Черные птицы

SONG: Say Something by A Great Big World Прошло несколько вечностей, они умерли несколько миллионов раз. - Не смотри на меня, пожалуйста. - Закрой мне глаза. Что-то творилось вокруг. Стекла разбились, светлые тени влетели в дом сквозь разбитые окна. - Ты пахнешь гарью. - У меня шрамы от твоих поцелуев. Кто-то с пожирателей громко кричал о предательстве. Тени быстро превращались в многочисленных авроров и вступали в бой. - Я верила в твою ложь. - Я не лгал. Малфой все еще сидел на стуле из завязанными за спинкой руками. Гермиона стояла у двери. Вокруг происходил бой. Глупо было полагать, что о таком мероприятии министерство ничего не узнает. Видимо, кто-то из пожирателей работал на министерство, или они перехватили почту, или еще что-то. Как вовремя – какой занятный десерт. - Ты убил меня. - Нас убили раньше. - Я убила себя. - Неправда. Они не отрывали друг от друга глаз. Не видели ничего вокруг, не слышали боя. Мир остановился. Кровь в венах остановилась. Даже сердца перестали стучать. - Помнишь?.. - Нет. Кто-то развязал ему руки. Кто-то узнал Гермиону. - На моих руках кровь мною убитых. - Мы убивали вместе. Нужно было увезти ее отсюда. Драко вытер ладоней кровь с лица и схватил первую попавшуюся палочку. Все вокруг превратилось в хаос – было сложно понять кто где. Самое время уйти. Он побежал к ней, но девушка отрешенно отошла от него, не позволяя приблизиться. - Спаси мою душу. - Нечего спасать. Он опять падал. Он знал, что облажался. Все пошло не так с этим глупым планом. Драко чуть усмехнулся. Когда в его голову пришла мысль, что он должен уберечь ее, спасти?.. Когда ему стало не все равно?.. Конечно, никто не узнал бы ее. Но как они сражались бы с этой толпой?.. Хотя он и понятия не имел, как сражался бы с ней сам. Но все равно – ее нужно было уберечь, спрятать, даже открыв ее личность, даже если пожиратели знали, что в этом доме подружка Поттера. Все равно так было безопаснее – если бы она просто оставалась запертой в подвале. Но все пошло не так, пожиратели что-то заподозрили – поняли, что юный Драко Малфой – совсем не ярый приспешник лорда, что у него совсем другая игра. Где он почему-то играет против них. Приход авроров все изменил. Какое символическое спасение, будто это кому-то нужно. Ведь в ее глазах так легко прочитать, что это конец. Опустите занавес, не зовите на бис. Этот безумный спектакль подошел к концу. Такая извращенная версия Ромео и Джульетты. Пожалуйста, девочка. Ведь мы так долго продержались. Неужели это конец? Драко схватил ее за плечи, он должен был убрать ее отсюда. Спасти - хотя читал в ее глазах, что это невозможно. Если бы только она не смотрела на него так, может, тогда бы он смог удержаться. Удержать ее. Но он падал, так быстро падал. Снова. Все еще. Ее глаза помутнели. Какой-то страшный туман в ее глазах, обволакивающий, душащий, убивающий. - Падать не больно, Драко, - она едва пошевелила губами, едва стоя на ногах. Нет, девочка, ты врешь. Падать всегда больно. Мы ведь знаем, мы ведь падали вместе. Это настолько больно, что хочется выцарапать себе сердце, чтобы не чувствовать этой боли. Я не знаю, куда ты падаешь, но тебе не должно быть все равно. Ты не должна отказываться от своей боли, потому что вместе с ней ты отказываешься от жизни. Драко взял ее на руки и крепче прижал к себе, совершенно не чувствуя ее веса, она была словно пушинка, словно нематериальная тень, дымка. Парень быстро направился к выходу, в битве вокруг их даже никто не заметил. Ведь это был всего лишь неудачный план. Ведь он не предавал ее. Ведь они еще живы. Но почему-то она так стремительно таяла в его руках, растекалась водой сквозь его пальцы. Куда-то падала, туда, где не было боли. Он не мог позволить ей бросить его. Она ведь сильная, не смотря ни на что, в ней всегда было это навязчивое желание жить. Нет, не отказывайся от него сейчас. Я не хочу уходить за тобой. А без тебя я не больше смогу. Он вышел на улицу. Холодный воздух, как всегда, освежал и придавал сил. Он обернулся на свой дом. В разбитых окнах сверкали вспышки и молнии – еще одна битва как-бы завершенной уже войны. Драко опять вспомнил своих родителей, с какой безумной схожестью повторялась с ним их история. То, что он больше всего боялся, больше всего ненавидел, то, что причиняло такую боль, повторялось с ним самим. Он умирал вместе с той, что умирала сейчас в его руках. Не так как раньше, по-настоящему. Он даже не слышал запаха гари, наверное, она уже сгорела дотла, лишь приторный запах смерти, точно такой же, как в комнате его родителей. Может, это было проклятие его семьи, может, чудовищная случайность, но сейчас он понимал своего отца. Понимал, как это – умирать только потому, что умирала его любовь. Я ненавижу тебя за твою ложь. Мой собственный ад, моя собственная пропасть. Не закрывай глаза, ведь я так сильно хочу в них падать. Я так люблю падать с тобой. Почти лететь. Почти вверх. Но она упрямо не открывала глаз. Ей так хотелось спать. Драко крепче сжимал ее в руках, она даже не двигалась. Кукла. Неживая уже. Почему я не слышу стука твоего сердца, Гермиона? Оно ведь всегда билось в моей груди. Почему я не вижу своей боли? Ведь она всегда была со мной. Нет, это проблема в нем. Он просто оглох, ослеп. Еще раз обезумел. И он просто растворялся в ней, превращался во что-то, подобное туману, вокруг ее. Растворялся всей своей болью, всем своим диким безумием и бесцельной жизнью. Падал на колени, преподнеся в руках свою изрезанную кожу, поломанные кости, искусанные губы – все, что еще осталось. Все, что еще не растворилось в ней. Он превращался в пустоту ее глаз, в пропасти ее души. Становился ее смехом, ее криком, ее жизнью. Словно таявший снег на раскаленном железе, словно предмет в кислоте. Становился туманом, входил в нее вместе с воздухом, пылью оседал где-то в легких, пеплом падал на ее спутанные волосы. Еще один гребанный раз сходил с ума. Становился мелодией, под которую она танцевала в детстве, становился ветром, что постоянно выл на чердаке в Норе. Превращался в золу, которая сыпалась на мертвые глаза мальчика-который-не-выжил, ставал словами непростительного заклятия, которым они убивали. Она была права. Они были живы. До этого момента он понятия не имел, что такое смерть. Что такое быть мертвым. В один миг в нем умерли миллионы миров, прижитых им или выдуманных, сотни слов, правдивых и лживых, все истины и все обманы. Умерли в темной комнате две тени, что были его родителями, умирал в огне особняк, что был его домом, умер кто-то, кого звали Драко Малфой. Он умирал, растворяясь в ней. Помня лишь ее, зная лишь ее, веря лишь в нее. Как в бога, как в зло. Пожалуйста, не умирай. Я придумаю нам жизнь. Пожалуйста, открой глаза. Мне так нужно падать в их бездну. Он просто шел прямо. Куда-то. Неважно. Лишь бы она дышала в его руках. Лишь бы ее сердце билось в его груди. Он опять оказался среди поля. Как когда-то давно – столько жизней назад. И черные птицы знаменовали их путь. Он так боялся их больших крыльев. Словно маленький ребенок. Прочь, пожалуйста. Я не дам вам забрать ее. Я не отдам. Он устало осел на землю, опираясь на дерево. Они отошли достаточно далеко, чтобы их не заметили. Она спала в его руках. Ты же спишь, правда? Ты же просто спишь. Не так, как они. Мерлин, я так устал. Я подожду, пока ты проснешься. …Легкий ветер ворошил ее волосы. Девушка cидела на берегу и смотрела на озеро перед ней. Мелкие волны пеной вздымались на воде. Высокие башни замка отражались в воде – такой любимой школе. В ушах – какой-то отдаленный шум, в голове – куча мыслей, которые она не могла собрать воедино. Хотелось плакать, кричать, проклинать все. Хотелось умереть. Но она молча сидела, не сдвинувшись с места. Давая мыслям разъедать ее изнутри. - Не надо, - тихий голос рядом. «Пытки продолжаются», - устало подумала девушка и посмотрела на сидящего рядом на траве Рона. - Гермиона, послушай, пожалуйста, - еще один голос. Девушка обернулась, глядя на Гарри. Почти приятно было его видеть, если бы не это пламя, что сжигало ее заживо. - Прекрати. - Что со мной стало? – прошептала она. Ее испугал собственный голос – словно у столетней старухи, - Во что я превратилась?.. - Мне так жаль, милая, - теплая рука коснулась ее руки. Гермиона заплакала. - Мне так больно. Я знаю, что заслужила, но… - Ты не заслужила, - оборвал ее Гарри, - Никто из нас такого не заслужил. - Вы же все знаете, - всхлипнула она, - Я оставила вас. - Нас убили, Гермиона. Ты не виновата. Ей не хотелось доказывать свое. Ведь она и так все знала. Несмотря на то, что они говорили. Девушка обхватила руками голову, будто пытаясь удержать тиски, что все туже сжимали ее. - Мерлин, я такая же, как он. Как Малфой. Я так же вижу боль. - Ты сама провоцируешь это. Это все твои мысли. - Почему в ту ночь мы опустили палочки? Это был наш единственный шанс спастись, - она даже не слушала, что они говорили ей. - Я так хочу умереть. Пожалуйста, заберите меня, - она подняла на них глаза. - И ты бросишь его? – спросил Рон. «Так же, как бросила вас», - пронеслась мысль в ее голове. - Он пойдет за мной. Он так же мертв, как и я. Уже очень давно, - ответила девушка. Рон крепче сжал ее руку. Гарри встал и поднял за плечи девушку, заставляя стоять перед собой. - Послушай меня, Гермиона, - серьезно сказал он, - Ты еще жива. Какая ложь. Ты же так не любил врать, Гарри. Зачем ты это делаешь сейчас? - Ты еще жива, - повторил он, - Вы еще живы. Все исчезло вокруг – Хогвартс, озеро, Гарри, Рон. Осталась лишь тупая ноющая боль. Мы еще живы. Она открыла глаза. Его глаза напротив, совсем рядом. Глаза цвета утреннего тумана, цвета дождевой тучи, серого цвета их боли. - Мы еще живы? Вечный вопрос. Единственный вопрос. Он коснулся рукой ее волос, чуть пригладив. Обвел пальцем линию скул. Спасибо, что проснулась. До чего бессмысленная вышла у него жизнь. За свои двадцать лет он имел практически все. Счастливое детство, любящих родителей. Горы игрушек и любимое место в парке за домом. Сказочную школу и высокие оценки, друзей, девушек, людей которыми восхищался. Пакеты шоколадных жабок, любимые книги и планы на будущее. Лучшую метлу, журналы о квиддиче и эльфа-домовика, что всегда приносил мороженое или сливочное пиво. У него были свои победы и поражения, мечты, надежды, страхи. И он все это потерял. До последней капли. Он не помнил своего имени, не помнил, какого цвета обои были в его комнате и какая его любимая сладость. Не помнил ни школы, ни родителей, ни войны. Просто не знал. Все, что у него было, - это она. Безумная девочка напротив, с пропастями вместо глаз, з вопросами вместо ответов. - Мы еще живы. Да, Гермиона, мы еще живы. Как видишь. Но я совершенно не знаю, что делать с этой жизнью. Я ничего не знаю. Она прикрыла глаза, избавляя его от очередной пытки. Падать, лететь, болеть. Какая бессмыслица. Драко встал с колен и измученно потер глаза. Мерлин, он так устал. Он посмотрел на девушку, сидящую у его ног. Единственный в этом мире якорь. Она опять выглядела, как его боль. Как в тот, первый раз. Разорванное в клочья сверкающее платье, растрепанные волосы, расцарапанное лицо и окровавленные руки. Исчадие его собственного ада. Живая. Такая живая. В их такой бессмысленной жизни. Драко достал из кармана две палочки – не их, каких-то пожирателей, которые он захватил, уходя. Как-то рассеяно теребя в их руках. - Вторая попытка? Гермиона подняла на него глаза. Неужели они смогут закончить все это, наконец, избавиться от всего. Навсегда. Уйти с этого чертового мира, где нет ничего, кроме боли. Оставить все. Наконец, стать свободными и снять с себя эти вечные оковы боли. Оставить эту гребанную войну, что убила их, оставить все полные кошмаров ночи и холодные утра. Положить этому край. Переступить последнюю черту. Упасть. Взлететь. Вместе. В последний раз. Гермиона медленно поднялась. Молча взяла у него одну из палочек. Два шага назад – почти как на дуэли. Они одновременно подняли палочки. Не было ощущения дежавю, они забыли, что когда-то уже так стояли. У них не дрожали руки, не слезились глаза, даже боль ушла. Стало очень тихо вокруг, так спокойно. Они смотрели друг на друга, читая в глазах напротив свои собственные мысли. Все стало так предельно ясно, так просто. Вроде как перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Но они видели лишь глаза напротив – все, что имело смысл, все, что еще осталось. Лишь этот последний взгляд – почти нежно, почти любя. - Авада кедавра, - одновременно, не сговариваясь. Почти как признание. Которое они так никогда и не сказали. Неважно, просто прочитай это в моих глазах. Ты же знаешь, ты же видишь. Два зеленых луча появились с кончиков двух палочек и направились друг на друга, пересекаясь посередине, останавливаясь в искре посередине. Почти смешно – они даже умереть не могут нормально. Палочки в руках вибрировали, точка прикосновения лучей искрилась посередине. И жизнь пронеслась перед глазами, не прежняя, их общая жизнь – маленькие дома в три этажа, глупые планы, непростительные заклятия на губах, разбитые окна и соленые слезы. Мы еще живы. Мы еще живы? Шоколадные поцелуи и Азкабан, мыльная пена. Черные птицы. Все проспанные рассветы. Один на двоих патронус. Палочку было все труднее держать в руке. Лучи все больше искрились, соприкасаясь. Тук-тук. Твое сердце в моей груди. Тик-так. Время опять перестало идти. Смотри на меня, в твоих глазах – моя жизнь. Эта чертова жизнь. Искры стали больше и вдруг из-под них вылетела пара серебряных птиц, одинаковых, светящихся. Быстро поднимающихся в небо и освещая своим светом вечерние сумерки. Палочки упали в траву. Наверное, одновременно, - не важно. Мы еще живы. Все еще живы. Гермиона тихо подошла к нему и обвила его шею, прижимая к себе. Он обнял ее, зарываясь в ее волосы. Они не могли сказать, было ли это очередное проклятье или спасение. Остаться жить. Все еще. Она так дрожала в его руках – маленькая хрупкая девочка. Мерлин, такая нужная. Только не отпустить ее. Гермиона смахнула с глаз слезы – вдруг стало так страшно. За него, за себя. Будто что-то еще имело смысл. - Расскажи мне что-то хорошее, - прошептала она. Такая избытая фраза, что всегда помогала. Поговори со мной. Расскажи мне что-то хорошее. - Я люблю тебя. Это не было что-то хорошее. Но хотелось верить, что это может обрести смысл. Их жизнь может обрести смысл. Ведь они еще живи. Цепляться за этот последний якорь, знать, что среди миллионов чужих пустых глаз, которые не знают, не понимают, есть его; что из всех ночных кошмаров и тюремных камер она его вытащит, она спасет его душу. Эта война перевернула мир. Ни в одной из вселенной Драко Малфой не мог любить Гермиону Грейнджер. Но они забыли свои имена, забыли прошлое, его убила одна бессмысленная война, вместе с кудрявой отважной девочкой и высокомерным трусливым юношей. Сейчас у них не было ничего. Ни семьи, ни друзей, ни дома. Ни планов, ни мыслей, ни надежд. Только человек напротив – так близко, так нужно. Почти смысл, почти надежда. Не хотелось отпускать ее из своих объятий, да и она не пыталась уйти. Он любил ее. Она любила его. Ложь, правда. Не имело никакого значения. Взлетать, падать, вверх, вниз – неважно. Мы еще живы, мы еще вместе. Все, что имело смысл. Расскажи мне что-то, я так люблю слушать твои истории, засыпать под твой голос. Поцелуй меня, мне так нужно знать, что ты рядом, обними меня крепче. Спасай меня, пожалуйста, спасай меня каждый день. И я удержу тебя даже на краю самой страшной пропасти. И я не дам тебе упасть. Ведь тогда все обретает смысл, правда? Будешь моим смыслом?... И две серебряные птицы, сотканы с кружева их измученных душ, взымались высоко в небо, разрезая крыльями мрак, разгоняя черных стервятников, что кружили над стоящими снизу парнем и девушкой. Их сияние пугало черные стаи, заставляя улететь. Прочь, мрачные тени, они еще живы. Забудьте их имена, не преследуйте их, это не ваши жертвы. Они еще живы. Они еще любят. У них еще есть шанс.