Дайте Чарли шанс

Никогда особо не любила вставать среди ночи, но тут уж не особо выбирать не приходится - в горле будто граблями прошлись. Благо, мелкий спит, как убитый, и не чувствует моего неуклюжего подъема. Глоток водички, и снова ушлепаю на покой, а то шастают тут всякие рыжие по чужим снам. - Пить захотела? - Блядь! - чайник каким-то чудом не вылетает с рук. Эта шмарь опять заявилась без разрешения! Напустив на себя бешеный видок, оборачиваюсь на противный голос. - Задрал появляться из неоткуда! А этот, как ни в чем не бывало, развалился на казенном подоконнике и лыбу давит. Ох, вмазать бы хорошенько, чтоб только зубы летели да челюсть хрустела. - Тише будь, Генри спит, – шепотом добавляю я, и пох, что сама же ругнулась на весь Сторибрук. - Расслабься, это сон. - Опять он это делает, опять водит бровями, что аж слюни текут от зависти. Не сводя злобных глазенок с меня, Пэн спрыгивает с подоконника. – Он крепко спит. Гребаная магия, в такие моменты реально воротит от нее. Нет, чтобы там пейзажей красивых или атлетов греческих. Суваться в личное незаконно, в конце концов! Пока не будет мне Гавай, не буду с ним разговаривать, бесит. Да, точно, так и сделаю. Гордо отвернувшись, двигаю обратно к кровати, и я почти уверена, что он пялится на мой зад. Ну и хрен с ним. Без всяких объяснений забираюсь в теплую постельку, укладываясь под бок спящему Генри. Мягкое одеялко делится теплом, и тишина вокруг так манит поддаться мечтанию... - Почему зелье ещё не готово? – тварь, вечно весь настрой отобьет. С какого, интересно знать, фига я обязана ему отвечать? Чарли не настолько себя не любит, чтоб вестись на всякие вопросики. Главное в такие моменты - никак не реагировать. Если повезет, всякое дерьмо само от тебя отвяжется. Стрелка запылившихся часов продолжает капать на мозги, а план, кажись, работает, и стоит открыть глаза, как Пенька тут словно и было. Давай, обернись уже и проверь. - Ясно все. Ну нормально же все шло, какого черта ты все еще здесь?! Только загадочек тут не хватало. - Ой, что тебе там ясно? – тупая ситуация, и я, как дура, ведусь на нее. Честное слово, мое любопытство меня же и придушит. - Ты такая же трусиха, как и Румпель. - Э-э, что за наезды? – сердце-то, может, и железное, но вот терпение еще закалять и закалять. Что-то он больно дерзкий, раз гнет на деда - единственного, кто остался из близких после смерти папы. - Ты разве не знала, что мы родня? - ЧТО?! - Твою мать, что за херь?! Лобзаться с собственным прадедом - как так можно вообще?! Фу, омерзительно! Родственные слюни во рту! Он что, решил меня в инцест втянуть? Черта с два! "Подумай хорошенько, прежде чем делать что-то", твердили постоянно. Но разве Шарлотта слушает? Рука сама дергается и смачно врезается ладонью в щеку Пэн, разнося звонкий шлепок по комнате. О да, всегда мечтала влепить кому-нибудь пощечину. Что ж, некоторые мечты все-таки сбываются. Прифигевшая рожа Питера только скрашивает случившееся. Он в шоке касается пальцами раскрасневшегося места и, метая свирепым взглядом молнии, опасно нависает надо мной. - Ты что творишь, дура?! - За то, что домогался правнучки. - Нет, а что не так, что ли? - Да ты сама меня..! - Ну, что ж не договорил? Нефиг рот раскрывать, если сказать нечего. Будешь знать, как лезть в родственные рты. Его возмущение куда-то быстро пропадает, остаются только хмурые брови. - Неважно, не об этом сейчас. Почему медлишь с зельем? Вот пристал, сволочь. Кляп бы тебе, и спать дальше. - Такой умный! Кристальный порошок и слизь улиток я тебе в супермаркете достану? Ой, вот черт, он, небось, даже не знает, бедняжка, что за супермаркеты такие. То-то вон бесится снова. Смотрите-ка, как его перекосило от гнева. Было смешно, если б не было страшно. Он резко хватает меня за горло, до боли впиваясь тонкими пальцами. Дыхание разом перехватывает, а голова наливается неприятной тяжестью. Глаза парня так и кричат о желании покончить со всем этим и не мучаться. Во сне, наверное, нельзя умереть, но все равно как-то страшно, аж мурашки по коже. - Ты. Совсем. Не хочешь. Думать. – Рука сильнее сжимает шею, и остатки кислорода утекают вместе со всякой уверенностью о нереальности происходящего. Не хочу умирать еще раз. – Но я пришёл не за этим, – хватка исчезает также быстро, как и появилась. С самодовольной миной он плавно опускает руку. Жадно глотаю воздух ртом, косясь на этого "добренького родственничка". Ладонь на автомате поднимает к саднящему месту на шее и осторожно потирает следу от пальцев. Только бы синяков не осталось, а то ведь слухи могут пойти. Пора это дерьмо заканчивать. Честное слово, тошнит от резких перепадов настроения этого засранца. - Давай по-быстрому, на кой черт приперся? - Руку дай. - После того, как ты меня чуть не грохнул? Щаз, ага, разбежался. Уже говорила, что ненавижу свое долбанное любопытство? Как всегда, послав все принципы в зад, доверяюсь Пэну. Немного грубо он хватает протянутую ладошку, и в ту же секунду тело будто пронзает тысяча иголок. Энергетическая волна, отозвавшаяся неприятным покалыванием в теле, выносит нас за пределы городка. До боли знакомое место. Пустынный задний дворик школы, потрепанные стены и полные мусорки. Детские воспоминания разом всплывают в памяти вместе с нехилой тревогой. - Зачем мы здесь? - с распахнутых дверей начинают доносится немного писклявые крики и ругань. Страх закипает с новой силой, и я в смятении оборачиваюсь к Пэну. - Нужно уходить. С громкими воплями на площадку выбегают несколько девочек. И я в их числе. Маленькая симпотяжка Чарли, забитая одноклассницами и морально, и физически. Схватив малышку за волосы, сучка-Эллисон тащит ее по каменной плитке, заводя в угол. - Пожалуйста, Питер, уйдем отсюда. - Нет, – резко бросает он, обрывая всякую надежду не смотреть на это. А железное сердце будто сейчас разорвет от смешения чувств. Боль из-за тяжести момента, страх за известные последствия и страстное желание помочь себе. Неужели придется любоваться избиением, молча стоя в сторонке? - Никогда не спорь со мной, Кэссиди! - Эллисон ударяет девочку о стену, впиваясь маленькой ладошку в шею бедняжки. Даже не верится, что в ребенке может быть столько силы и ненависти. Остальные со едкими улыбками помогали сдерживать, не давая возможности вырваться. Как нечестно, все разом на одну. Снова та накручивает светлые кудряшки на руку, и под мои отчаянные крики ее улыбка становится шире. Мерзкий смех подружек льется со всех сторон, пока она тащит малышку по земле, сдирая кожу на спине и ногах. На вопли сбегаются дети: младшие, старшеклассники - не помогает никто. Помню эту адскую боль и немой вопрос. За что? В груди завязывается крепкий узел, в носу начинает щипать. Ни один не вмешивается, а Эллисон все продолжает, будто играя на публику. Опять швыряет к стене и гордо наблюдает, как пытаюсь подняться. Только сделать этого не позволяют. Без предупреждения удар прилетает в спину - по двору разносится новый надрывный крик, в живот, и Чарли захлебывается воздухом, скрючиваясь от боли. Дышать становится совсем нечем, когда попадают по носу. Хруст, кровь, смех и крики, мои крики. Один, второй удар, и все ногами, и каждый точно в цель. - Достаточно, – звонкий щелчок вырывает из происходящего, возвращая в Сторибрук. - Это было невыносимо, - боясь упасть, присаживаюсь на край стула, крепко обнимая себя за плечи. Вот это сделал кто-то еще, а не я сама. - И всегда безнаказанно. Так долго я прятала это в самые темные закоулки памяти, а он оживил воспоминания в самых ярких красках. Неожиданно возникает непреодолимое желание посмотреть этому мерзавцу в глаза, чтобы найти причину путешествия. - Зачем? – вопрос вырывается сам, напрашиваясь на очередной урок от Питера Пэна. - Чтобы напомнить тебе, кто ты есть, - как личный надзиратель он застывает рядом, но так и не удостаивает ответным взглядом. - В Сторибруке, на Неверлэнде ты смелая. Попади снова в реальность, станешь маленьким, беззащитным, жалким червяком, как тогда. И откуда у него такая отвратительная способность, бить по больному? С первой же попытки найти слабость попал в самую точку, как стрелой с ядом мор-шиповника. - Всё, проваливай, Пэн, – не хочу обсуждать с ним прошлое. Он никто, чтобы открываться, итак видел намного больше дозволенного.я уже собиралась ложиться. Поскорее бы проснуться и не видеть этой ушастой рожи. Поднявшись со стула, твердо делаю шаг к спящему Генри, но парень ловит мою руку и ловко поворачивает, заглядывая, наконец, в глаза. Надо же, почти романтично. - Ты такая же, как я. - Нет, – вот еще. Абсолютно ничего общего. Резко вырываю запястье и упрямо двигаю к кровати, не обращая внимание на уверенность в его голосе. - А ты думаешь, почему я твой проводник? - Кто-кто? – господи, не буди мое любопытство снова! - Потом поймёшь, - рыжий победно и так раздражающе скалится, довольным моим интересом. - Все ингредиенты у Зелены. И, как говорится, самое важное напоследок: «Следуй за гусыней». Пэн бесследно растворяется в зелёной дымке, и вместе с ним комнату покидаю и я, проваливаясь в темноту. Слова о каком-то гусе перекрывают потревоженные воспоминания. Не уверена, что парень такой уж шутник, чтоб сморозить глупость. Что-то с этой птицей не так.