт. — Возьми! — цыган почти насильно вложил ручку в вялую ладонь Марго. — Извини, что не провожаю тебя. Народу сегодня много, нужно подстраховать Джо. — С-спасибо, — достав скомканный платок, Марго собрала с глаз остатки слез. — И-извиняю, чего уж там. Как-нибудь с-сама доберусь. Раскрыв зонт, девушка неуверенно зашагала к перекрестку. Её замшевые туфли сразу же намокли и противно скользили по брусчатке, по спине то и дело барабанили холодные капли, юбка противно липла к бёдрам. Спотыкаясь и шлёпая по лужам, девушка добрела до уличного фонаря и, в обнимку с ажурной стойкой, принялась усиленно размышлять. Какой выбрать путь? Чтобы добраться до апартаментов Ховардса с её маленькой квартиркой, надо было пройти два квартала направо по Карстон-роуд, до перекрестка Трелони-авеню, и ещё раз свернуть. В её нынешнем состоянии дорога заняла бы не менее двух-трёх часов, поэтому, сопоставив количество выпитого с расстоянием до квартиры, мозг принялся выискать более короткий маршрут. И такой путь нашелся. Варвик-стрит как раз и начиналась от перекрёстка Карстон-роуд с проулком, ведущим к бару. По одной стороне Варвик тянулся длинный каменный забор фармацевтической фабрики, с другой половины дороги нелепыми глазницами окон топорщились домишки, приготовленные под снос. Только ненормальный мог отважиться на этот короткий, пугающий даже в дневное время путь, но сейчас Марго было глубоко наплевать. Смачно высморкавшись себе под ноги, она отцепилась от гостеприимной стойки и, черпая ногами грязный дождевой поток, побрела к угловому дому. — Ребята, если что — я пьяная и бедная, просто так ко мне не приставать, — остановившись у стены, Марго достала небольшой фонарик и посветила по сторонам. — Ага, фабричный забор, — в голосе девушки прозвучало удовлетворение, — он должен привести меня туда, куда нужно. Где-то в глубине желудка возник волчок спазма и с назойливой быстротой стал раскручиваться в полную силу. С трудом сдерживая приступы рвоты, девушка прикрыла ладонью рот и, придерживаясь стены, как направляющей, двинулась вперёд. Её сильно раскачивало на сломанной туфле, и только благодаря забору у девушки был верный путеводитель в этом мрачном и безмолвном мирке. С каждым шагом девушка уходила от перекрёстка всё дальше и дальше. Вот уже скрылись из виду тусклый фонарь и пустынный перекресток, как вдруг Марго заметила размытые очертания чего-то продолговатого, лежавшего поперек её пути. Придержав шаг, Марго посветила фонарем перед собой, но серая пелена дождя мешала обзору. Интересно, что бы это могло быть? Доска? Куча земли? Груда кирпича? Неопределенно подергивая плечами, девушка приблизилась вплотную. Перед ней, в большой луже странного буроватого оттенка, покоился невысокий мужчина. Капли дождя, скатываясь по его одежде, имели такой же темный цвет. Пристальнее вглядевшись в окрашенную струйку, перетекавшую через бетонный бордюр, Марго нервно передернула плечами. — Эй! Вам плохо? В ответ не раздалось ни звука, лишь шелестели капли, разбивающиеся о зонт. Беспомощно покрутив головой, Марго сообразила, что ждать посторонней помощи глупо, и потянулась к лежавшему с зажатым в руке фонариком. Не стоило этого делать, тем более на пьяную голову, потому что, потеряв шаткое равновесие, Марго плюхнулась на колени, одновременно коснувшись запястьем чего-то холодного и липкого. Ощущения были настолько омерзительны, что девушка издала невнятый, утробный звук. Дыхание вмиг стало тяжёлым и прерывистым, а когда луч света упал на голову лежачего, Марго дико вскрикнула: — О, Господи! На окровавленном лице мужчины застыла смертная судорога, остекленевшие глаза неподвижно взирали на сумрачное небо. Руки были безвольно раскинуты, а из открытого рта вытекал маленький тёмный ручеёк. Икнув, Марго попыталась зажать рот, но мощный фонтан рвоты, обдирая пищевод, вырвался наружу помимо её воли. Фонарик выпал из руки, зонт отлетел в сторону. Девушка захлебывалась рвотой и надсадно кашляла, но от ужаса даже не могла сдвинуться с места. Только через несколько минут Марго смогла немного прийти в себя, и оттолкнувшись, наконец, от тела, суетливо, панически заработала руками и ногами. Остановилась, только налетев на стену. Кирпичная кладка была холодная и мокрая, но она не внушала и сотой доли неприятных ощущений по сравнению с ужасной находкой. Казалось, что сердце Марго от леденящего душу страха вот-вот и выпрыгнет наружу. Дрожа, словно в лихорадке, цепляясь кончиками пальцев за щербатую стену, Марго неуверенно выпрямилась. Девушку сильно мутило, ослабшие ноги не желали слушаться, но оставаться было ещё страшнее. И решение было одно.