My Immortal girl

Забвение - вот тайна вечной молодости. Мы стареем только из-за памяти. Мы слишком мало забываем. ...из произведения "Три товарища", Ремарк.</I> Желтый лист клена закружило в вихре. Он медленно падал, пока не коснулся земли и не остался лежать в куче других осенних листов. Осень неумолимо наступала. Уже давно были забыты теплые деньки и яркое солнце. Николь стояла у окна в кабинете директора и смотрела на жалкую природу коричневых тонов. Все потеряло свои краски и стало блеклым и безжизненным. Сегодня была суббота и уже вторая неделя сентября подходила к концу. Сегодня был первый урок Гарри с Дамблдором, на котором директор хотел видеть Николь. Дамблдор рассказывал Гарри и Николь цель занятий. Гарри сидел рядом с учительским столом, напротив профессора, а Николь стояла около окна, полностью игнорируя директора. Конечно, это очень невежливо – стоять спиной к Дамблдору и не обращать внимания на его слова, но Николь была очень зла на директора. Она даже не знала, на что злиться больше – на его манипуляции или на то, что везде задействованы она с Гарри. Дамболдор, наверное, почувствовал плохое настроение Николь и решил закрыть глаза на ее поведение. Может он понимал, что слишком перегрузил девочку? Все так резко изменилось. Например, неделю назад Николь даже предположить не могла, что профессор Снейп может адекватно, без фирменного сарказма, объяснять правильное использование магии или, что Малфой будет разговаривать с ней как обычный подросток. Может это и к лучшему, что все так меняется, но Николь все равно злилась. Ей хотелось верить, что все проблемы: неконтролируемая магия, эти таинственные уроки Дамблдора, Малфой – все из-за директора. Но прекрасно понимала, что отчасти сама виновата. - Мисс, Форс, - окликнул ее директор. Николь повернулась и увидела, что Гарри и Дамблдора стоят около большой каменной чаши, которая служила Омутом памяти. В руках у старого волшебника была колбочка со странно извивающейся серебряной нитью внутри. Мысли, воспоминания давно прошедших дней. Они структурируют реальность и формируют разум. Они поддерживают состояние реальности у человека. Николь подошла к Омуту. - Николетт, - обратился директор, внимательно смотря на ученицу, - ваша задача увидеть то, что можете видеть только вы в людях. Постараться заметить то, что сможет вам помочь. Вы должны составить свое собственное мнение о Томе Риддле - это очень важно. Для вас этот урок будет первым и последним. Вам не нужно просматривать все воспоминания, вы прекрасно делаете выводы о людях с первого раза. Поверьте, потом вам пригодится именно <i>эта часть жизни Волдеморта. - Спасибо, профессор, - прищурилась Николь, - мне как раз заняться сегодня было нечем, как составлением псих-портрета съехавшего с катушек фанатика. Директор только обеспокоено покачал головой. Конечно, за каждой постановкой он преследовал умопомрачительную премьеру. Его не интересовало насколько тяжело актерам трудиться и бегать, словно в лабиринте, ища подсказки или выход из этого театра. Николь бы давно обратилась к психиатру, мадам Помфри за успокоительным, проревела всю ночь в подушку, но она не чувствовала усталости или бессилия, она была просто зла, что попала под стеклянный колпак. Флакон с серебряной нитью дрогнул в руке Дамблдора и воспоминания медленно растеклись в голубой жидкости Омута памяти. Николь прикоснулась к странной субстанции внутри чаши, и ее закружило, словно Алису, у Николь мелькнуло глупое предположение – а вдруг она окажется среди белых кроликов и Чеширских котов, но она упала на грязный переулок где-то на окраине Лондона. Лил сильный дождь. и Дома, улочки, люди – все обретало форму, вырисовываясь из чернильных пятен. Николь огляделась, она раньше никогда не была в чужих воспоминаниях. Рядом с ней быстрым шагом прошел знакомый человек в драпированной мантии, стиля тридцатых годов, волосы его еще только подернулись сединой и очков половинок не было на крючковатом носу. Николь сразу узнала Дамблдора, она посторонилась, ведь волшебник шел прямо на нее, не замечая юную ведьму. Но молодой профессор прошел сквозь Николь и даже не обернулся. Девушка направилась за ним, понятно, что директор не заметил ее, это прошлое – оно не материально. Дамблдор подошел к кованным серым воротам детского приюта. Большое серое здание, которое выглядело еще мрачнее, из-за безжалостного ливня имело только табличку с названием приюта, двери и окна. Ни игровой площадки, ни крыльца, ни цветов тут не было. Казалось, здесь краски умерли вместе с бывалыми лучами солнца. Ворота отворились и Дамблдор быстрым шагом прошел к подобию крыльца, преодолевая ступеньки под ненасытным ливнем. Его мантия совсем не намокла и волосы, борода – все оставалось сухим. Магия. Профессор вошел в приют, в холле его встретила женщина с забранными в пучок волосами и в простом сером платье, наглухо застегнутым до шеи. Дамблдор улыбнулся женщине и стал разговаривать с ней об одном мальчике, имя которого Николь прекрасно знала – Том Риддл. Девушку передернуло от одной мысли о том, что сейчас, следуя за молодым Дамблдором она увидит, то из чего выросло абсолютное зло. Волдеморт в детстве? Абсурд. Такие тиран и беспощадные твари не имеют права на детство. Николь поймала себя на мысли, что считает приют – достойным местом для Риддла. Она даже как-то странно была благодарна Богу, что он лишил этого мальчика родителей. Дамблдор остался разговаривать с женщиной в холле. Миссис Коул – так звали хозяйку приюта, оказалась слишком заносчивой и проницательной дамой. Она предложила профессору отправиться с ней в кабинет, чтобы обсудит дальнейшую судьбу Тома Риддла. Женщина с подозрением косилась на Дамблдора и нервно улыбалась. Николь следовала за этой странной парой, проходя мимо комнат, которые служили беспризорным детям домом. Миссис Коул расспрашивала профессора кто он и кем является Тому; она была слишком умна, и это осложняло разговор. Николь не видела ничего стоящего в разговоре молодого Дамблдора и главой приюта. Что она может рассказать профессору? Женщина еще на пути к кабинету поведала директору о странном происшествие с кроликом Билли Стаббса, который повесился сам повесился на стропилах. Едва ли Николь могла не догадываться о вещах подобного рода. - Делай вес, как Лорд велит, Лорд велит, Лорд велит, Делай вес, как Лорд велит, Моя милая Леди. Тихая детская песенка звучала из комнаты одной девочки. Дверь была открыта и в коридоре ели слышно раздавалась мелодия. К счастью Николь Дамблдор и миссис Коул остановились, не доходя до двери кабинета. Николь не могла войти в комнату, в которую не заходил Дамблдор. Ведь это воспоминания, а не реальность. - Делай все, как Лорд велит, Лорд велит, Лорд велит… Снова эти слова. Николь подошла к двери и заглянула в щелку. За дверью была пустота. Серые клубы дыма витали в комнате. Конечно, профессор не был в этой комнате, теперь понятно, почему здесь ничего нет. Николь попыталась открыть дверь чуть шире, но не получилось. А тихая песенка продолжала наполнять комнату. Девушке показалось, что она что-то видела в клубах дыма, и снова на том месте что-то мелькнуло. Она присмотрелась и заметила очертания маленькой коробочки. Эта была музыкальная шкатулка, серебряная, потертая с краев, она приближалась к двери и Николь смогла разглядеть ее получше. В шкатулке была куколка, точнее деревяшка, на которую были надеты пестрые тряпки, а вместо волос, приклеена разрезанная салфетка. Эта шкатулка создавала звуки, в такт которым пела девочка. Старый механизм шарманки внутри уже порядком пришел в негодность, и игрушке оставалось недолго играть свою тихую мелодию. Николь не видела ребенка, она просто слышала пустой голос малышки. Она представила, как девочка повторяет слова песенки, словно не понимая ее, раскачиваясь в такт мелодии шкатулки. - Делай все, как Лорд велит… Что-то знакомое. Девушка отошла от двери и незрячи уставилась в конец коридора. Она слышала песенку раньше. Та же мелодия и такой же голос. Но где и когда это было? - …Верно, вы хотите поговорить с ним? – голос миссис Коул оборвал мелодию. Николь тряхнула головой и посмотрела на директора и даму, рядом с ним. И песенки, и мелодия, и дверь комнаты пропали, как только миссис Коул повела Дамблдора в противоположный конец коридора. Николь побежала за ними. Они прошли каменную лестницу, ведущую наверх и две лестничные площадки, пока хозяйка приюта не остановилась у первой двери в длинном коридоре. Она постучала и вошла. - Том, к тебе гости, - сообщила женщина и, впустив Дамблдора, удалилась из комнаты. Как только дверь закрылась, профессор шагнул вперед и протянул руку. - Здравствуй, Том. Мальчик, сидящий на кровати, после минутного колебания пожал руку Дамблдора. Он отложил книгу, которую читал на столик, около железной кровати. Обстановка в комнате была довольно скудно, если не сказать – отвратительной. Железная кровать, такой же железный плательный шкаф, стол и жесткий деревянный стул. Дамблдор сел на единственный стул и взял книгу с тумбочки. - Божественная комедия, по-моему, рано для твоего возраста, Том. Риддл с неприязнью посмотрел на профессора, и Николь показалось, что он вырвет книгу из рук Дамблдора. Но мальчик совладал с эмоциями и бесстрастно ответил: - Мне нравится рассуждения Данте - они чем-то схожи с моими. Дамблдор бросил внимательный взгляд на Риддла и отложил книгу обратно. Николь посмотрела на обложку книги: потрепанная, старая книжка, стиревшиеся буквы уже не так блестят на коричневом переплете. Наверное, Тому пришлось долго искать эту книгу в приютской библиотеке. Такие произведения не дают читать одиннадцатилетним мальчикам. Дамблдор рассказал Риддлу кто он и зачем пришел в приют. Николь неотрывно смотрела на лицо будущего убийцы. Лишь изредка она видела смену эмоций на его бледной, худой маске безразличия. Еще в детстве его глаза стали пустыми и жестокими, на минуту Форс подумала, что темно-карий уступит красному, и глаза мальчика полыхнут той безжалостностью, которой они горят сейчас. Она ни разу не видела Воландеморта после возрождения и до, но ей казалось, что она видит его образ настолько четко, что могла бы даже дотронуться. Этот скрытный, забитый мальчишка породил все то, что разрушило ее мир. Он породил Войну. Николь подпрыгнула от внезапного возгласа мальчишки и вернулась в реальность. - Я вам не верю, - сказал Риддл. И Николь поняла - Дамблдор все еще пытается объяснить Тому, что он не из психбольницы, - Она хочет, чтобы вы меня осмотрели, да? Говорите правду! Дамблдор повторил свои прежние слова. Еще раз сказал, что является профессором из Хогвартс и что Тому нечего бояться. Мальчик не верил, он продолжал твердить, что не сумасшедший и ни за что не поедет в «психушку». Николь подумала – она бы тоже так кричала, если бы выросла в приюте и не знала о магии. В конце концов, не часто встретишь стариков в фиолетовой мантии с полумесяцами, которые заявляют тебе что ты – волшебник! Но как ни странно, стоило Дамблдору упомянуть магию, как Риддл сразу притих и успокоился. Мальчик, полностью поверил, что существует магия, но отказывался верить волшебнику, что Хогвартс – школа, а не сумасшедший дом. Риддл на дрожащих ногах подошел и сел обратно на кровать. Он уставился на свои дрожащие пальцы, и лицо его начали покрывать красные пятна, будто в лихорадке он пробормотал: - Я всегда знал, что особенный, знал, что не такой как все. - Да, Том, ты особенный, - сказал Дамблдор, внимательно вглядываясь в Риддла, - Ты – волшебник. - Волшебник, - повторил ребенок. Он будто не мог осознать всю полноту случившегося, не мог поверить в чудо. Но это было не так, он повторил слово с гордостью, пробуя его на вкус, наслаждаясь всем великолепием его звучания. – Вы тоже волшебник? - Да. - Докажите! – эти слова прозвучали настолько властно, что Николь удивилась, как вообще Риддл может так разговаривать с едва знакомым ему человеком, который годится ему в дедушки. Дамблдор спокойно смотрел на мальчика. Внезапно, железный шкаф вспыхнул, и Николь подумала, что, несмотря на то, что шкаф из железа – он все равно сгорит. Что-то зазвенело внутри шкафа, и его дверца с грохотом открылась. Риддл в испуге отскочил назад, вжимаясь в спинку кровати. Пламя полыхало, охватывая шкаф, но не причиняло ему вреда. - По-моему, что-то хочет оттуда вырваться, - полувопрос-полуутверждение. Риддл на ватных ногах подошел к шкафу и достал картонную коробку. Он высыпал содержимое и на кровати оказались самые обыкновенные магловские игрушки. Тут было ёё, ножик, цветная бумажка и губная гармонь… Нет, это не гармонь. Николь подала ближе, чтобы рассмотреть предмет – это шкатулка, та самая, которая была в комнате той странной девочке. Николь удивилась, она видела все тоже, что видел Дамблдор или то, что видело его сознание. Губная гармонь не могла превратиться в шкатулку. Это не возможно! Да и откуда в приюте две одинаковые музыкальные шкатулки? Форс не слушала, что дальше говорил Дамблдор, она разглядывала края и поверхность серебряной коробочки. Ничего не было, никакого знака или рубца. Ничего. - … В Хогвартсе воровать – запрещено. Ты должен вернуть эти вещи хозяевам, - жестко сказал Дамблдор. Шкаф потух. Николь последний раз кинула взгляд на серебряную шкатулку. Она посмотрела на Риддла и увидела, что в его взгляде промелькнула сталь. Приказ отдали ему,а неон. Все стало размываться, опять превращаться в чернильные брызги и девушка почувствовала, как что-то тянет ее наверх. Она вынырнула из Омута памяти и оказалась в кабинете директора. По привычке, Николь сделала глубокий вдох, ей показалось, что она вынырнула из воды, потому что ощущение было именно такое. Форс все еще пристально смотрела на Омут памяти, Гарри положил руку на ее плечо и позвал: - Николь? Ты в порядке? - Да, - ответила девушка, поворачиваясь к Гарри и Дамблдору, - профессор, там была шкатулка… - Простите, Николетт, - прервал ее директор, - но времени уже довольно много, а Гарри тоже нужно увидеть это воспоминание и после я бы хотел с ним побеседовать. Я думаю, мы отложим ваш вопрос на завтра. Зайдете ко мне в восемь, с вами мне тоже нужно будет поговорить. - Но, профессор, шкатулка… - До завтра, мисс Форс. Николь посмотрела на Дамблдора и поняла, что директор не хочет обсуждать что-то при Гарри. Она развернулась и быстрым шагом направилась к дери. - До свидания, профессор, - кинула Николь, уже покидая кабинет Дамблдора. Идя к своей башни старост, Форс не могла понять. Обычная шкатулка, разве это, то, что может увидеть только она? Что особенного в этом воспоминание? Она просто еще раз получила подтверждение, что жестокость зародилась в Волдеморте еще в одиннадцатилетнем возрасте. Она и так знала, что такие личности как Темный Лорд не имеют ничего человеческого. Что же такого она должна была увидеть? Музыкальную шкатулку, услышать песенку? Любой мог услышать эту мелодию и увидеть шкатулку. Просто ни Дамблдор, ни миссис Коул не обратили внимания на мелодию и не вслушались в слова песенки. Это просто совпадение, не больше. И все же, идя по коридорам, Николь никак не могла понять важность этого воспоминания. Она усмехнулась, подумав, что на этот раз Дамблдор проиграл. Нет ничего особенного в Томе Марволо Ридле, по крайней мере – в детстве. - Опиум и шампанское, - произнесла Николь и портретная рама отъехала в сторону, пропуская ее. Николь прошла к письменному столу в общей гостиной и взяла конспекты, которые ей нужно было повторить к завтрашнему занятию со Снейпом. Она на секунду замерла около двери Малфоя, прислушиваясь. Но в комнате слизерина было тихо, значит – его нет. Николь взяла пергаменты и села с листами напротив камина. Зачем идти к себе в спальню, когда можно посидеть напротив огня в полном одиночестве. Она боялась признаться, но тот разговор с Малфоем стал для нее особенным. Она давно так просто ни с кем не разговаривала. Первые дни ее назначения на должность старосты Гарри был очень зол на Дамблдора, он не мог простить Люциусу Малфою того что он чуть не сделал с Николь. Гарри пытался даже найти другую кандидатуру на место Николь, но Дамблдор не хотел его слушать. Николь понимала чувства Гарри и даже где-то их разделяла. Но тот шок и потрясение которое она пережила после комы уже прошли, остались только воспоминания. Николь уже не чувствовала страха перед вечностью, в которую она могла попасть, оставшись с родителями, чувства притупились и все уже давно исчезло. Она не хотела ни с кем разговаривать о своем состоянии, своем видение во время комы. Сейчас она была слишком зла на настоящее, чтобы копаться в прошлом. Николь и не заметила, что уже давно не читает конспекты, а просто невидяще смотрит в текст. Она отложила пергаменты и устало потерла лицо. Закрыв глаза и откинувшись на спинку дивана, Николь вспомнила ту шкатулку из Омута памяти. Она точно слышала эту мелодию прежде. Серые клубы дыма, тихая песенка… Николь подпрыгнула от внезапного хлопка двери. Девушка инстинктивно вскочила с дивана. Малфой, который заставил ее испугаться, большими шагами пересек гостиную и, не смотря на Николь, влетел в свою спальню. Николь заглянула в его комнату, пользуясь тем, что Малфой не закрыл дверь. Он меланхолически ходил по комнате, кидая на кровать необходимые вещи. Форс не решилась спрашивать сейчас слизеринца, что случилось, верно полагая, что вряд ли получит ответ. Она облокотилась об косяк двери и наблюдала за тем, как Малфой запихивает дорожную мантию в портфель. Николь увидела, что в его руке что-то блеснуло, и отпрянула назад, различив рукоятку ножа, которую он сжимал. Но слизеринец не обратил внимания на девушку, он взял портфель и таким же быстрым шагом направился к портретному проему. - Стой! - крикнула Николь. Безрезультатно. Николь догнала слизеринца у проема и повисла у него на руке. Малфой попытался освободить руку, не встречаясь с Николь взглядом. Она оттащила его обратно, и не удержавшись на ногах, повалилась на пол, увлекая Малфоя за собой. Портфель выпал из его рук, а потрет захлопнулся, не позволяя тем самым сбежать от девушки. - Ты что творишь? - прошипел Малфой. - Ты куда собрался, ночь, ты из Хогвартса даже выбраться не сможешь! – воскликнула Николь, выпутываясь из собственной мантии. - Не твое дело, - выплюнул Малфой и подхватил портфель, чтобы снова покинуть эту комнату. - Да что же, черт подери, случилось? – Николь сама не заметила, как ее начала охватывать паника. Она никогда не видела его таким - случилось, что-то ужасное. Он опять открыл дверь, но вопль Форс заставил его повернуться. Она стояла за его спиной в метре от него. Он посмотрел на нее сверху вниз и сделал шаг обратно в гостиную. Она никогда не видела у него такого страшного лица. Оно было будто вырезано изо льда, грубым резаком, с неточностями, обезображивающими его. Малфой смотрел на Николь, и ей показалось, что он видит ее впервые. Впервые его глаза не выражали ничего: ни превосходства, ни ярости, не призрения. Они были пустыми, потерявшими жизнь. - Малфой, - тихо позвала Николь, - Что ты сделал? Он вздрогнул и резко прижал Николь к стене, стиснув пальцы на ее шее. Девушка не ожидала этого, она даже не успела сунуть руку в карман мантии за палочкой. Глухие хрипы вырывались из ее горла, она пыталась хватать воздух ртом, но его пальцы стальными тисками сомкнулись на горле. - Заткнись, - прошипел Малфой, - Ты и половины не знаешь, что там творится. Он посмотрел на Николь и будто осознав, что делает, отдернул руку. Николь сползла по стене, держась за шею. Малфой отлетел от нее и его лицо, искаженное яростью и беспомощностью, стало еще бледнее, чем обычно. Форс подняла на него взгляд, в правой руке она сжимала палочку и уже была готова кинуть в него заклинание, но она увидела, как он сидит на полу, прислонившись к дивану и зарывшись руками в волосы. Ей стало страшно, она по-настоящему испугалась этого мальчика. Ей было бы проще знать, если бы сейчас он подошел и презрительно скривившись, сказал: « Ты больная, Форс, по тебе Мунго плачет!». Она знала его таким, а сейчас перед ней был парень, которого она видит впервые. Он был в панике, его пугала безвыходность, в которой он оказался. Форс не знала, что делать – рука с палочкой опустилась сама. Она неуверенно подошла к юноше и присела рядом с ним. Малфой не замечал ее, не замечал ничего вокруг, кроме собственного страха. Николь осторожно тронула его за плечо и отдернула руку. Ей показалось, что он плачет. Она удивилась, испугалась, это был первый раз в жизни, когда она была так растеряна. Она привыкла жить по расписанию, которое составляла сама, а сейчас… - Ты не знаешь, что это такое, - прошептал Малфой, лихорадочно бегая взглядом по лицу Николь. - Не бойся, - также шепотом сказала Николь, - я никому не скажу. Обещаю. Малфой ели заметно кивнул и откинул голову назад, закрыв глаза. Когда он снова посмотрел на николь и заговорил, его голос казался каким-то треснутым, в нем слышались нотки паники: - Они убивают людей для забавы. Маглов, грязнокровок, которые заполонили наш волшебный мир. Для них убить человек – это, как кинуть камень, им просто нужно найти этот камень. Круцио, пытки, боль, Они могут это делать и получать наслаждение, а меня рвет после этих рейдов, каждую ночь я вижу глаза тех умерших. Я не могу забыть ни одной смерти. Это вечная пытка, каждый день я живу тем, что надеюсь – когда-нибудь я смогу привыкнуть к этому, и мне будет также как им безразлично, сколько грязнокровок убито сегодня. Драко посмотрел на Николь, и в его глазах читалось безумие. Он взял ее за предплечья и смотря прямо в ее глаза беспокойно заговорил: - Ты не знаешь, чем заканчиваются эти рейды, не знаешь, каково видеть лица убитых, не знаешь, что ждет тебя за неповиновение, - он встряхивал ее на каждом слове, и слова потоком лились из него, будто он впервые в жизни получил возможность выговориться. Она просто безвольно поддавалась, каждый раз когда он тряс ее и молча смотрела в эти безумные глаза. Она видела боль, чужую боль, которая разрушала его жизнь. - Я знаю, Малфой, - тихо сказала Николь и ее руки скользнули к его запястья, снимая их с предплечий. – Я знаю, что такое смерть и боль. Я видела ее, я даже «умирала». Я знаю, чем заканчивается неподчинение Темному Лорду – за ошибки, люди расплачиваются поколениями. У тебя нет выхода, а это то, к чему всегда приходят слуги Воландеморта. Драко вздрогнул при звуке имени Хозяина и с мольбой посмотрел на Николь. - Ты не знаешь, каково это, знать, что твою мать будут пытать, если ты не наложишь Круцио на магглянку. Знать, что твоего отца отдадут на поцелуй дементора, если ты не воткнешь нож в спину грязнокровке. Ты не видела этого. Николь почувствовала, как липкий страх прокатился по телу, от одной мысли, каково это – пытать невинных людей. Теперь она понимала его, он спасал семью, спасал мать, которая была полностью во власти Темного Лорда и отца, который гнил в Азкабане. И Дамблдор хотел, чтобы этот мальчик сберег свою душу? Как ему заботится о душе, если он видит пытки матери и медленную смерть отца? Николь увидела, как из его глаз потекли слезы, а тело сотрясли рыдания. Она понимала его, это страшно, очень страшно, попасть в тупик и потерять все ключи от дверей. Николь наклонилась и обняла Малфоя. Она подумала, что он оттолкнет ее, схватит за горло и задушит, так чтобы больше не лезла с утешениями. Но ничего. Ничего, он так и остался сидеть, а она тихонько раскачивалась взад и вперед, обняв его. Он рыдал, и слезы текли из глаз, смачивая рубашку Форс. Николь больше не боялась его. Она подумала, что попади в такое же положение, то сошла бы с ума намного быстрее. Ведь это началось раньше, чем две недели назад. Еще у мадам Малкин, Николь заметила, каким грубым и резким он стал за лето. Она знала по опыту собственных родителей, что с пути в Пожиратели смерти есть только один выход – смерть. А смерть – означает одиночество. Николь почувствовала как теплые руки легли ей на спину и сжались, ища помощи и поддержки. Она так и осталась сидеть с ним, пока его слабость не прошла, а за окном глубокая ночь не окутала стены замка. Когда он успокоился, Николь прошептала: - Не бойся, я клянусь, что никогда никому не расскажу об этом. И она не соврала. Ведь это не ее боль, не ее тайна. Она не предаст, чужого спасения. Даже Гарри, даже Вивьен. Эти слезы, эта нужда в помощи это только здесь, оно останется навечно в стенах этой башни. *** Восемь часов, воскресенье. Николь сидела в кабинете Дамблдора и ждала профессора. Старый маг ушел с МакГоннагл и должен был вернуться с минуты на минуту. Николь нетерпеливо постукивала пальцами по столешнице, отбивая только ей известный ритм. Девушка услышала шаги, дверь открылась, и директор быстрым шагом вошел в кабинет: - Мисс Форс, как я рад, что вы пришли, - буднично улыбнулся старик. «Еще бы я посмела не прийти», - усмехнулась Николь. - Вы хотели поговорить, - напомнил Дамблдор, садясь в кресло напротив Николь. - Да, профессор, я отказываюсь от вашей просьбы – помочь Драко Малфою. Улыбка угасла на лице Дамблдора и он серьезно посмотрел на Николь: - Вы уверенны? - Абсолютно. - Что ж, тогда я вам вынужден отказать. Теперь была очередь Николь удивляться. Она подняла бровь и наклонилась ближе к столу. - От чего же? Позвольте узнать, профессор. Дамблдор встал из-за стола и обогнул кресло Николь. Он отошел к одному из комодов и роясь в его ящиках, продолжил разговор, вкрадчивым голосом: - Вы же ведь прекрасно знаете, Николетт, что в этой войне у каждого своя роль. Каждый должен выполнять приказы, для достижения высшего блага. Вы должны подчиняться общим правилам, как бы вам этого не хотелось. Николь не могла говорить от пережитого потрясения. Сказать, что она была удивлена – не сказать ничего. Она медленно разжала кулаки, сдерживая поток эмоций. - Профессор, Драко Малфой – человек, он вправе сам выбирать свою судьбу, если он будет Пожирателем смерти, значит это его выбор, с ним нужно смириться. - Вы выбираете для мальчика такую судьбу? – поинтересовался Дамблдор. Подходя обратно к Николь и протягивая ей маленький пузырек. - Возьмите, мисс Форс, это зелье поможет справиться с вашей болезнью. Северус будет варить его регулярно, чтобы нейтрализовывать действие яда. Николь посмотрела на Дамблдора и в изумление вскочила с кресла. - Вы хотите подкупить меня зельем от моей аллергии? – прошипела Николь. Ее лицо покрылось красными пятнами, а в глазах сверкнул опасный огонь. - Нет, что вы, - возразил Дамблдор, - это просто плата за ваши труды. Николь долго смотрела на профессора и чувствовала, как в ней закипает ярость. - Я не подсяду на наркотик из-за своего слабоволия. Я уже сказала, что это выбор Малфоя, и я ничем не могу помочь, - она развернулась, собираясь покинуть кабинет, но голос Дамблдора остановил ее у самой двери: - Значит, Воландеморт был прав, сказав, что Гарри не хватает смелости признать поражение, признать слабину. Но вот только он не был прав, сказав это Гарри, похоже, это передается наследственно. Николь стиснула пальцы на дверной ручке и холодно бросила сквозь зубы: - Прощайте, директор. - До скорой встречи, мисс Галлацкая.