***
Даррет недооценил белого слона, прорвавшегося глубоко в тыл его армии, и поплатился: даром отдал коня Cf7:g8. Его товарищ не столько думал о следующем ходе, сколько прикидывал, чем мог сейчас заниматься Максимилиан. Если того опоили схожим зельем, то морок уже должен был начать выветриваться из головы незадачливого мага. Стало быть выходит, что где-то недалеко еще один пленник прямо сейчас изо всех сил придумывает, как бы ему выпутаться из патовой ситуации. И у того имеется небольшое преимущество — магия. Как ни велики были опасения Каллена в отношении намерений его старого приятеля, но он все же был рад его видеть, и это давало надежду на то, что им удастся договориться. Наверняка маг чувствовал себя сейчас менее уверенным, окруженный незнакомыми и явно серьезно настроенными обладателями тяжелых доспехов и карманов, набитых склянками с лириумом. Был ли он напуган? Каллен сомневался: за время этой войны любому магу пришлось пройти и не через такое. Черный слон, почуяв опасность перелома в динамике игры, запоздало оттянулся поближе к его эпицентру: Cc5-e7. Ход поспешный и непродуманный. Похоже, Даррету наскучила шахматная партия. Он к чему-то прислушивался. Может, и правда кто-то с тихим потрескиванием творит заклинание… — Так… — пытаясь вернуть внимание собеседника, Каллен шумно заерзал на своем ящике, как бы невзначай задевая его перчаткой левой руки, которую из-за затянувшегося узла бечевки так с него и не сняли, пока он оставался без сознания. — Так и как же вы встретились с Тароне? — С кем? — непонимание, отразившееся на лице Даррета, казалось неподдельным. — Ну, с той киркволской предводительницей отступников. Помнится, она тоже пыталась возродить Тевинтер. И для этого ей, как и тебе, понадобились храмовники. — А, эта сумасшедшая баба, — Даррет наконец вспомнил, о ком его спрашивают, и возмущенно повел плечом. — Вечно лезла со своими бредовыми идеями. Из-за нее не один из наших тронулся, прежде чем ее кокнула какая-то шайка из города. — Хоук, — уточнил Каллен. — Да по мне хоть бы и сама Меридит ее пришила. Она все равно многих отвратила от Света. — Это как же? Генерал рассеянно задержал в руке ферзя и наконец поставил его куда-то к краю доски Фd1-b3. Даррет тревожно проследил за ним взглядом. — Свет — он озаряет только чистоту, дружище, чистую душу. Нужно быть не просто связанным с тенью, нужно открыться ей, — объяснил он и машинально продекламировал из Песни Благословений: — «Благословенны праведные, свет во тьме. В их крови начертана воля Создателя». Не разгадав планов противника, он наугад двинул навстречу заплутавшему ферзю черную пешку: a7-a5. Каллен недобро усмехнулся. — И за это вы убивали? Ладья пересекла все поле, и белые объявили шах черному королю: Лf1-f8+!. Значит, все-таки он нашел этих людей. Нашел убийц.Убийца
О том, что мать Хоук мертва, и при каких обстоятельствах это произошло, ему стало известно одному из первых. Ведь это он хлопотал о помощи в расследовании со стороны городских властей. С тех пор как погиб сэр Эмерик, это дело не давало ему покоя. Меридит искала заговорщиков, и ей не было достаточно простого «безумного малефикара, пытавшегося воскресить свою бедную жену». Каллену тоже не доставало кое-каких деталей. И вскоре он убедился в том, что смерть безумца не прекратила эту странную связь лилий с загадочными убийствами. Причем покушения, похоже, слишком уж часто пересекались с его собственной жизнью. Больше походило на то, что сумасшедший убийца в своем безумном видении мира ухватился за какое-то тайное учение, которое извратил и понял настолько по-своему, что это вдруг выплыло наружу и стало ошибочно приписываться бреду сумасшедшего. Но Каллен знал больше: покушения, означенные символом лилии, продолжались и после обнаружения страшной находки Хоук.***
Даррет вскинулся, и в Каллена уперся взгляд разгневанного фанатика. Оставшиеся на доске шахматные фигуры полетели на щебень под латные сапоги храмовника: — Ты испил священного лириума и возлег с магом, и после этого смеешь обвинять меня в преступлениях? Ты — совершитель святотатства и погибель Тедаса! От таких обвинений брови генерала поползли вверх. Ощущение близкой опасности заставило его отмести их несправедливость в целом, и он, криво ухмыльнувшись, заметил: — В этом смысле ты разве не описал в двух словах историю собственной жизни? — Я не согрешил, я принадлежал ордену Света! — И что же это меняет? — То, — отчеканил храмовник, — что если ты не отдашь свою кровь на волю Ордена, нам придется тебя убить. Либо ты созидаешь Свет, либо уже обратился к тьме. Каллен поцокал языком с укором: — Ай-яй-яй. И кому же ты это угрожаешь? Человеку, который намерен спасти тебе жизнь… Зрение Даррета, затуманенное гневом, только сейчас уловило стальную молнию, сверкнувшую из тьмы за плечом старого друга. Тот, вероятно, загодя услышавший крадущееся к ним существо, быстро обернулся и поймал уже рассекавшее воздух над ним лезвие меча левой рукой в единственной своей латной перчатке. Правой он, схватив наугад за лохмотья ржавой кольчуги, вырвал из тьмы самого обладателя меча и швырнул на рассыпавшиеся шахматные фигуры, под ноги Даррета. Перед ними рычало и корчилось на камнях порождение тьмы.Порождения тьмы
«Все умерли. Не осталось никого. Накануне прошел слух, что от порождений тьмы можно укрыться в пещерах на озере. Папа и мама ушли туда. Мы гостили у тети. Они больше не вернулись, Каллен. Мы уехали в Южный Предел, ты нас больше не ищи дома. Дома больше нет. Все случилось уже три месяца назад. Прости, я не могла найти в себе силы написать тебе раньше. Нам очень не хватает тебя, Каллен. Мальчики поправляются. Нас приютила Аннет. Ну ты помнишь ее. Впрочем, не важно. Мы очень любим тебя. Мия.»***
Пинком ящик отброшен в сторону. Рука крепко сжала меч. Левая перчатка — вместо щита и булавы одновременно. Следующий напавший, засмотревшись на появившееся у только что беззащитной жертвы оружие, не заметил латного кулака и отлетел ко входу в пещеру, обитатели которой еще только пытались спросонья понять, откуда доносится этот шум. Но двое игроков в шахматы были оттеснены от спасительного входа толпой порождений тьмы и продолжали отступать вниз по тропе, к кустарнику и темному обрыву. Вплотную приблизившись к ближайшему уродцу, Каллен использовал навершие меча и кулак, чтобы сначала выбить у того из рук оружие, а после осыпать градом ударов и заставить попятиться. Схватить чудовищу генерала за руки было непросто — он умело выворачивал кисти. Когда порождения тьмы проткнули копьем своего же, чтобы добраться до Каллена, он использовал тело противника в качестве щита, оттесняя наступавшую толпу смердящих монстров обратно к пещере. Выбравшись на широкое место, отбросил в строну тело, схватил за голову другого противника, всем корпусом развернулся, врезал кулаком, придерживая его за шиворот, отпустил, выставил руку, снова развернувшись корпусом, и схватил древко топора, которым уже было ударил его следующий — какой-то мелкий генлок, или как его там, кто разберет… Пнул справа наступающее нечто… Времена спасения Ферелдена от армии архидемона Каллен провел в отдалении от мест, куда хлынули основные силы Мора. И в глубине души он сожалел об этом и испытывал чувство вины перед своей семьей, перед родителями, которых погубило тогда это нашествие, а он не был рядом и не мог их тогда защитить. Поэтому сейчас генерал готов был душить порождений тьмы яростно, одного за другим, хоть голыми руками. Рядом с ним плечом к плечу сражался, бил, боролся и раздавал тумаки его старый друг, позабывший о том, что только что их разделяло смертельное непонимание основных доктрин Церкви. За всем этим предводителя армии инквизиции не покидал вопрос: откуда тут взялись эти твари? Мор прошел. Известия о появлении то тут то там этих странных существ как правило были связаны с заброшенными шахтами и последствиями землетрясений, когда щели на глубинные тропы вдруг оказывались доступными и небольшие отряды ни с того ни с сего вдруг выбирались на поверхность. Но погасить такие проникновения было несложно. Собственно леди инквизитор… Ингрид несколько раз сталкивалась с ними — и без труда восстанавливала порядок, заделывая замеченные проходы. Это случалось там, внизу — на глубинных тропах, или в скалах у моря… Но тут, высоко в горах? Да и он бы точно знал, если бы малейшая опасность была замечена разведкой. Тем временем силы врага прибывали. Они снова отступили. В темноте из пещеры доносились крики и шум боя. Обрыв приближался. Нужно было что-то решать.Решение
— Дыхание Создателя, что же теперь будет-то? — вполголоса причитали и вздыхали соседские женщины наутро, возясь на кухне и морщась от запаха гари, доносившегося в окошко со свежих пожарищ, в которые за ночь превратилась восточная часть выселок. — А у меня тайна есть, — шепот не мог расслышать никто, кроме сидевших на матрасе под одним одеялом мальчиков лет восьми и шести. Остальные дети уже спали тут же, прижимаясь во сне друг к дружке, чтобы было и теплее, и не так страшно. — И что же у тебя там? — Ты никому не скажешь? — Брансон разжал ладошку. На ней лежала красивая монетка с портретом видного мужчины в красивом головном уборе, похожем на боевой шлем. Каллен такой никогда не видал. Верно, ее привез какой-нибудь купец из Вольной Марки с ее множеством государств в государстве со своими порядками и валютами — да и обронил тут где-нибудь, а младшему братишке посчастливилось найти ее в пыли опустевшей ярмарочной площади. Каллен и сам еще мал, но всю ночь самоотверженно присматривал за маленькими, пока взрослые тушили пожар. Утешал, успокаивал, вместе со старшей сестрой укладывал всех спать в одном доме, самом дальнем от эпицентра ночного пожара. Брансон был сильно напуган. Пригревшись и успокоившись рядом с братом, он всю ночь слушал рассказы детей про огонь, магию и бродячих малефикаров, сжигавших целые деревни, — в общем, обычный набор баек и страшных небылиц, которыми развлекают себя дети, если их вдруг разбудить посреди ночи, кое-как одеть, собрать всех вместе и оставить одних справляться с собственными страхами в пустом и чужом доме. — Вот видишь, — попытался он утешить малыша. — Теперь с тобой твой личный храмовник. Он не даст Брансона в обиду. Он достанет большой острый меч и зарубит проклятого малефикара. Брансон с недоверием поглядел на брата. — Как он зарубит, Калли, он же совсем маленький. Каллен открыл было рот, но тут же сообразил, что скажи он, что тут произойдет магическое превращение крохотной монетки в громадного храмовника — и доверие к изображению тут же будет подорвано. Магия на магию дает… Что дает магия на магию? Каллен задумался. — Я знаю, где таких много, — пробормотал братишка, зевая. — В той лавке с красивыми нагрудниками, где мы были на прошлой неделе? — предположил Каллен. Брансон только быстро закрутил головой. Нет. Интересно, где же он ее взял. — Мы играли в прятки, я хотел сначала залезть в большую корзину рядом со статуей, но меня прогнала птичница. И я забежал в тот дом, — Брансон снова перешел на шепот. — Тот, которого все боятся. — Зачем же ты туда пошел? — Каллен встревожился. Сам он давно усвоил, как и вся местная детвора, что лучше уж обходить дом покойного Вильгельма стороной. Все были наслышаны о всяких ужасных чудовищах, которые сидят у него там в подвале. Конечно, наверняка никаких чудовищ там нету, и слухи распускают сами хозяева подвала, которые хранят там несметные сокровища, недаром покойный Вильгельм служил самому Мэрику и помог сесть тому на ферелденский трон. Но сама мысль о том, что пятилетний Брансон в одиночку перешагнул порог этого дома, внушала… уважение и страх — пожалуй, в таком порядке. — Дверь была открыта. И я подумал, что там меня уж точно никто не найдет. — Да ты же у нас умница! — рассмеялся Каллен. Действительно, расчет был верным. — Я зашел. Но Маттиас сказал, чтобы я ушел. — Он был там? Тогда понятно, почему дверь оставили открытой. Сын Вильгельма Маттиас редко наведывался в бывший отчий дом, стараясь, как и все односельчане, не тревожить его духов или что бы там ни было внутри. Наверно, он хотел забрать оттуда какие-то позабытые после переезда вещи. — И он дал мне монету, чтобы я ушел. — Да ладно, Бран, вот так вот и дал тебе эту красивую серебряную штуку только ради того, чтобы ты развернул оглобли и покинул его собственность? Брансон энергично закивал. — Он там, наверно, магичил, а я помешал ему. Все же говорят, что в их семье все маги. Просто они скрывают это, а храмовникам велено их не трогать. Вот он и схватил со стола одну монету и дал мне, чтобы я не сказал про него никому. А на столе была еще целая куча всяких монет. У него, наверно, в подвале горы золота… Только никто не сможет его достать. — Почему же? Вот однажды придут храмовники и достанут. Храмовники сильнее магов, — авторитетно заявил Каллен. — Значит, храмовники могли бы потушить огонь, и дом тети Клары не сгорел бы сегодня? — деловито поинтересовался Брансон. — Конечно! — воскликнул Каллен. — Храмовники все могут, они сильнее всех. — Значит, когда ты вырастешь, ты станешь храмовником? — логически заключил младший братец. — Почему ты так решил? — Ты же сильнее всех тут, — просто объяснил Брансон. Стань ты храмовником, ты бы враз потушил пожар. И все-все-все могли бы вернуться домой. Каллен поправил одеяло, сползшее с плеча младшего брата. Да, пожалуй, это неплохая мысль — стать именно тем, кто всех может спасти и найти выход из любого затруднительного положения.***
Даррет охнул. Ранен. У его товарища не было времени на то, чтобы разбирать, серьезно ли тот пострадал, но по всему было ясно, что надолго их обоих уже не хватит. Крики храмовников, сражавшихся в пещере, стали глуше — битва шла уже глубоко внутри, и страшно было предположить, что там творилось: их застали врасплох, так что наверняка многие погибли, даже не поняв, кто напал на них. Отряд порождений тьмы оказался большим. Впрочем, точно определить их численность было невозможно — в темноте не разобрать. — Даррет! — генерал попытался перекричать лязг стали и вой теснящей их толпы. — Где ваши лошади? — За перевалом, — выдохнул тот, устало вонзая меч в очередного врага. Далеко. Вот и все. Помощи ждать неоткуда. Каллен беспомощно оглянулся в темноту позади себя. Кусты, обрыв… Решения нет. Как-то глупо получилось. Как же он легко позволил себе позабыть о своей роли в Инквизиции. Уйти из крепости было дурацким решением. И Ингрид теперь… Да что уж. Ингрид справится и без него. И Инквизиция. Не пропадет. Он все сделал для того, чтобы не пропала. Вот только что-то жалко уходить. Он снова оглянулся. Еще несколько шагов – и все. Даррет уже не рычал, а хрипел, в очередной раз замахиваясь и промазывая мимо цели тянущим к земле оружием. Перчатка у Каллена на левой руке превратилась в лохмотья, ноги скользили по залитым кровью камням. Выпад, парировать, снова удар кому-то с размаху левой рукой, обманный тычок, а с разворота глубокий выпад в толпу врагов… — и не удержался: споткнулся и упал на колено. Меч зацепился за камни и со звоном упал в темноту. Все. Ты прости меня. Дыхание Создателя, я так хотел бы…Желание
Он медленно шел по ночному, благоухающему терпкими запахами осени полю и крепко сжимал ее ладонь в своей. Вдали виднелись огни Хоннлита, там уже расположился на ночлег расквартированный по домам немногих уцелевших жителей отряд Инквизиции. Их, верно, заждались. Им приходилось поминутно останавливаться. Это происходило так. Он смотрел то на огни деревни, то на небо. Потом неизбежно взгляд его встречался с ее улыбкой и они останавливались, чтобы вновь обнять друг друга и целовать, забыв о времени и цели своего путешествия. А целью их поездки было посещение умирающего мага. Тяготы двух минувших войн раньше времени подорвали здоровье Маттиаса, и тот послал к Каллену человека с просьбой защитить его ослабший дух перед смертью от грозящей ему одержимости. Надо сказать, что Маттиас уже давно был помешан на страхе перед возможной одержимостью. Изучая труды своего отца, который до самой своей смерти вел поиски надежного средства от этой напасти, доморощенный маг настолько проникся мыслью о тонкой грани, которая разделяет любого творящего магию от подобного конца, что его страх принял вместе с развившимся тяжелым легочным недугом уже форму чистой паранойи. Воспользовавшись поводом, Каллен согласился не только прислать к старому знакомому пару опытных храмовников, но и самому навестить и его, и родные края, пригласив в путешествие и леди Инквизитора. — Ингрид… — за последние несколько минут он не проронил ни слова. У него в голове крутилась только одна мысль. Он не был до конца уверен, что она принадлежит ему, но ему очень хотелось, чтобы это было так. Все происходившее на озере, эта нежность, интимность и безграничность их уединения, когда рядом не было никого, только его мир окружал их иллюзией полной безмятежности, — будоражили его и путали мысли. Голова шла кругом, и желание прямо здесь, под звездами шагнуть ей навстречу и слиться в любви, забыв обо всем, становилось невыносимым. Если он попросит, она тут же согласится, ему это было ясно. Они уже чувствовали друг друга без слов. Но он не мог быть уверенным, что это его чувство. Привычка контролировать себя не позволяла отдаться ему полностью. Он не мог перестать стараться защитить ее от его собственной уязвимости перед Тенью. Но не мог и перестать желать ее. От всего этого у него пересохло в горле. Поэтому когда Каллен все-таки выдавил из себя ее имя, звук этот напомнил нечто среднее между шелестом осенней листвы и скрипом ржавых дверных петель. Вместе с голосом пришло и временное облегчение. Когда он уже произнес первое слово, то ясно осознал, что на этот раз сам творит свою жизнь. Вот он произносит ее имя. Не демон тянет его сознание в Тень. Вот небо, вот поле, вот запах пожухлой листвы, и вот ее рука — такая осязаемая, физически присутствующая в его яви — теплая, с шершавыми бугорками у оснований пальцев (результатом постоянной работы с тяжелым магическим посохом). Эти сухие шершавые бугорки успокоили немного, и он облизал пересохшие губы. — Тебе не холодно? — Напряжение ослабло, и он поспешно перевел разговор в более безопасное русло. Кажется, в голове леди Инквизитора тоже творилась неразбериха, она чистым деланно безмятежным голосом чересчур многословно кинулась заверять: — Нет, мне давно не было так хорошо, уютно и тепло, Каллен. Не представляла, что где-то можно чувствовать себя так, как здесь — будто я дома, и мама ждет к ужину, и завтра ничего не изменится и ничто не будет угрожать. Спасибо, что ты пригласил меня сюда. — Да, жаль, что завтра все-таки придется вернуться к делам, — согласился генерал, думая о своей дилемме. Ингрид грустно кивнула. «От судьбы не уйдешь, вечером после ужина я скажу ей», — успокоил он себя, решившись. Вечером их позвали к магу, и всю ночь Каллен бдел вместе с еще двумя храмовниками рядом с тяжело умиравшим Маттиасом. Наутро плохо выспавшийся отряд отправился в обратный путь. «От судьбы не уйдешь, — следуя верхом во главе отряда, думал генерал. — И что на меня нашло? Совсем раскис. Поскорей бы уж покончить с проклятой этой войной».