Нечего терять.

Ветер касается молодой травы, только-только появившейся после зимних морозов. Идеальное сочетание звуков: шум ветра, шорох травы и голос. Тихий, печальный мелодичный голос. Юноша, лёжа на холодной земле, раскинув в стороны руки и ноги, напевал тихую мелодию. В глазах отражалось небо, кристальное голубое небо и тоска, безумная тоска по чему-то очень важному, по тому, что занимало особое место в его сердце. Время медлит, отсрочивая заветный час, тот в который он должен уйти отсюда, из этого места, с поля, посреди которого стоит надгробный камень с именем и фотографией. Белый мрамор и чёрно-белое изображение девушки. Большие глаза смотрят устало, даже по фотографии понятно, что девушка, - совсем молодая особа, - печальна. Белое платье, волосы серого цвета, будто она седая, и пустота. Просто зияющая пустота, только глаза, только серые, будто седые волосы, очертания лица, губ, и всё. Пустое фото. Она была другая. Он помнил её глаза, сквозящие меланхолией, плавные движения, её грустную, отрешённую улыбку и руки. Холодные руки, которые он хотел согреть, сжав в объятиях хрупкое тело. Но нет, её сердце застыло в мгновение, когда все чувства покинули тело. И, казалось, это не он сейчас встанет и, не бросив даже взгляда на могилу, уйдёт. А она, улыбнувшись ему, ушла, оставив его в полном одиночестве доживать свои годы будучи мёртвым. Печально однако. Осознавая своё положение, остается лишь смеяться, но, пожалуй, смех будет не уместен, поэтому всё, что он может - это молча искать воспоминания о ней в своих мыслях, устремив пустой взор в небо. Слишком скучно. - Разъедает плоть влага преющей весны, я бы мог проснуться, если бы не ты* – Растягивая некоторые гласные, тихо протянул юноша. Мать умерла, забрав его с собой, его душу, сердце. Секунда - и всё вмиг закончилось. Небо потускнело, затянулось облаками, хлынул дождь, и закончилось время. Не осталось ничего, кроме неразделённого чувства одиночества, вечной потери. Она ведь была всем для него - жизнью, миром, а теперь стала и смертью. Лейла была как заброшенный кинотеатр на краю города. В нём живёт забывчивый старик, он крутит плёнку - один единственный фильм, посмотреть который сбегаются лишь крысы. Старик постоянно что-то шепчет себе под нос, медленно ходит и каждый день крутит одно и то же кино, считая это своим долгом. Его никто не навещает, он никому не нужен и вскоре, как и мать юноши, умрёт. Лейла была как этот кинотеатр. Каждый день был однообразен для неё: она вставала ровно в семь и, не замечая сына, направлялась на кухню, там пила воду, потом шла в душ. После она садилась на пол, обнимала свои колени, прижимая их к груди, и раскачивалась, как маятник, медленно. Туда-сюда. И смотрела, улыбаясь, в белую стенку. Юноша садился рядом, смотрел на неё и радовался, что она есть - ему больше ничего не нужно было для счастья. Иногда он обнимал её, она не замечала, просто качалась, такая холодная и одинокая, живущая в своём мире. Она была сумасшедшей - ничего не видела вокруг себя, не замечала и жила по одному, записанному когда-то, сценарию. Каждый день одно и то же. Юноша всегда жил за двоих. Он кормил её с ложки, она только открывала рот и глотала. Он был рад её безумной улыбке. Ровно в полночь она шла спать. А он - счастливый - ложился на диван и тоже засыпал. Никто не смел нарушить её расписание: если сместить её время, она начнёт кричать, плакать, крушить всё вокруг и вконец обезумеет. Он старается делать всё для неё, но он не может вечно быть дома. Лето кончается, и он уходит, оставляя её одну. Первого марта она нашла нож и, изрезав шрамами своё тело, чиркнула по венам. Красная кровь на белой коже, нетронутое лицо, улыбка и глаза. Она словно ослепла, закрыв их. Стала тусклой и угасла. Он смеялся, не верил. Истерика, попытка умереть и психушка. Белые стены, нет окон. Нет ничего, только пожилая тётка – психиатр. Юноша садится в машину, и через час его снова окружают белая комната и Сара. - Как себя чувствуешь? – старушка улыбается, так неестественно, будто с картинки. Слишком приторно, слишком «счастливо». - Она не вернулась и больше не вернется, – повторил он, словно зачарованный, фразу, которую твердил уже две недели, широко раскрыв глаза и почти не моргая. Он улыбался так же, как когда-то улыбалась Лейла, смотря в вечно белую стенку. – Она не вернулась и больше не вернется, – шептал он. Слова вдруг дошли до его сознания, и он закричал: – Она не вернулась! И больше Никогда не вернется! – в своей белой клетке он был бессилен, жалок. Старуха позвала врачей, покачав головой и вздохнув. Юноша смеялся, а из глаз бежали слёзы, он сидел на коленях и стеклянным взглядом смотрел на врачей. Тихий шёпот, такой тихий, что едва можно услышать. - Подожди меня на небесах, я скоро буду там…** - пропел юноша, сквозь рыдания и смех, медленно успокаиваясь - врачи вкололи сильный препарат. - Жив ты будешь, никакие «небеса» тебе не светят, – буркнула психиатр, смотря на своего замученного жизнью пациента. Слишком глупо было всё это, завтра будет то же самое, только никто не отвезёт его к могиле, никто не отпустит на час полежать на земле и посмотреть в небо. Никто. Сквозь дрёму подступило желание обнять холодную маму, смотреть, как она улыбается и радоваться, что она просто есть. Радоваться, что просто есть тот, кто разделяет твоё бесконечное безумное одиночество. * - Evil Not Alone – Свидание с Неизбежностью. ** - Evil Not Alone – Последний Импульс Умирающей Жизни. Продолжать или нет?