Как Ян-королевич счастье своё искал

В стародавние времена, лет триста назад, было на свете маленькое, но процветающее королевство. Правили в нём король с королевой, и было у них три сына: старший умный был детина, по образованию юрист, средний сын и так и сяк – философ, ну а младший, как водится, необразованный. Целыми днями носился по королевству, распевал песни и девушкам спать не давал. Собой он всё же был хорош, но ни отцу с матерью, ни братьям с сёстрами, ни подданным до того дела не было, и официально звался он Ян-королевич, а неофициально, по традиции, – Ян-дурак. Подошло юношам время жениться, да и наследником нужно было кого-то выбрать: король был уж стар, но всё так же мудр и кому попало страну оставлять не желал. И вот однажды летним днём привёл их король на развилку, а там камень стоит. На камне том надпись: «Направо пойдёшь – богатство найдёшь, налево пойдёшь – славу найдёшь, а прямо пойдёшь – счастье найдёшь». И наказал король сыновьям, чтобы выбрал каждый себе дорогу и отправился по ней в путь, да без невесты чтоб не возвращался. Старший все выгоды в уме просчитал, средний за кафедрой профессорской себя представил, а младший стоял себе да насвистывал, и кто знает, что на уме у него было! Попрощались они с отцом, и пошёл старший королевич направо, взяв с собой карту, средний – налево, взяв с собой книги, а младший, Ян, – прямо, совсем без ничего. А королева с дочерьми стояли на холме у замка и помахивали платочками им вслед. Шёл Ян-королевич долго, через сосновые леса да по песчаным дюнам. Вдали виднелось море, и не одну песенку, а добрую дюжину их сочинил Ян о том, как море прекрасно, и как счастлив он будет, когда до него доберётся, да вот только ближе оно от того не становилось. Иногда ему казалось, что стоит только свернуть с дороги на одну из узеньких тропинок, как он тут же выйдет к морю, но нарушать отцовский наказ было никак нельзя, и он шёл себе и шёл вперёд, ничуть не унывая – вокруг ведь было столько интересного! Попадались на пути и деревеньки: Ян был рад пообщаться с местными, расспросить своих подданных об их житье-бытье. Они и кормили его, и на ночлег устраивали, а он в благодарность пел им свои песни да сказки сказывал. Но странное дело: везде говорили ему мужики да бабы, что деревенька их рыбацкая, что только тем они и кормятся – только вот рыбы он ни в одной из деревень не отведал и до моря так и не дошёл, хоть и маячило оно на горизонте. Солнце уже клонилось к закату, когда в один прекрасный вечер Ян-королевич добрался, наконец, до города. В краснокирпичных воротах встретил его седой привратник и по всей форме спросил, кто таков да зачем в их город пожаловал. Замялся Ян: сказать, что королевский сын, – так приведут в самый богатый дом, обхаживать будут, льстить, врать, и не узнаешь ничегошеньки, а не сказать – кем же тогда назваться? – Звать меня Яном, а в город я ваш потому пришёл, что попался он мне по дороге, и по этой же дороге мне нужно дальше идти, согласно отцовскому наставлению. Хотел бы я немного у вас осмотреться да на ночлег попроситься, – ответил он честно. – А что же ты, Ян, делать умеешь? Есть ли у тебя занятие какое? Город наш портовый, ганзейский, не нужны нам побирушки да нахлебники, всяк своим делом занят. – Что ж, и делать я кое-что умею. Коли вам просто работник нужен, то и это смогу, но ещё я грамоте обучен, песен много знаю, да на инструментах разных играю. Ну что, добрый человек, сгожусь я вам? Вздохнул привратник, но открыл ворота и впустил Яна-королевича. На ночь юноша устроился в гостинице, а утром пошёл осматривать город. Горожане Яну-королевичу не понравились. Были они надутые и чванливые: от самого богатого купца до самого бедного рабочего все страшно гордились тем, что заняты очень важным делом. Зато таких помпезных вывесок королевич никогда раньше не видывал, и на каждой из них позолоченными цифрами был подписан год основания фирмы и перечислены все награды, даже если то была вывеска гробовщика. А когда Ян-королевич спрашивал кого-нибудь из этих гордецов, как пройти к морю, его окидывали снисходительным взглядом и посылали в лавку местного художника, продававшего гравюры с видами на море по целому талеру за листок. Тогда Ян сам пытался найти выход к морю, всё также блестевшему на солнце между крышами домов, но лабиринт узеньких старинных улиц всякий раз его выводил обратно на главную площадь. Когда же Ян-королевич окончательно убедился, что делать ему в этом городе нечего, произошло одно событие, которое несколько задержало его. В очередной раз после бесплодных поисков выхода к морю, Ян очутился на главной площади. Теперь она выглядела совсем иначе – собралась огромная, шумная толпа. Подойдя поближе, он увидел глашатая, который и вызвал такое оживление. – …а кто лучше всех выступит, тот и женится на ней! – донеслась до Яна-королевича последняя фраза. Он вежливо поинтересовался у соседа, о чём речь, и тот, приняв самый торжественный вид, разъяснил чужеземцу, что-де замуж выдают дочку старейшины городского совета, прекрасную Майре-Лисбет, и, чтобы подыскать жениха, устраивают состязание: каждый претендент на руку девушки должен показать себя в лучшем виде, рассказать о своём занятии да поднести ей подарок, а само состязание будет идти три дня, начиная с завтрашнего. Тут Ян вспомнил о второй части отцовского наказа – найти невесту, и решил попытать счастья. Три дня пропадал где-то Ян-королевич. А вечером третьего дня пришёл он в дом старейшины, всё в том же своём платье и стоптанных башмаках и записался в очередь. Осмотрелся вокруг – другие кандидаты в женихи пришли разряженные, в лучших своих париках, натащили тканей, украшений, безделушек в подарок (а мебельных дел мастер даже кресло принёс!), волнуются, с ноги на ногу переминаются, но, стуча зубами, всё так же пытаются убедить соперников в своём превосходстве. Посмеялся он про себя, да вслух ничего не сказал. Вот подошла и его очередь. Смело вступил Ян в нарядную залу – от такого великолепия могли оробеть местные купчишки, но не королевский сын. Повсюду были зеркала, в них отражалась не только нежная, мечтательная улыбка Яна, но и удивлённые глаза всех зрителей – родичей невесты, отвергнутых претендентов на её руку и просто зевак. Посреди залы было небольшое возвышение, на возвышении стояло кресло, а в кресле сидела сама Майре-Лисбет – хорошенькая белокурая девица в роскошном платье с фижмами*. Взглянула на него одобрительно – за все три дня он был чуть ли не первым не старым, не толстым и не уродливым претендентом на её руку, сердце и деньги – и спросила милостиво: – С чем пришёл ты ко мне, бедный юноша? Ян-королевич ничего не ответил. Он поклонился девушке, достал из заплечного мешка каннель**, сел прямо на пол и запел песню – чудесную песню, которую сочинял все эти три дня и три ночи, пока мастерил свой инструмент. Пел он о своём родном крае, о бескрайнем море, о буйном ветре, а главное – о том, какой счастливой станет девушка, которая согласится идти с ним по жизни и любоваться этим прекрасным миром. Голосом своим он заворожил всех, а Майре-Лисбет всё никак не могла отвести от него взгляд. Песня кончилась. Ещё некоторое время длились чары, но вскоре все слушатели снова стали сами собой. Зазвучали аплодисменты. – А подарок?! – выкрикнул кто-то. Ян-королевич вздрогнул и встал. – Милая Майре-Лисбет… прямо сейчас я могу подарить тебе только свой каннель, который я смастерил сам, да свою любовь. Что скажешь? Майре-Лисбет переглянулась с отцом. – Мне нужно посоветоваться, – ответила она испуганно и, стараясь сохранять достоинство, направилась к родителям. В зале поднялся шум, и только Ян-королевич спокойно ждал своей участи. Наконец, от группки, окружившей девушку и её родных, отделился человек в чёрном камзоле. Он подошёл к Яну, хлопнул несколько раз в ладоши, чтобы привлечь внимание, и провозгласил: – Все мы сейчас стали свидетелями необыкновенного дарования этого молодого человека. Согласны ли вы… Ян?.. Ян, согласны ли вы основать фабрику музыкальных инструментов и возглавить городской оркестр? Вам будет предложен достойный капитал на открытие дела, и с этим условием вы женитесь на фройляйн Майре-Лисбет! Королевич взглянул на дочку старейшины. Ни одной эмоции больше не читалось на её лице, кроме горделивого сознания, что муж её будет не только молод и красив, но главное – богат и уважаем в городе. Ян понял, что жестоко обманулся. – Нет, – ответил он, – не хочу так и не стану этого делать. А фройляйн Майре-Лисбет отдайте мебельных дел мастеру, он хороший парень и кресла делает отличные, как раз для этого тронного зала. Прощайте! Он ушёл, и никто даже не попытался его остановить, настолько все были ошарашены. А уже через несколько дней Майре-Лисбет сидела в гостиной за клавесином и всё никак не могла подобрать ту самую песню, что пел ей милый, скромный юноша, не захотевший стать фабрикантом… Сидела она так и через десять лет, и через двадцать, и через пятьдесят: узнай Ян-королевич об этом, он пожалел бы её и даже в жёны бы взял, да только поздно уж было! И снова Ян-королевич отправился в дорогу. Он шёл всё вперёд и вперёд, не сворачивая с намеченного пути, море всё также ускользало от него, но солнце уже светило не так ярко, и в песнях, что Ян по-прежнему пел в деревнях, теперь уже под аккомпанемент своего каннеля, появилась лёгкая грусть. Наконец, дошёл он до другого города. И снова спросил его привратник, кто он таков да зачем пожаловал, и снова Ян-королевич повторил свою историю, но, когда дело дошло до его занятий, привратник только хмыкнул недоверчиво. – Петь, говоришь, умеешь и на инструментах играть? А ну покажи! Ян продемонстрировал своё искусство. Этого привратнику показалось мало: он притащил откуда-то скрипку и заставил юношу сыграть ещё и на ней, но и после того продолжал бормотать себе под нос, что вот мол, сколько развелось разбойников нынче, а ещё честными людьми прикидываются! Яна он всё-таки в город впустил, но заставил его подписаться под множеством различных бумаг, в которых под страхом смертной казни запрещалось делать тысячу разных вещей. Здесь Яну-королевичу пришлось стать осторожнее: он вовремя догадался, что если начать расспрашивать этих людей о море (которое всё так же блестело между крышами домов), не только ничего не узнаешь, но можно и в неприятности вляпаться, вплоть до тюрьмы или казни – уж больно много стражников было повсюду! Ставни здесь не открывали даже днём, а на дверях домов висели здоровенные амбарные замки. Казалось бы, в таком городе и минуты оставаться не захочется, но всё объяснялось просто – приближалась зима, и юноше были нужны деньги. Иногда он малодушно жалел, что оставил Майре-Лисбет: всего только и нужно было, что назвать свой настоящий титул, забрать невесту с собой, и сейчас сидел бы уже дома и жил с молодой женой припеваючи… но Ян не позволял себе долго раздумывать над этим. Он нашёл себе дело по душе и по таланту: играл на скрипке на танцах и свадьбах – даже в этом неуютном месте люди ещё не совсем забыли о праздниках. Но и танцы у них были странные, все плясали поодиночке, даже не касаясь друг друга, и подчас у Яна-королевича слёзы наворачивались на глаза, когда он вспоминал настоящие танцы в тех деревнях, где ему довелось побывать, и размышлял о том, как же несчастны, должно быть, эти люди! И стал он думать, как бы им помочь. Бедный Ян-королевич! Он не придумал ничего лучше, чем попробовать научить их танцевать польку. Однажды вечером он выбрал из толпы одну милую барышню, оставив скрипку какому-то старичку, и попытался убедить остальных в том, что парные танцы гораздо веселее и приятнее… Сперва парни и девушки недоверчиво, но послушно выполняли его указания, но, только он снова взял скрипку в руки и вернулся в свой уголок, что-то у них не заладилось. Кончилось дело дракой, а несчастного Яна-королевича, как главного зачинщика, бросили в темницу. В темнице было даже по-своему неплохо. Ян упросил стражников не отбирать у него скрипку и каннель – всё равно камера была одиночная, стены толстые, и никому помешать своей игрой он не мог. О пропитании и ночлеге беспокоиться больше не приходилось. А главное, его навещала Ниёле – та девушка, с которой он танцевал в тот злополучный вечер. Ниёле оказалась служанкой в каком-то богатом доме. Собой она была красавица, но эдак по-деревенски, по-простонародному. Иногда она приносила Яну остатков с кухни, и тогда он представлял себе, что не в тюрьме сейчас, а дома, в родном замке: кушанья-то были ничуть не хуже. Как коротки ни были свидания, он всегда пел ей пару-тройку песенок или играл что-нибудь на скрипке. Разговаривали они мало, а ведь его так мучал вопрос: как же так вышло, что нашлась в этом ужасном городе хоть одна живая душа, которой его судьба небезразлична? И однажды он не выдержал и спросил девушку об этом напрямик. – Ох, миленький… – отвечала Ниёле, потупившись и теребя косу, – жалко мне тебя стало. Я ведь тоже не местная, и труднёхонько мне было тут обживаться. Злые они люди и несчастные. Везде подвох ищут, гадость какую-нибудь… А изменить их никак нельзя, нет тут ни дракона, ни заклятья, уж такие они уродились! – И что же мне делать тогда, Ниёле? Девушка вздохнула. – Ничего тебе делать не нужно, всё уже сделано. Заплатила я залог за тебя, теперь ты свободен… и не смотри на меня так, не надо! Ниёле проводила Яна до городских ворот. И уже когда привратник стал их открывать, и заскрипели тяжёлые створки, Ян вдруг спросил: – А ты, Ниёле… я ведь так и не смог ничем тебя отблагодарить. Ты пойдёшь со мной? Ниёле покачала головой. – Нет, миленький, не пойду. Посмотри на нас: ну какая ж мы пара? Пропадём совсем. Другая тебе нужна, королевишна, не меньше… ну да ты её найдёшь, найдёшь своё счастье, я точно знаю. Прощай, Ян, и спасибо тебе! Ворота захлопнулись за Яном-королевичем, и он так никогда и не узнал, за что же поблагодарила его Ниёле. Ян-королевич просидел в тюрьме всю зиму. Но и март погодой не радовал, было ветрено и слякотно. Ян теперь всё дольше отсиживался по деревням – он не напрашивался, нет: все жалели худенького, насквозь продрогшего парнишку в рваной одежонке, так бережно укутывавшего две свои драгоценности, каннель и скрипку, в какое-то тряпьё, пытаясь сберечь их от дождя и снега. Песни его теперь были совсем печальны, а когда он вырезал себе ещё и флейту, от его музыки начали плакать даже самые-самые очерствелые люди. Зато слава бежала буквально впереди него, и в каждой деревне жители готовились к его приходу, ждали, когда же и они услышат, наконец, Яна-музыканта. Про море он уже почти совсем позабыл – только иногда глядел вдаль, видел узкую полоску на горизонте и невесело усмехался. Долго ли, коротко ли, но дошёл Ян-королевич до третьего города. Повторил в третий раз заученную фразу, но как же ему на слова привратника о том, что город-де портовый, хотелось закричать: «Да нет никакого моря, нет, врёте вы все!». Но он смолчал. А этот привратник оказался человеком дружелюбным да проницательным, и возьми да и спроси у Яна-королевича: – Никак невесту ищешь, юноша? – Выходит, что так, добрый человек, ищу по отцовскому наставлению. – Ох, юноша, не туда ты забрёл, не туда… Не по нраву тебе наши невесты придутся. Хотя, может, такой-то храбрый рыцарь нас от беды и избавит… – С этими словами привратник открыл ворота и впустил Яна-королевича в город. Но Ян, еле державшийся на ногах от голода и холода, пропустил их мимо ушей. Вспомнил он эти странные слова только на следующее утро, когда, по своему обыкновению, отправился осматривать незнакомый город. На первый взгляд этот небольшой городок казался довольно приятным, особенно в этот неожиданно солнечный день: ничего излишнего, ничего уродливого, ничего подозрительного – Ян-королевич был даже несколько озадачен и призадумался, в чём может быть подвох. Мимо него прошёл мужчина – обычный такой мужчина, улыбнулся и приподнял свою треуголку в знак приветствия. А вот на другой стороне улицы… На другой стороне улицы из-за угла показалась странная и жуткая фигура в чёрном саване. Она просто шла вперёд по деревянному тротуару, безо всякой торжественности, свойственной посланцам ада, но всё равно наводила панический страх. Ян, не в силах оторвать взгляд и сдвинуться с места, следил за ней. Она подходила всё ближе, и Ян постепенно осознавал, что это просто женщина в странном чёрном наряде – не в фижмах с кружевами, а в чём-то, напоминающем множество слоёв чёрной вуали, и открыты у неё только кисти рук, совершенно удивительной красоты. Женщина прошла мимо, а Ян так и остался на время стоять в оцепенении. Продолжив свою прогулку, Ян-королевич понял, в чём дело, и вспомнил слова привратника. Мужчины в этом городе были самыми обыкновенными, но женщины… Все особы женского пола, от девиц до старух (исключая только детей), были наряжены в эти чёрные саваны с ног до головы, но у каждой была оставлена на виду какая-то одна, наверняка лучшая часть, иногда даже совсем непристойная. Поборов свой страх, Ян пытался заговорить с кем-нибудь из них, но ни одна не отвечала, и вскоре он понял, что они не разговаривают не только с ним, чужеземцем, но и вообще ни с кем, а между собой общаются жестами – почти все были в чёрных перчатках. – Эй, парень! – окликнул его кто-то. – Невесту ищешь? Так поговори с Агнес, что ли… Ян обернулся. Это всего лишь местный трактирщик вышел подышать воздухом, пока не настало время запускать посетителей. – А кто это – Агнес? – Да как же… она одна у них говорящая будет. А голосок-то, голосок, что твоя флейта! – Тут Ян вздрогнул, не сразу сообразив, что это просто удачное сравнение, а трактирщик не умеет видеть людей насквозь. – Смотри, вот и она идёт! Ян узнал её с первого взгляда. Через площадь шла девушка – стройная, миниатюрная девушка, а вовсе не бесформенное создание в саване. Нет, она тоже была одета во всё чёрное, более того, ни одна часть её тела не была открыта, но в её наряде можно было разобрать юбку, корсаж, шляпку, вуаль и перчатки, в этом было даже нечто изящное. Трактирщик помахал ей рукой, и Агнес направилась к ним. Даже стук её каблучков по булыжной мостовой звучал музыкой. – Здравствуй, Петер, – произнесла она: голос её и правда был точь-в-точь Янова флейта, – какие-то новости? – Да вот сей юный рыцарь к нам из дальних стран пожаловал, невесту себе ищет, поговорить с тобой хочет, – ответил ей трактирщик, а Ян-королевич и слова вымолвить не мог от растерянности. – Вы уж тут болтайте, а я пойду, заведение открывать пора. – Подмигнув Яну, он скрылся за дверью. Повисло неловкое молчание. – Агнес, – присела девушка в реверансе. Ян был готов поклясться, что она улыбнулась под вуалью! – Ян, – поклонился юноша в ответ. Разговор с Агнес прошёл для Яна словно бы в тумане, смысл её слов ускользал от него, он слушал только её волшебный голос. Но кое-что ему всё-таки удалось понять – а именно, что всё дело на этот раз, кажется, действительно в заклятии. Агнес рассказала ему, что землями их правит герцог, а у герцога есть дочь, и с ней что-то неладное. А спасти её и всех женщин герцогства должен храбрый юный рыцарь-чужестранец, как было сказано в древнем пророчестве. Возможно, не совсем рыцарь, но точно кто-то вроде Яна: не зря все мужчины в городе были с ним так учтивы, несмотря на его лохмотья. – Но что же мне нужно для этого? Если с драконом сражаться, то у меня даже меча нет! – Невнимательно ты слушал меня, Ян… Нет там никакого дракона. Дочку герцога мачеха извела: с детства убеждала её в том, что она уродлива как смертный грех, убедила в конце концов, и теперь та лежит в гробу под чёрной простынёй, ни жива и ни мертва, вот и всё заклятье. А уж что с этим делать, тебе решать… Иди-ка ты прямо по той дороге, что выходит из города, и дойдёшь до самого герцогского дворца – да вон, смотри, и отсюда башни его виднеются. Поблагодарил Ян-королевич девушку и отправился в путь: ведь всё равно же надо было ему по той дороге идти! С собой он взял только флейту, а каннель и скрипку оставил на постоялом дворе, как ни непривычно было ему с ними расстаться хоть на время. Дворец был совсем недалеко, но сколько всего успел он передумать, пока добрался… По всем правилам, герцогскую дочку наверняка нужно было поцеловать да жениться на ней – но где это видано, брать в жёны кота в мешке? Кто может с точностью сказать, что, когда он её разбудит и откинет чёрную простынку, она окажется прелестной юной девушкой с добрым нравом, а не старой злобной ведьмой? Нет, конечно, и Агнес может оказаться старой ведьмой… но хотя бы не злобной. Агнес… Агнес… Агнес. Вокруг дворца местного правителя-герцога не было ни рва, ни каменных стен, ни даже стражников – только самая обыкновенная кованая ограда, через которую Ян легко перелез. Дворец был совсем старый и ветхий, но когда-то, видать, это было красивейшее строение. Обойдя его со всех сторон, Ян заметил, что одно окно на втором этаже несколько отличалось от других: стена ровненько вокруг него обросла странным растением вроде плюща с огромными белыми цветками. Жаль было портить такую красоту, но пробраться в комнату было надо (ибо Ян-королевич был убеждён, что это и есть та самая комната), что он и сделал. Спрыгнув с подоконника, Ян облегчённо вздохнул – на комнату ведьмы эта спаленка была совсем не похожа. Занавески и обитые тканью стены порядком выцвели, по всем углам свисала паутина, позолота облупилась, и всё вокруг покрылось толстым слоем пыли, но когда-то она была явно отделана в самых нежных розовых тонах. А посреди комнаты вместо кровати стоял гроб. Ян-королевич сильно устал. Умом он понимал, что пришёл спасать спящую красавицу (или не-красавицу, как повезёт), но не чувствовал теперь ни страха, ни желания спасать вообще кого-либо, ни даже простого любопытства. Он вдруг прокрутил перед мысленным взором весь свой путь, с самого начала, и от сознания того, что уже дважды его попытки хоть как-то изменить мир к лучшему с треском проваливались, ему хотелось бросить всё. «Отчего бы мне просто не уйти отсюда и не сказать всем, что ничего не вышло?» – эта мысль казалась такой соблазнительной! Ян присел на пол, спиной прислонившись к гробу, но в этот момент вспомнил об Агнес: неужели из-за его минутной слабости она будет обречена всю жизнь проходить в этих чёрных одеждах? «Нет, – сказал он себе, – так не пойдёт. Сыграю-ка я одну, всего одну мелодию, подумаю обо всём хорошем, об Агнес, а там пусть хоть упырём эта герцогская дочка окажется, всё равно!». Он достал из-за пазухи флейту и поднёс к губам. Это была, наверное, лучшая его мелодия – она ведь могла стать и последней, а значит, вместила в себя всю его жизнь, все его мечты и разочарования, все сомнения и всю решимость, а главное – всю любовь. И… произошло чудо! Не нужно было никого целовать. Герцогская дочка сама откинула чёрную простыню и приподнялась на своём ложе. Ян, заслышав шорох, прекратил игру и обернулся, сам не зная, чувствует он ужас или радость. Наверное, всё-таки радость. Спасённая не оказалась ни юной девушкой, ни старой ведьмой, а самой обыкновенной женщиной лет сорока, довольно миловидной и ничуть не уродливой. Четверть века пролежала она в этом гробу, с тех пор, как мачеха убедила бедную Анне в её уродстве – просто затем, чтобы захватить власть самой в случае смерти герцога. Только сама она прожила после того отчего-то совсем недолго. Умер герцог, разбежались слуги, начал разрушаться дворец, а Анне всё лежала в своём гробу, и что только не снилось ей за это время! Заклятие же, как выяснил Ян-королевич, беседуя с новоявленной герцогиней, объяснялось очень просто. Анне вспомнила, что перед тем, как заснуть на двадцать пять лет, подумала: «О, как же я несчастна! Отчего у всех других девушек и женщин есть, чем гордиться – руки, глаза, волосы, губы, даже голос, – и только я одна так уродлива, что и людям показаться нельзя!». Так-то всё и вышло. Долго бы ещё разговаривали королевич с герцогиней – нелегко ведь за столько лет и словечком ни с кем не перемолвиться! Но вдруг произошло нечто совершенно невероятное – кто-то позвал Яна по имени… нет, конечно не «кто-то». Ошибиться было невозможно, это была Агнес, Ян узнал бы её голос из миллиардов других голосов. Он выглянул в окно, и увидел её – совсем молоденькую и такую красивую, теперь уже вовсе не таинственную в простом светлом платье в цветочек и с растрёпанными кудрями. «Агнес!» – радостно воскликнул Ян и, не помня себя от счастья, выбежал из комнаты и помчался вниз по прогнившим ступенькам, проваливавшимся у него под ногами. Они бросились друг другу в объятия, а Анне, улыбаясь, смотрела на них из окна своей спальни, и по щеке её катилась слеза… Выйдя за дворцовую ограду, Ян и Агнес сперва намеревались просто вернуться в город, но тут Ян увидел… море. Дворец стоял на пригорке, и с этого пригорка было прекрасно видно море, уже не тонкой полоской на горизонте, а во всём его великолепии! Это уже само по себе показалось ему невероятным, но каково же было его изумление, когда он посмотрел в ту сторону, куда должна была дальше идти его дорога, и разглядел в дымке свой родной замок – почти на самом берегу! Неужели всю свою жизнь он прожил у самого моря, так хотел его увидеть, но только сейчас это ему удалось? И неужели эта дорога вела туда же, откуда начиналась? Агнес робко коснулась его руки. – Красиво, правда? Хочешь, спустимся вниз? И они побежали вниз, взявшись за руки – сначала с пригорка, потом уже с дюн… До самого вечера они, несмотря на холод и ветер, гуляли по берегу, собирали янтарь и пели песни, которые сочиняли вдвоём тут же, на ходу. Потом вернулись в город: нужно было попросить благословения на брак у родителей Агнес, справить Яну новый костюм взамен старых лохмотьев, забрать с постоялого двора каннель и скрипку, ну и, самое главное, – отпраздновать вместе со всеми счастливое избавление от злых чар, царивших надо всем герцогством двадцать пять лет. В город приехала и Анне, то есть теперь уже герцогиня. Было множество расспросов, восторгов, благодарностей… Это безумие продлилось несколько дней, но однажды утром Ян-королевич и его невеста простились со всеми, пообещали обязательно писать письма и приезжать погостить, и отправились в дорогу – всё так же пешком и безо всякого скарба. И Ян окончательно поверил в то, что надпись на камне его не обманула: он действительно нашёл своё счастье. Тут, наверное, стоило бы и закончить эту сказку. Они жили долго и счастливо – что может быть лучше? Но горькая правда лучше сладкой лжи, и потому придётся рассказать, что было дальше на самом деле. Ян не стал говорить Агнес о том, что он королевский сын, пока они не подошли к самому замку – хотел сделать невесте приятный сюрприз. Тем более, что он знал, ничего это не изменит: она полюбила его самого, а не его нищенские лохмотья или наряд королевича. Соберись он жениться на Майре-Лисбет, она бы от такой вести загордилась ещё пуще, а на Ниёле – её бы ещё упрашивать долго пришлось, а потом с кухни прогонять от любимых кастрюлек да сковородок… Агнес же, как он и предполагал, приняла это известие спокойно и с радостью. Но вот они переступили порог, и что-то недоброе почувствовал Ян в стенах родного дома. Слуги и придворные улыбались Яну-королевичу и его невесте, но улыбки их казались ему грустными и вымученными. Напрасно он спрашивал их, не случилось ли что, – они молчали. Но вот, наконец, им навстречу выбежала королева. Пудреный парик её потерял всякий вид, домашнее платье было давно не глажено, а лицо выглядело совсем заплаканным… Она порывисто обняла младшего сына и скользнула взглядом по девушке. – Это Агнес, моя невеста… Что-то случилось, мама? – Сохрани вас господь, детки, чтоб не вышло так же, как с твоими братьями, Ян! На тебя, дурачка, теперь вся надежда – король совсем болен, вот-вот умрёт. В спальне короля царил полумрак. Вокруг его постели крутилось множество людей – тайный советник, главный медик, архиепископ, первый министр, старший дворецкий… Были здесь и сёстры Яна, а вот братьев своих он заметил не сразу – они отчего-то сидели по самым тёмным углам тише воды, ниже травы. Он крепче сжал руку Агнес, и они присели у изголовья больного. – Ваше величество, наш Ян вернулся, с невестой, – произнесла королева, давясь рыданиями, но стараясь говорить как можно громче. Старик приоткрыл глаза и взглянул на сына: губы его тронула лёгкая улыбка. Он попытался что-то сказать, но не смог, и жестом подозвал тайного советника. Советник протянул ему перо и бумагу, на которой уже было что-то напечатано. Из последних сил король приподнялся, сделал несколько росчерков пером, откинулся на подушки, закрыл глаза и испустил последний вздох. – Король умер! – провозгласил советник, вынул из рук покойного бумагу и протянул её Яну. – Да здравствует король Ян Первый! Сквозь слёзы Ян смог разобрать слова указа: «Назначаю единоличным наследником и преемником на троне сына своего, королевича Яна». От матери Ян узнал впоследствии, что выбор отца был отчаянным, но не поспешным. Братья Яна вернулись домой быстро. Старший, Хенрик, раззвонил о своём титуле в первой же деревне, а средний, Эдвин, – в первом же городишке. Конечно, невесты нашлись сразу же, и, хотя камень не обманул ни одного, ни другого – Хенрик женился на дочери местного богача, а Эдвин – на дочери университетского профессора, – жёны оказались алчными да сварливыми, и Хенрик начал играть в карты, а Эдвин запил. Вот и вышло так, что, если Ян не сгинул в пути, то страну король собрался оставить ему, а если помер или натворил что-нибудь ещё хуже братьев – королеве, жене своей. Мудр был старый король и не прогадал, хоть и тяжело далось ему такое решение. Так и началось правление короля Яна. Было оно недолгим, но прекрасным. И при отце его страна процветала, а теперь и вовсе настал золотой век. Сам король следил больше за простыми, житейскими вещами – заботился о благоустройстве, о бедных, о сиротах, и, конечно, об искусстве, а вот по сложным вопросам, требующим большой учёности, обращался к братьям, которых ничуть не обделял своими милостями. Старая королева вскоре последовала за своим мужем, а молодая королева Агнес через год после свадьбы родила близнецов, сына и дочку, так похожих на них с Яном! И всё шло бы как нельзя лучше, да на десятом году правления молодого короля Яна разразилась страшная война. Никто в тех краях раньше и не знал, что это такое – война, а тут, словно сговорившись, напали враги и с юга, и с севера, и с востока, и с запада… И тогда Ян сделал то, что считал своим долгом – сам повёл войска в атаку. Кто бы из неприятелей мог подумать, что барабанщик, первым павший в бою – пуля попала в сердце – и был королём этой маленькой страны, бывшей таким лакомым кусочком для величайших из императоров! Осенним вечером он прощался с женой у ворот замка. Алевшее закатное солнце превратило их фигуры в силуэты. Ян и Агнес то плакали, то смеялись, вспоминая все счастливые годы, проведённые вместе, начиная с того самого дня, когда Ян впервые услышал голосок-флейту девушки в чёрном, а Агнес подслушала под окном мелодию самодельной флейты, снявшую заклятие с целого герцогства – теперь уж она и сама могла сыграть её на чём угодно! Но в этот вечер Ян сам сыграл эту мелодию для своей королевы, сыграл в последний раз, спускаясь с холма вниз, где его уже ждали верные воины, готовые пойти вместе с ним на смерть за родную землю.