Белые лилии в солнечный день

Черные: Ce7:f8 Всепожирающее чувство ревности выедало его изнутри. Скупые, но горькие слезы размывали знакомые черты — такие прекрасные и любимые. Черты лица его возлюбленной. Она стояла там наверху, на каменном выступе, освещенная солнцем, в белых развевающихся одеждах, перед толпой черни. Златой венец на ее челе удерживал легкий полог, означающий чистоту ее души перед Создателем. Он стоял внизу, в толпе, среди пахнущих костром, козлиными шкурами и немытыми телами ее верных солдат. Люди опустились на колени при ее появлении. Ему самому хотелось бы пасть перед ней на колени, но вот уже много дней он все больше убеждался в том, что она не была чиста. Не перед ним. Она была великой воительницей, и народ мог превозносить ее до небес, но он не считал, что кто-то вправе претендовать на нее. Кто бы то ни было, кроме него. Этот покров на ее шелковистых волосах, которые он так любил трогать ночью рукой, пока она спала на их общем ложе, он оскорблял его чувства страшнее самых ужасных доносов, сплетен и упреков, какие бы он мог услышать от злейших своих врагов. Этот покров, символ чистоты, растоптал то светлое, что было между ними двоими, оставил ему, жертве ее предательства, грязь и пепелище. Его кто-то тихонько окликнул. Тот самый магистр, с которым вчера вечером их свел лесной человек. Самоуверенный и сильный владыка тевинтерского рода, от которого даже рабы не посмели отвернуться в этой смуте и войне. Такой удержит в своих руках власть невзирая на любые перемены. — Наши все в сборе, это случится сегодня ночью, после третьей стражи. Ты с нами? — Нет, — он снова взглянул на свою предводительницу. Возможно, на прощанье. — Я под благовидным предлогом уведу часть войск из города, чтобы все прошло спокойно. — Отличная мысль, генерал. Вижу, мы сможем договориться. Их беседу прервали. Кажется, она со своего пьедестала обращалась прямо к нему: — Муж мой, Маферат, герой нашей победы, поднимись ко мне, пусть народ поприветствует тебя! Каллен оглянулся на одобрительно восклицающих ему что-то солдат. — Что? Я не… Он вгляделся в фигуру, стоящую на каменном возвышении. Это она, его возлюбленная, Инквизитор, его Ингрид. — О Андрасте! — Взывали к ней люди, умоляя благословить их именем Создателя. — Я не Маферат! — Возмущенно крикнул Каллен. Архонт Гессариан, его собеседник, усмехнулся и ехидно поинтересовался: — А кто же? Неужто не с Мафератом я только что договаривался об аресте его безумной жены? Может, ты безродный выскочка, решивший стать большой шишкой в хаосе войны? Тогда ответь, где же Маферат? Где законный супруг той, что стоит там, наверху? Или она забыла, кто ее муж? Почему же тебя она зовет к себе, чтобы представить этой черни? — Нет! — Ты, ты, предатель и ревнивец. А может, и не было никакой ревности, а? Не предал ли ты ее ради власти? А может, ты это сделал во имя народа? — голос архонта становился все более издевательским. — Что ты чувствуешь, Маферат? Ревность? Гнев? Вину? Ненависть? Или ты чувствуешь, что сам себя предал? — Оставь меня! Я не Маферат! — А кто же еще? Что ты чувствуешь, предатель? — Оставь меня! Оставь меня! Чья-то теплая ладонь дотронулась до его обнаженной груди, дотянулась сквозь морок и изгибы Тени, и геометрия окружающего пространства начала искажаться, затягиваясь в черную воронку. Каллен крепко схватил эту руку, удерживающую его, и не отпускал… пока не проснулся. Белые: Cc1-g5+ — Каменщик нашел его в самом дальнем помещении темницы. Под камнями. Там полстены обвалилась в пропасть… — Лелиана начертила схему тюрьмы и обвела место страшной находки. — Пролежал там дня три. Убит, скорее всего, еще до твоего исчезновения, Каллен. — Тот самый маг, которого мы искали в горах. И, говоришь, амулет был на нем? Лелиана показала рисунок амулета, который Фиона давно уже уничтожила вместе с другим, найденным на Даррете. Как две капли воды, даже огранка камней совпадала. — Что вдруг понесло каменщика в это опасное место? Там же в любой момент может рухнуть пол в водопад. — А вот это самое интересное, — как-то загадочно протянула Лелиана. — Говорит, будто какой-то парень что-то просил его там поискать. То ли кирпичи с особыми клеймами, то ли какой-то секретный способ кладки… Но он никак не может припомнить, как тот выглядел. — Коул! — Каллен назвал это имя слишком громко, вороны под крышей башни забеспокоились и закаркали. — Тише, — Лелиана предостерегающе поднесла палец к губам. — Коул только привел его. Я его расспросила. Не представляешь, чего мне стоило разобраться во всей той галиматье, что обычно он несет в ответ на самые простые вопросы. Он почувствовал эту смерть и привел туда человека, чтобы показать. — Скорее всего, он и амулет почувствовал. Получается, он нас и спас. Без его помощи этот труп мог бы пролежать в том месте до тех пор, пока вода не смыла бы эту часть замка в долину. — Вот только хорошо бы узнать теперь, как тот бедолага оказался под камнями в тюрьме. Да еще вот с этим в руке. Лелиана протянула что-то Каллену на ладони. С виду — простой медный кругляш. На нем красивая чеканка. В виде полураспустившегося цветка. У Каллена брови поползли вверх. — Вот уж не ожидал еще раз когда-либо увидеть этот знак. Орден Белой Лилии прекратил существование. Но я никак не могу собрать все части головоломки и понять, чего добивались те люди, которые стояли за всем этим. Не простые рыцари и маги, идеалисты и простаки, а те, кто убил этого невинного человека. — Постараюсь тебе помочь чем смогу, Каллен, но пока что я рассказала все, что знаю. Странно. Если этот связной человека света, то тот, кто убил его, явно не симпатизировал Ордену. Так почему же он оставил на трупе амулет, способный нанести вред нам, а не рыцарям в пещере? — Быть может, он не знал о действии амулета? Черные: Cf8-e7 Некоторое время Каллен сидел за столом и разглядывал медный кругляш. Метку с лилией. «Надо же, как странно сложилось, — думал он. — Я сам придумал это, до меня никакого Ордена вообще не существовало. Это плод моей детской фантазии…. Он вырос, окреп: из цветка – в его рисунок, из тряпицы с вышивкой — в знак на стреле и, наконец, в монету с искусно отчеканенным рисунком. В силу странного стечения обстоятельств невинная игра превратилась в монстра, способного уничтожать. И некоторое время мое же создание охотилось на меня. Почему на меня? Знать бы ответ…» Ответ не явился. Он бросил метку на стол. В медяке уже не было никакого смысла. В общем, он и не затем тянул тут время, размышляя о том, что стремительно уносилось в прошлое. Было еще одно дело. После нынешней ночи Каллен понял, что нельзя больше хранить часть своей прежней жизни в сундуке под столом. Со шкатулкой пора было расстаться. Он склонился над ящиком, открыл замок, вытащил шкатулку на свет. Провел рукой по недавнему сколу. Воспоминания о Круге, юности, Грегоре нахлынули и заставили снова с печалью и любовью провести рукой по гладкой поверхности темного старого дерева. Ему было жаль расставаться с частицей этих воспоминаний. Тогда все было так просто. И Даррет был простым веселым и честным парнем. И он, Каллен, был счастлив в своем неведении будущего. «Посмотрю на прощание один разок», — сказал он себе. Снова провел рукой по крышке и медленно приподнял ее. Внутри все было разумно прилажено, привычно и узнаваемо: склянка с синей жидкостью, емкость с порошком. Костяная лопатка. Мерная тонкая длинная спица с плоскостью на конце, досочка для растирания… «Я просто последний раз хочу почувствовать этот запах. Это ощущение отмеряемой части лириума, странно приятное чувство, когда порошок скрипит, протираемый спицей до пыли на промасляной доске». Это были самые спокойные, понятные, умиротворяющие действия в его той, незамысловатой и правильной жизни. Ритуал, таинство, в котором растворялось полностью сознание и не оставалось места сомнениям и страхам — лишь уверенность в своей значимости, глубоком смысле своего существования и единении с Создателем. «Не зря эти отщепенцы хотели отправить к Создателю именно храмовников, — подумал он с каким-то удовлетворением. — Это и правда самые непорочные люди на всем Тедасе». Рука сама потянулась к емкости. Белые Cg5:e7+ — Э… Ты там как ваще? Каллен, ты там? — в дверь просунулось конопатое личико Сэры. Каллен молча стоял, сложив руки на груди, и строго пялился на дверь. — Ну чего ты? — лучница вроде бы даже как-то разочарованно распахнула дверь и предстала без тени сожаления о содеянном перед жертвой своего злого розыгрыша. Каллен продолжал молча взирать на вошедшую. — Ой ну ладно, ну что вы с этой Лелианой как бешеные. Ну ошиблась я с дозировкой. Переложила малость взрывного порошка. Ну что теперь орать-то на весь свет? — Никто не орал, — наконец нарушил молчание генерал. — Ой, ну не орал, так Лелиана меня чуть не съела, и ты вот пытаешься во мне дырки прожечь. Не старайся. Подумаешь, чернильную бомбу ему подложили. Каллен многозначительно кашлянул. — Ой, да извиняюсь я, извиняюсь. Ну, что, доволен? Ваша милость Чернильная Башка? — Сэра не удержалась и захихикала. — А здорово долбануло, правда? И захохотала уже во весь голос. После того как Каллен прикоснулся в каком-то завороженном состоянии к емкости, как он думал, с лириумным порошком, он задел тонкий штырек, которого раньше в шкатулке никогда не было, что-то щелкнуло, раздался громкий хлопок — и генерала вместе со столом и окружающей обстановкой окатило таким количеством чернил, которое можно было затолкать в такую малюсенькую коробочку только магическим способом. Сэра просчиталась. Разоблачение последовало вскоре: после того как Лелиана последовательно опросила всех обитающих в Скайхолде усмиренных. Один из них честно рассказал, что смастерил этот несложный в изготовлении предмет для лучницы Сэры — одной из приближенных самой леди Инквизитора. После разговора с Лелианой Сэра сочла принесение формальных извинений генералу наиболее выгодным для себя вариантом решения возникшего недоразумения. Теперь она не могла остановиться от хохота и даже присела на краешек стола, чтобы устоять на ногах. Каллен поглядел в какие-то записи, взял перо и поставил подпись на листе пергамента. — Я хотел бы пригласить погостить в Скайхолд леди Кейр. Ну так, друзья нам всегда нужны… Кажется, в прошлый ее визит кто-то неосторожно оставил ведро воды над притолокой в ее комнату. Скандал удалось замять. Но в этот раз миледи хотела бы прибыть с личным магом… Перестав откровенно ржать над кислым выражением лица своей жертвы, Сэра вежливо выдернула пергамент и начала им обмахиваться с загадочной усмешкой. — Ладно, забыли. Ты мне пошутил, я тебе. Мы не какие-нибудь дворяне с ручными магами, верно? Хотя я не знаю, какие у тебя отношения… Сэра осеклась под угрожающим взглядом генерала. — Ладно, я все поняла. Больше никаких бомб. Держи печеньки, — и с этими словами поставила на стол коробочку. Видя, что Каллен с опаской ту разглядывает, сдвинула бумаги в сторону и открыла крышку. Под крышкой и правда лежала стопка сэриного фирменного печенья с изюмом. — Ладно, — Каллену нравилось это печенье. Пожалуй, это единственное, что ему в ней нравилось. — Извинения приняты, веди себя хорошо. Он потянулся за печеньем, когда заметил, что Лучница что-то берет со стола. — Ой, Каллен, а кстати. Я еще в тот раз, как увидала ее у тебя в сундуке, хотела спросить, может, тебе не нужна эта штука? Красивая, это ведь не настоящая монета. А цветок такой, как настоящий. То есть, если она валяется у тебя в закрытом сундуке, то вряд ли ты на нее часто смотришь, верно? Вот бы ты мне ее подарил, а? И никаких больше бомб! Черные: Крd8-e7 — Вы все знаете, генерал. Не так ли? — Не все. Я знаю, кто ты, но не знаю, зачем. — Зачем? Вы сами нас спровоцировали. Вы — осквернили нашу идею своей интрижкой… — И в Киркволле? — Тогда Вы убивали магов. — Странно. Ты вроде бы сам убил мага… — Мы убивали предателей и осквернителей. Я ни в чем не виноват. Это все во имя спасения народа. Во имя Создателя. — И Даррет? — Что Даррет? — Ему ты тоже подсунул амулет во имя Создателя? Он же честно следовал за тобой: он и все те люди, которых ты предал! — Они виновны в том, что оставили тебя живым… Каллен громко стукнул двумя медными знаками лилии по дощатому столу во дворе Скайхолда. Перед столом сидел Максимилиан. Он как раз заканчивал какой-то алхимический процесс — на столе были разложены порошки, склянки, Максимилиан обтирал свои тонкие руки куском мешковины. Когда Каллен подошел к нему и молча протянул две метки — одна та, что была у покойника в руке, а вторую он действительно обнаружил в своем сундуке, хотя прекрасно помнил, что перед уходом, когда копался в нем, там ее еще не было, — маг не стал отпираться. Но он фанатично настаивал на том, что совершил все ради высшей цели. Каллен не торопился: — Ты уж реши, в чем меня обвиняешь. В моих отношениях с Инквизитором, в том, что убивал магов, что вообще на свет родился? — А в чем ты сам себя обвиняешь? — вскинулся Максимилан. — Скажи вот мне, в чем ты обвиняешь себя? Может, так мы быстрее придем к истине? — Я убивал магов, потому что они угрожали другим смертью… — А почему они угрожали другим? — Становились одержимыми… Ну не я же их такими делал! — Не ты? А ты уверен в этом? Не храмовники ли заставляли магов жить так, совершать такие ритуалы, подвергать себя риску в таком юном возрасте? И какой был выбор у него? Пройти Истязание или быть усмиренным? Ты можешь сделать такой выбор за другого? Можешь, ведь так, ты же храмовник! — Если бы хоть кто-нибудь предложил что-то получше… — Ну как же. Оглянись вокруг! В Тедасе полно примеров получше. Вы просто не хотели видеть этого! — Ты забываешь, что я рос так же, как и маги Круга: взаперти. Мне было не дозволено искать. Я и сам себе не дозволил бы. Раб тоже не знает ничего о свободе, пока не окажется свободен. — Слабое утешение для тех, кто не дожил до твоего прозрения. — Горько констатировал Максимилиан. Белые: Фb3-f7+ Каллена посетило подозрение, быстро перерастающее в уверенность: — Так это… это месть, верно? Маг молчал. — И давнишняя. Ты убедил других и себя, что действуешь во имя высшей цели, а сам заодно все эти годы пытался расправиться со мной. За что? — Ты сам знаешь, за что. — Погоди, — Каллен начал припоминать. — Все началось в Киркволле, но там я не сделал еще ничего, за что меня могли бы так сильно возненавидеть. В Круге во время восстания меня тоже сложно было бы в чем-то упрекнуть. К тому же ты, кажется, говоришь не о восстании, об обыденных ритуалах. Об Истязании? Перед его глазами встала его единственная жертва: собственноручно зарезанный мальчик, превратившийся у него на глазах в демона отчаяния. И теперь он знал, что виновен. Он давно это знал. — И ради мести за смерть…. Кем он тебе приходился? Для сына он был слишком взрослым… — Братом, — горько выдохнул Максимилиан. — За смерть брата ты готов был растерзать не только меня, но и всех, кто окажется случайно рядом? — Ты все время попадался мне на пути. Ты искушал меня своей жизнью, своей успешностью. Ты все время строил из себя святошу и выходил сухим из воды. Ты герой Круга, Киркволла, Инквизиции… Но мы-то с тобой оба знаем, кто ты на самом деле: ты — убийца. — На суде над тобой я буду просить леди Инквизитора, чтобы тебя отправили в леса у озера Каленхад. Если человек света и правда считает тебя своим связным с Орденом, самое время открыть ему глаза. — Ты же считаешь учение еретическим. Почему ты хочешь помочь ему? — Я верю в альтруистов. — Каллен с презрением взглянул на сидящего перед ним мага. — Даже если они ошибаются, им нужно просто побольше мужества, чтобы признать это и выверить свой путь. Ты же, прикрываясь мечтами о будущей идеальной истории Тедаса, всего лишь сводил старые счеты, упиваясь собственной значимостью. Я не верю в ересь о людях света, но этот человек там, в лесу, еще может сыграть не последнюю роль в истории мира. А твоя роль, похоже, подошла к концу.