***
«Заслуженных признаний не снискавший, работой жизнь заменявший»
Прочитав эту надпись, Нарейн примерно догадался, до кого он должен попытаться достучаться на этот раз, вот только совершенно не представлял, как именно он будет это делать, ведь этот человек сам по себе был довольно упрямой личностью, а если ещё и с промытыми мозгами… Место, где он оказался теперь, напоминало большой цех. Повсюду стояли какие-то станки и верстаки, за которыми работали люди, что-то проделывавшие со всевозможными металлическими деталями и настолько увлеченные своим делом, что в упор не замечали проходящего мимо них мальчишку, который ненавязчиво вглядывался в их лица, надеясь отыскать одного конкретного мужчину. Пусть и не без труда, но сделать это ему всё же удалось – услышав до боли знакомый голос, возмущённо выкрикнувший в сторону некого «нерадивого помощника» бранные слова, Нарейн поспешил туда, откуда он доносился. В относительном уединении от остальных работников он и обнаружил того, кого искал – Ромула, механика своего корабля. Черноволосый кудрявый мужчина с небольшой бородой и металлическим протезом вместо правой ноги низко склонился над большим столом, который был завален всякими бумагами, и, кажется, что-то сосредоточенно чертил. Нарейн попытался окликнуть механика, но тот никак не отреагировал и продолжил заниматься своим делом. Тогда мальчишка решил подойти к нему и положить руку на плечо, чтобы уж точно привлечь к себе желанное внимание, но был остановлен чужим недовольным взглядом. — Совсем не обязательно меня трогать, я тебя и слышал прекрасно. – вздохнул мужчина, вновь возвращаясь к своей работе. – Если ты чей-то посыльный, то можешь передать своему хозяину, что я не беру новых заказов, пока не разберусь со старыми. Их и без того уже целая дюжина накопилась, совсем ничего из-за этих лентяев не успеваю… И ты меня не отвлекай лучше, иначе правда ни черта не успею. Так и разориться недолго… — И давно ты обзавёлся своим собственным цехом? – вдруг перебил чужое возмущение Нарейн. – Вернее нет, даже не так. Давно ты из изобретателя превратился во владельца собственного цеха, который работает исключительно по чужим заказам? Я-то думал, личности творческие по чужой указке работать не могут… Во всяком случае, ты сам мне так всегда говорил. Ромул так и замер, склонившись над своими чертежами. Несколько минут он обдумывал услышанное, а затем медленно повернул голову в сторону Нарейна, который всё это время терпеливо ожидал его реакции. — И не надо на меня так смотреть. – молвил он, удерживая себя от того, чтобы не отвести взгляд от пристально разглядывающего его человека. – Не ты первый, кто на меня так смотрит, и, что самое печальное, не последний. И нет, тебе не послышалось, и ты не перетрудился – я действительно сказал то, что сказал. А если тебе интересно, откуда я это знаю, то тебе придётся не только внимательно меня выслушать, но и поверить. Если, конечно, не сочтёшь сумасшедшим. И, дождавшись утвердительного кивка от своего собеседника, Нарейн начал свой недолгий рассказ о том, кто они такие и как оказались здесь, в Подземелье, а для большей убедительности рассказал и о самом Ромуле такие подробности, которые посторонний человек знать никак не мог. — Живой ум и нестандартный взгляд, желание сделать человеческую жизнь чуточку проще. Ты всегда хотел творить, но одного лишь богатого воображения было мало, нужны были ещё ресурсы, для получения которых нужны были уже деньги. Из верёвок и валяющихся под ногами палок многого не соберёшь, ведь так? Однако все те немногие люди, к которым ты всё же решался обратиться с просьбой о финансировании, не воспринимали твои идеи всерьёз. А я не просто воспринял, но и дал тебе возможность воплотить в жизнь если не все, то хотя бы большую их часть, пригласив к себе на корабль в качестве механика. Так сказать, и деньги, и практически полная свобода творческой мысли. Вот только при наличии второго первое тебе оказалось без особой надобности. А если даже после того, что я тебе только что поведал, ты хотя бы чуть-чуть не доверяешь мне, то спроси самого себя, почему занимаешься совсем не тем, чего желает твоя душа. — Ты прав, парень. – неожиданно легко согласился Ромул, невесело усмехнувшись и устало проведя по лицу рукой. – Я и сам не могу себе объяснить, что и зачем сейчас вытворяю. Да, именно вытворяю, а не творю. Давай уйдём отсюда… капитан. Не хочу здесь больше находиться, слишком стыдно от самого себя. В ответ последовал молчаливый утвердительный кивок и полный решимости взгляд. Как и в прошлый раз, хватило одного касания, чтобы снова оказаться на кладбище в окружении непроглядного тумана и всё тех же холодных чёрных камней, которых вновь стало на один меньше. На этот раз в руках молодого капитана оказался механический монокль, который его механик сконструировал для себя сам и использовал всякий раз, когда что-то мастерил. Что ж, это оказалось не настолько ужасно, как изначально предполагал Нарейн. Начало было положено, и теперь оставалось надеяться, что и дальше не возникнет никаких непреодолимых трудностей.***
«О семье всю жизнь мечтавший, отцом бездетным ставший»
Кажется, слишком рано Нарейн понадеялся на отсутствие трудностей. Быть может, в физическом плане их и правда не предвиделось, но вот в моральном… В их наличии мальчишка убедился сразу же, как только услышал чей-то горький плач. Оглядевшись по сторонам, Нарейн понял, что находится в чьём-то доме, причём довольно бедном, что становилось понятно из-за практически полного отсутствия мебели. Место показалось пурпурноволосому смутно знакомым, но всерьёз задуматься об этом ему не позволил очередной всхлип, донёсшийся из соседней комнаты. Поспешив на этот полный горести звук, Нарейн так и замер в немного покосившемся дверном проёме – за небольшим деревянным столом сидел старик, одной рукой сжимавший пузатую зелёную бутылку, в которой, судя по резкому для чувствительного мальчишеского носа запаху, был какой-то алкоголь, а другой рукой закрывал глаза, которые наверняка были красными от пролитых слёз, и содрогался уже в беззвучных рыданиях. Салих… Видеть, как страдает по-настоящему близкий и всё равно что родной по крови человек, для Нарейна было подобно самой настоящей пытке. Серьёзно, уж лучше этот треклятый Джинн пытал бы его, чем заставлял на всё это смотреть. Что могло довести этого пожилого мужчину до такого плачевного состояния? Сколько Нарейн себя помнил, он никогда не видел, чтобы Салих так рыдал или напивался. В голове была лишь одна догадка о том, что могло с такой невероятной силой ударить по его психике, но мысль о том, что кто-то мог заставить Салиха поверить в это, вызывала почти что животную ярость. — Они все мертвы. – вдруг заговорил старик, и голос его показался Нарейну настолько несчастным, что уже к собственным глазам сами собой подступили слёзы. – Даже Алим и Хесса… Их просто взяли и казнили ни за что на глазах у целой толпы горожан… Да какой там, у горожан… На глазах у их собственного сына. Кажется, этот мир окончательно сошёл с ума. Маленькие дети должны играть и веселиться, а не смотреть на то, как рубят головы их родителям. Малыш Нарейн… Я ведь даже сделать ничего не успел, как… Как эти гады забрали и его тоже. Забрали всех детей и взрослых, хоть сколько-то пригодных для работы. Теперь в этой жизни я остался совсем один, одинокий и никому не нужный старик, который вынужден доживать свой век, коротая оставшееся время и глуша скопившуюся боль в компании дешёвой выпивки. Замолчав, Салих с минуту смотрел невидящим взглядом в невидимую точку на противоположной стене, а затем, словно мысленно решив что-то для себя, собирался вновь приложиться к недопитой бутылке, но ему помешал схвативший его за руку Нарейн. — Думаю, это лишнее. – пояснил златоглазый, отрицательно покачав головой и отбирая из рук мужчины злосчастную бутылку, тут же брезгливо отбрасывая её куда-то в сторону. Салих и не думал противиться чужим действиям, но вместо этого посмотрел на Нарейна так, словно видел перед собой настоящего призрака. — Хах, дождался. – как-то странно обрадовался старик, издав нервный смешок. – Допился уже до такой степени, что всякие видения мерещатся. Либо это смерть наконец-то пришла и по мою душу. Услышав это, Нарейн нахмурился, не зная, что ещё предпринять. — Не говори так, ты ранишь мои чувства. Я такой же живой, как и ты. — Хотел бы я тебе поверить, но ведь это просто невозможно. Все близкие мне люди либо умирают, либо их настигает участь ещё хуже… — Ну, это смотря с какой стороны посмотреть. Во всяком случае, я вполне себе жив и здоров. И наши друзья тоже. Нужно только разыскать их всех и уже вместе убираться из этого проклятого места. Нарейн ожидал чего угодно, но уж точно не того, что Салих, схватив за руку уже его самого, резко потянет на себя и заключит в объятия, сжав руки вокруг мальчишеских плеч с поразительной для его возраста и комплекции силой. — Призрак или нет, но я за тобой хоть на край света, хоть в загробный мир уйти готов, если тебе действительно нужен такой старик, как я, малыш. «Надо же, даже убеждать и объяснять ничего не пришлось» – почти счастливо подумал Маревар, успев крепко обнять старого кока в ответ, прежде чем вновь оказаться на кладбище. В руках любимый бежевый платок Салиха, а впереди сплошная головная боль.***
«Себя в охоте не сыскавший, позора смертью избежавший»
Белоснежный снег под ногами, холод, пакостливо пощипывающий открытые участки кожи, и весёлая музыка, немного болезненно бившая по отвыкшим от такого шума ушам. Кажется, какой-то праздник. Деревня в холодных заснеженных землях? Скорее всего, племя Имчакк, а если так, то кроме Хикахано больше просто некому здесь было оказаться. А если это действительно был он, то Нарейн знал только одно событие, которое желали бы отпраздновать все без исключения мужчины данного племени. Нечто сродни обряду совершеннолетия, если Нарейну не изменяла память, во время которого юноши должны были в одиночку убить какого-то там крутого морского зверя, тем самым доказав свою мужественность. И обряд этот, кстати, один из матросов «Хелиоса» так и не прошёл до конца. Потерпев неудачу, Хикахано предпочёл вовсе не возвращаться в родную деревню, с какого-то перепугу решив, что уж лучше пусть соплеменники посчитают его мёртвым, чем опозоренным. Так Нарейн с остальной своей командой и выловили его прямо из моря, истощённого и дрейфующего на льдине. А как можно убедить человека в том, что сбывшаяся мечта его жизни – всего лишь жестокая иллюзия? Только стиснув зубы и скрепя сердце, а больше никак. Жестоко и наверняка непросто, но другого выхода Нарейн всё равно не видел. Он с трудом лавировал между снующими туда-сюда крупными людьми, которые по какой-то причине совершенно не замечали его, продолжая петь, веселиться и чествовать новообретённого взрослого члена своего племени. Оный, к слову, обнаружился на главной деревенской площади, во главе самого большого стола, щедро заставленного преимущественно мясными яствами. Едва заслышав его радостный смех, Нарейн растерянно застыл на месте, словно каменное изваяние. Вот так просто подойти к одному из своих людей, чтобы взять и разрушить его грёзы, казалось слишком неловким, неправильным и даже жестоким поступком, но стоило только подумать об этом, как Нарейн яростно затряс головой из стороны в сторону, прогоняя от себя ненужные мысли, и решительно двинулся к своей цели. — Привет, празднуешь? – словно бы невзначай поинтересовался он, приблизившись к виновнику торжества. К удивлению Нарейна, имчакковец воспринял его появление не просто спокойно, но как будто бы даже обрадовался. — Конечно! – радостно улыбнулся Хикахано, беря в руки кубок. – И ты присоединяйся к нам, маленький незнакомец! Мы, знаешь ли, гостям всегда рады… — Я бы с удовольствием, да вот только… Праздновать-то и нечего, ты в курсе? От подобного заявления восседавший за столом парень едва не поперхнулся содержимым своего кубка и во все глаза уставился на «гостя». — Как это «нечего»?.. — Это у тебя уже стоит спросить. – пожав плечами, нарочито беззаботно продолжил Нарейн. – Вернее, я бы очень хотел узнать у тебя, как можно с одним лишь сломанным подобием деревянного копья, а по факту просто голыми руками не просто изловить, но ещё и умертвить здоровенного водяного монстра? — Никак... – ответил Хикахано, совсем растерявшись. — Вот и я о том же. – хмыкнул пурпурноволосый. – Но как тогда ты-то это сделал? И да, никогда бы не подумал, что однажды скажу это, но длительные мыслительные процессы тебе не идут, Хикахано. — Откуда ты знаешь моё имя?.. — А тебя сейчас только это волнует? Тебя не волнует, например, как начался твой сегодняшний день? Ты помнишь хотя бы это? Или ты больше ничего кроме празднества в честь себя любимого вспомнить не в состоянии? Ответь хотя бы самому себе на все эти вопросы, но только честно. Да, возможно, его слова и прозвучали довольно грубо, но Нарейн постарался убедить себя в том, что иного выхода у него просто не было. В конце концов, уж лучше горькая правда, чем сладкая ложь. И если судить по потухшему взгляду Хикахано, вспомнить он действительно ничего не мог. — Кто ты такой? – бесцветным голосом спросил имчакковец. Нарейн тяжело вздохнул. — Я твой капитан. И просто человек, который искренне хочет тебе помочь. Оглянись вокруг! Разве тебе самому не кажется это странным? Всё вокруг такое желанное, но в то же время… Чужое? Незаслуженное? Поверь, я как никто другой знаю, как сильно ты хотел добиться признания со стороны своих родных и близких, но я также знаю, чем в итоге всё закончилось – ничем хорошим. Всё, что ты сейчас видишь, на самом деле лишь твоё собственное желание, воплощённое Джинном, истинным хозяином этих мест. Ты можешь не доверять мне, но поверь своему сердцу. Не позволяй никому обманывать себя, особенно таким наглым образом. Хикахано слушал. Внимательно слушал каждое слово единственного реального здесь человека, утратив любую иную связь с окружающим миром. Но была ли на самом деле эта связь и этот мир? Видя, что молодой имчакковец готов вот-вот разрыдаться, Нарейн подошёл к нему практически вплотную и сам взял его за руки, ободряюще сжав чужие ладони. И вновь он оказался на безмолвном кладбище. Распахнув сжатую до этого момента в кулак ладонь, Нарейн увидел небольшую коралловую мышку-талисман, которую он подарил Хикахано во время одного из его очередных приступов тоски по родным землям, чтобы хоть немного поднять упавшее на дно настроение. Нельзя было сказать наверняка, какой именно смысл углядел молодой имчакковец в этом подарке, но он точно его оценил и всегда носил собой. Сам Хикахано говорил, что этот мышонок придаёт ему смелости. А вот где он его так удачно прятал, что до сих пор не сломал, для Нарейна и всех остальных членов команды так и оставалось загадкой. «Вот бы и у меня был такой талисман, который мог бы подарить мне хоть каплю уверенности в себе. Своей оставшейся мне вряд ли хватит». Осталась ровно половина.***
«Войной отечества лишённые, низшей долей обделённые»
— Ха, ну ничего себе! Ты только посмотри на это, брат! — Ого… А нам-то отец всегда говорил, что нельзя к незнакомцам поворачиваться задом, какими бы безобидными на первый взгляд они ни казались. — Ну, в оправдание этого мальца могу сказать только, что наших лиц он вроде как всё равно не видел. — И то правда. Но ведь это всё равно не повод портить наши посевы, верно? Это были первые слова, которые услышал Нарейн, в очередной раз переместившись с кладбища в неизвестность. Первое, что почувствовал, это сырость. И первое, что увидел, это грязь и вода, в которые он совсем не удачно приземлился. Разглядел он всё это благодаря тому, что его почти заботливо подхватили под руки с двух сторон и поставили на ноги. А в следующее мгновение на него уставилось две пары любопытных карих глаз. — Привет. – улыбнувшись, поздоровался один из братьев-близнецов. – Тебя как зовут? — Что-то мы тебя здесь раньше не видели… Ты новенький? — Я Нарейн… А это ваше «здесь», это конкретно где? От прозвучавшего вопроса братья сначала опешили, но спустя всего мгновение совершенно по-детски захихикали, прикрыв рты ладошками. — Вот даёт! Попал, а сам не знает куда! — Это рисовые поля, парень. – пояснил подрастерявший весь оптимизм Рин. – А ты нам сейчас чуточку мешаешь на них работать, ненароком портя будущий урожай. — Рисовые поля? – искренне удивился Нарейн. – Рин, Ран, вы это серьёзно? Так вы же всегда говорили, что ни за что в жизни не стали бы работать на рисовых полях. Целый день гнуть спины, стоя чуть ли не по колено в воде и всё такое… — Так-то оно так… — Но когда на твои родные земли приходят захватчики, они потом не особо у тебя спрашивают, что тебе нравится, а что нет. — Да, просто работаешь и всё, больше от тебя ничего не требуется… Погоди-ка, а откуда ты знаешь наши имена, если у нас их даже не спрашивал? В ответ на чужие удивлённые взгляды Нарейн растянул губы в лукавой улыбке, вдруг испытав неожиданный прилив облегчения. — Я про вас двоих ещё и не такое знаю. Например, я даже знаю, чего вы хотите больше всего на свете. Хотите покинуть эти земли и отправиться путешествовать по миру? Увидеть что-то новое и, возможно, даже поучаствовать в настоящих сражениях… В общем, много чего, лишь бы не просиживать остаток жизни в родном захолустье? Между прочим, я вполне мог бы вам с этим помочь… — Ты… правда можешь это сделать? – с надеждой в голосе спросил Рин. – Можешь вытащить нас с братом с этих богом забытых болот? — Ты что, волшебник? – дополнил вопрос брата Ран. — Не волшебник, но довольно близко. – уверенно заявил Нарейн. – А такой пустяк для меня это всё равно что один раз чихнуть. Вот только тут всё равно по большей части в ваших руках… — И что от нас требуется? – в один голос спросили близнецы, во все глаза уставившись на своего внезапного спасителя. — Ничего особенного. – заверил их он и протянул парням сразу обе руки. – Нужно только согласиться пойти со мной. — Да если это поможет нам убраться отсюда куда подальше, то лично я не только куда-то там пойти, но и стать твоей ручной мартышкой готов! – усмехнулся один из близнецов. – Буду у тебя на плече сидеть! — Ну а из меня тогда мог бы получиться неплохой попугай! – поддержал его затею другой. – Только тебе, брат, придётся подвинуться! Синхронно рассмеявшись, братья не стали медлить, хватая в руки свой счастливый шанс. Деревянные чётки, самые обычные, какие только могут быть. Рин и Ран носили их по очереди, меняясь между собой каждый день, поэтому отличить братьев друг от друга с помощью этих чёток не представлялось возможным, что, впрочем, остальные члены команды, кроме капитана, поняли далеко не сразу. У Нарейна были свои способы различать близнецов, но он клятвенно пообещал себе поделиться этим маленьким секретом с остальными, если они всё-таки выберутся отсюда живыми и адекватными людьми.***
«Гордость к небу привознёсший, с родных земель себя изгнавший»
Случай Лиониса оказался практически идентичен ситуации с Хикахано, но с небольшими отличиями: вместо деревенской площади теперь была таверна, полная веселящихся людей, преимущественно молодых юношей, которые, кажется, праздновали крайне удачное для них окончание какого-то турнира. Сам же «потеряшка» обнаружился в компании особо близких приятелей. «Эти двое что, между собой своими хотелками обменялись?» – думал Нарейн, силясь нагнетённым недовольством отогнать от себя так некстати проснувшуюся жалость. Без особого труда подобравшись к этой развесёлой компании сзади, мальчишка на удивление легко выцепил нужного ему человека. К слову, пропажи своего товарища другие юноши даже не заметили – настолько бурно обсуждали между собой особенно удачные на их взгляд моменты турнира. Начать же непростой разговор Нарейн решил сразу со словесного нападения. — Что, развлекаешься, праздный рыцарь? А о своих прямых обязанностях небось и позабыл совсем? – нахмурив брови, спросил он у оторопевшего от таких заявлений аловолосого парня. — Ч-что?.. Какие обязанности? Ты вообще кто такой, мальчик? — Ты кого это тут мальчиком назвал? – продолжал возмущаться Нарейн. – Я вообще-то твой капитан, а ты – мой матрос, а на момент нашего знакомства просто самоуверенная и горделивая персона. — Как у тебя язык поворачивается говорить обо мне такие вещи? – ожил, наконец, Лионис. – Я ведь… — Никакой ты не рыцарь и даже не станешь им уже никогда. – перебил его Нарейн. – А виной всему твоя уязвлённая гордость. В самом деле, что может быть ещё более позорным для человека, которого с детства готовили к рыцарству, чем публично проиграть бой, который сам же совершенно не по-рыцарски спровоцировал, по неосторожности задев гордость своего товарища… — Замолчи! – не выдержал Лионис, закрывая руками уши. – Я бы никогда не пошёл на такое! Это идёт вразрез кодексу рыцарской чести!.. — А никто и не спорит, что это некрасиво. – вновь перебил собеседника мальчишка нарочито спокойным тоном. – Нынешний ты действительно так бы уже не поступил, но вот примерно года полтора назад тебя очень уж прельстила возможность повысить свою репутацию лёгким, как тебе тогда казалось, способом… Вопреки протесту аловолосого юноши Нарейн всё продолжал и продолжал говорить, как вдруг краем глаза заметил какое-то движение со стороны своего слушателя. Кажется, тот, сам того не осознавая, одной рукой потянулся к ближайшему столу, на самом краю которого кто-то так «удачно» позабыл нож. Не став ждать, пока и без того очевидное предположение о дальнейших действиях «рыцаря» себя оправдает, Нарейн решил действовать на опережение – сделав подсечку, он поставил своего дезориентированного нерадивого оппонента на колени и заломил ему руки, лишая возможности двигаться. — Вот видишь? – прошептал мальчишка, низко склонившись к чужому уху. – Я же говорил, что никакой ты не рыцарь. Мог бы хоть на дуэль вызвать, я не знаю… И тут, в отличие от того же Хикахано, Лионис всё-таки не выдержал. Склонив голову так, чтобы длинная чёлка закрыла добрую половину лица, пристыженный юноша издал тихий всхлип. Видимо, в глубине души всё-таки понимал, что всё сказанное – чистая правда, это действительно происходило именно с ним, но признаться в этом даже самому себе не позволяла гордость. Гораздо проще казалось предпринять попытку уничтожить источник раздражения, чем признать собственное несовершенство. И Нарейн, видя душевные терзания одного из своих людей, отпустил его руки и, взяв за подбородок, заставил посмотреть себе прямо в глаза. — Знаешь, я на тебя даже почти не рассердился. А ещё я хоть и сказал, что тебе никогда не стать рыцарем, но ведь это всего лишь титул, разве нет? Знаю, для тебя это многое значило, но… На самом деле важнее то, что у тебя внутри. Твои сердце и душа, если тебе так будет угодно. Сердце у тебя и правда благородное, несмотря ни на какие ошибки, совершённые в прошлом. Их все совершают, даже если не все в этом сознаются. На ошибках учатся и, как это часто бывает, в основном только на своих же. Не стоит воспринимать одну-единственную ошибку как конец всей жизни, особенно если никто при этом не умер. Конкретно в этом случае вынужденно-добровольное изгнание тебе даже на пользу пошло… Но не буду уточнять, в каком именно смысле, а то ещё больше на меня обидишься. Но прятаться от себя же в счастливых иллюзиях – точно не самый лучший вариант. Давай уйдём отсюда, а? Если мы этого не сделаем, то это будет самая большая и, быть может, последняя ошибка в нашей жизни. Дождавшись молчаливого, но на удивление уверенного кивка со стороны второго матроса «Хелиоса», Нарейн не стал ждать, пока тот передумает. Красное перо, украшавшее тюрбан Лиониса – одна из немногих вещей, которые несостоявшийся рыцарь пожелал оставить себе в качестве напоминания о прошлой жизни, вынужденно-добровольно оставленной им где-то далеко позади. Напоминание о том, к чему он сам отрезал себе путь. Осталось всего двое.***
«Жизнь не раз спасавший, заменой друга ставший»
Нарейн полагал, что с Наби ему придётся сложнее всего, ведь он хоть и очень умный, но всё-таки зверь. Да, порой он понимал своего хозяина лучше многих окружавших его людей, но понимал ли он конкретно человеческую речь или же просто прислушивался к чужим эмоциям? Но, как и в случае с Салихом, ожидания Нарейна себя не оправдали. Благо, в этот раз в его пользу. «Никогда бы не подумал, что и у животных могут быть мечты» – думал он, немного сконфуженно оглядывая богато обставленную комнату, в центре которой на горе подушек восседала обезьянка. Зверёк выглядел полностью довольным своей жизнью, поедая лежавшие прямо на тех же подушках сочные фрукты и нежась под дуновением лёгкого ветерка от движущихся сами по себе опахал, но стоило ему только завидеть Нарейна, как он не раздумывая сорвался с насиженного места и стремглав бросился к нему, чтобы обнять его за шею своими крошечными лапками и потереться о чужую щёку своей пушистой мордочкой. — Ох, приятель! – счастливо улыбнулся Нарейн, осторожно обнимая Наби в ответ. – Всем бы быть такими догадливыми и сговорчивыми, как ты! И вот уже в его руках золотой гребень, которым Нарейн во время внезапных порывов нежности или же совершенно необъяснимых, но, благо, редких приступов беспричинной грусти расчёсывал шёрстку своего любимца, не только наводя Наби ещё большую красоту, но и успокаиваясь сам. Вообще-то, изначально эта вещица была самой простой – деревянной, но пробыла она таковой ровно до того момента, пока Нарейну, тогда только-только обзаведшемуся силой Джинна, не приспичило попрактиковаться в превращении обычных предметов в золотые. Нарейн и сейчас бы не отказался причесать своего любимого друга, чтобы вдоволь налюбоваться на мордочку полностью удовлетворённого своей жизнью Наби и послушать его довольное верещание, но, увы… Остался последний.***
«Чести никогда не знавший, богатства страстно возжелавший»
Нарейн никогда не питал слабости к золоту, о чём прекрасно знали все его близкие люди. Возможно, дело здесь было даже не в том, что благодаря силам Гремори он в любой момент мог бы заиметь столько золота, сколько пожелала бы его душа, а в особенностях воспитания, которое мальчику дали приёмные родители. И он наотрез отказывался понимать тех, для кого звонкая монета порой была дороже даже человеческой жизни. Впрочем, мало что он понимал и сейчас, лёжа ничком на внушительной куче золотых монет. Кое-как встав на ноги, Нарейн огляделся по сторонам и с негодованием обнаружил, что на этот раз судьба занесла его в сокровищницу, битком набитую золотом и прочими режущими взгляд своим блеском драгоценностями. От столь пошлого в его представлении зрелища едва удержал себя от зубовного скрежета. Где-то неподалёку раздался знакомый задорный смех. С трудом перемещаясь по так и норовившим рассыпаться у него под ногами драгоценностям, принц Мидас всё же добрался до источника шума. В самом центре «золотой вакханалии», как её мысленно окрестил для себя пурпурноволосый, на золотом троне в какой-то просто нереальной для любого нормального человека позе «восседал» Рэт, заливисто смеясь и обсыпая себя деньгами. — Крыса… Жадная ж ты задница! Сколько раз тебе говорил… Выберемся – придушу нафиг, чтоб уже точно знал… Подкравшись сзади, Нарейн внезапно ухватил молодого мужчину за ухо и резко дёрнул, отчего тот, явно не ожидавший такой подлости, попросту свалился со своего «золотого насеста». — Эй, что за дела-то?! – возмутился пострадавший, недовольно взглянув на своего обидчика. — Значит, как деньги у меня воровать, так он не смущается и не возмущается, а как по уху получил, так сразу! Вот, значит, как тебя твой отец воспитал. – возмутился в ответ мальчишка, и силой усадил опешившего от такого напора Рэта обратно на трон, в следующее же мгновение направив в его сторону преобразовавшуюся в саблю руку. – А сейчас сидим на попе тихо и слушаем всё, что говорит пока ещё добрый дядя капитан. Устал уже одно и то же всем подряд по тридцать раз объяснять, знаешь ли. Нарейн стремительно терял терпение, но вряд ли мог бы с точностью сказать, из-за чего больше – из-за опостылевшего драгоценного металла, который здесь был повсюду, или же из-за поведения вперёдсмотрящего, который из-за обилия оного потерял всякие берега. Впрочем, несмотря на это, он, конечно, причинять какой-либо вред своим же людям в здравом уме ни за что не стал бы, вот только сейчас одному из них знать об этом было совсем не обязательно. Как капитан Маревар уже успел убедиться, порой некоторая доля грубости всё же бывает даже полезна, когда хочешь как можно чётче донести до собеседника свою точку зрения. — Так, давай ещё раз уточним. Ты утверждаешь, что всё моё богатство ненастоящее, ты – капитан корабля, я – один из членов твоей команды, все мы оказались в Подземелье, а запульнул нас сюда какой-то зловредный волшебный паршивец. – зачем-то уточнил Рэт, едва юный нарушитель его блаженного покоя закончил свой рассказ, в ответ на что получил утвердительный кивок. – Тогда можно ещё один вопрос? — Конечно. — А если я даже после услышанного всё ещё не горю желанием отсюда уходить? — А если я всё же расскажу твоему отцу, что ты тут один развлекаешься? – тут же парировал Нарейн. – Уверен, Фаххам будет просто в восторге, узнав, где и как развлекается его сынок. Или, быть может, всё же лучше позвать на подмогу Азалию? Как и ожидал Нарейн, упоминание родичей возымело на Рэта должный эффект. Побледнев, он, к его чести, тут же постарался придать себе чуть более уверенный вид. Прочистив горло, он отвёл в сторону немного смущённый взгляд и протянул своему капитану руку. — Убедил, маленький шантажист. – сквозь зубы прошипел молодой мужчина. – Только их мне здесь для полного «счастья» и не хватало… Вот и всё. Нарейн вновь стоял на кладбище, а в его руке очутился последний предмет. Счастливая серебряная монета, с которой Рэт не расставался точно так же, как и Хикахано со своим талисманом. По правде говоря, монета-то была самой обычной, но вперёдсмотрящий был свято уверен в обратном, ведь именно позарившись на эту монету Рэт и познакомился с Нарейном, предприняв провальную попытку её стащить. Впрочем, за эту небольшую почти что шалость Нарейн не был по-настоящему зол на Рэта ни тогда, ни уж тем паче сейчас, ведь именно благодаря чужой вынужденной склонности к воровству он заполучил в свою тогда ещё только-только формировавшуюся команду нового человека. Однако сейчас Нарейн мог всего этого лишиться, если в срочном порядке не предпримет следующий шаг. Окинув нечитаемым взглядом мелкое каменное крошево, оставшееся от могил, он посмотрел на все собранные им вещи, а затем обратил взгляд своих золотистых глаз на притихшего в стороне Азата. — Идём, здесь нам точно больше нечего делать. И, словно подтверждая эти слова, туманная пелена немного расступилась, обнажая взору путников новую тропу, ведущую в неизвестность.