Мыш(ь)

Горничная, тяжело дыша, пыталась натянуть шнурки корсета, уже упираясь маме коленом в спину. Та, застыв безвольной куклой, умудрялась командовать:  - Туже, Рина, ну туже! - Помилуйте, госпожа Анжелика, туже некуда, шестьдесят два сантиметра. Если будет туже, грудь выпадет. - Туууже! - заорала мама в голос. Но Рина туже не могла. Потому мама, скептически оглядев свое отражение, взбив и без того прекрасные золотые кудри с легкой сединой, спокойно вздохнула все же. Поймав в зеркале мой взгляд, она кликнула:  - Эй, Мыш, Зинку позови, уж она сможет до пятидесяти восьми. Ну?  Я закатила глаза. Горничная посмотрела на меня умоляюще, держа шнурки перенапряженными покрасневшими руками. Если б я видела эту картину впервые, подумала бы, что у девушки в черном застиранном платьице в руках вожжи, и своей хозяйке она скоро-скоро скажет: «Но!» Впрочем, маман, да, та еще лошадь.  - Грудь выпадет, - предупредила я, красноречиво уставившись на прекрасные полные полушария, выползающие из корсета и совсем даже не утопающие в кружевах, как было задумано портнихой. Мама всегда предпочитала откровенность полунамекам. - Зови, говорят, - распорядилась она, больше не слушая моих доводов.  Ну, чему удивляться? Они меня никогда не слушают. Я уже привыкла. А потому у одной шишки, у второй - мозоли на языке, а у третьей, вон, грудь выпадает. Ладно, поплелась я за Зенаной. Она, конечно, в восторге не будет, она ж тоже, небось, на бал собирается, как же, нужно ж очередного поклонника изящно в грязь втоптать. Иэх. Далеко идти не пришлось. Сестрица как раз материализовалась возле двери украшенной зеркалами спальни маман. Зеркало, еще зеркало, снова зеркало... И вот резное трюмо с зеркалом, на котором стоит ручное зеркальце. Ооо. Я к своему отражению уже почти привыкла. Пепельные волосы, серые глаза и о, да, серое платье. Сестренки так и зовут меня Мышем. Впрочем, хоть горшком назови, только в печку... то есть, на бал не вези. Зенана вошла с очередным сверкающим доспехом наперевес. - Мам, а если вот это надеть? - Ну сколько раз тебе повторять: женственное? Ты понимаешь, что такое — женственное? Юбка там, понимаешь, корсет. Не железные пластины! Лучше помоги шнурки затянуть. Пока Зенана, побросав свой звенящий наряд, старалась над маминым, я тихонько, на цыпочках от них кралась к выходу. Ага, как же. Тут везде зеркала. Заметили. - Мыш, ты тоже оденься поприличнее. Если думаешь, что тебя не возьмут, то сильно ошибаешься. Иди у Пиперон, что ли, наряд спроси, - пригвоздила мама фразой. Я несчастно вздохнула. - Может, вы меня тут оставите, а? Я просто почитаю. - Ага, как же. Герцог о тебе уже спрашивал. Ты третий бал в сезоне пропускаешь, милочка. Давай, прекрати упрямиться. - Герцог? Я с сомнением приподняла брови. - Серьезно, герцог? - спросила Зенана с удивлением. - Не помню, но кажется, он, - отмахнулась мама, поправляя кудри и пробуя выдохнуть. Нет, талия получилась что надо. У нашей воительницы всегда так хорошо все выходит. И это о ней тот герцог должен был спрашивать, а не обо мне. Какая несправедливость. Впрочем, она его одной левой размажет. За своеволие. Все мужики в округе вздыхают по ней, умелой и сильной, а он что — рыжий? - Бегом, Мыш! - прикрикнула маман. Я развернулась, и было уже побрела, да услышала за спиной треск шнурков и отборные мамочкины ругательства. Ой, побегу, пожалуй. В своей цветастой спальне Пип наматывала с помощью магии очередную косичку на и без того затейливую прическу. Слегка прикусила язык, выводя прядку светлых волос с особой тщательностью. Выглядела малышка сногсшибательно: платье в красную клетку с тонкой вышивкой шло ей невероятно. Ну и корсет она затянула по мамочкиной просьбе, конечно. - А, Мыш. Ну ты проходи. Что, опять к герцогу гонят? Я обреченно присела на стул рядом с ее туалетным столиком. Этот стул, будь он неладен, всегда тут стоит. Девушка ж постоянно общается. В ее друзьях, а по совместительству в собеседниках значатся все — от королей до садовников. Стул вот порядочно изляпан. Повар был, наверное, на очередной исповеди о битых им котах и пересоленном супе. - Как думаешь, сегодня будет там этот Арман? Или вот Жанчик мне еще понравился. Если бы у него только волосы вились... Неужели ради удовольствия дамы сердца нельзя завить волосы? Ох, эти мужчины. А ты не переживай, можешь книжечку с собой взять, танцевать с тобой все равно никто не будет. Где уж мне. Пип продолжила совершенно непредсказуемую по тактичности болтовню о юбках вперемешку с «жанчиками», не обращая на мои вздохи ровно никакого внимания. Что я? Устала быть их тенью. Как только прихожу куда-то, все, ну абсолютно все вьются вокруг моих сестер и мамочки. С мамочкой хоть все понятно, о количестве ее любовников только что баллады слагать. Зенана — дочь могучего варвара, наследника маленького, но очень воинственного королевства, ну вся в отца. Красивая, сильная... Каждый герцог рад растянуться под ее ногами или вот меч подать для очередного поединка. «Поединить» жаль, некого. А то б она всем задала. Пип? Пип — потомственная волшебница, плод случайного мамочкиного четвертого брака. Хороший, верно, был мужик, этот колдун. Завел дочь, решил вопрос с переселением нас в этот сказочный цветущий край: девочкам есть, где разгуляться - да и помер. Тихо и благопристойно. Мамочка даже траур держала, говорят. Недели две. - Может, меня все же в библиотеке оставят? - Да ладно, - уламывала Пип, - сходи ты с нами для галочки. Это значит, что меня опять хорошо, если ногами не затопчут. И место где-нибудь в темной части зала определят. Я грустно вздохнула. Не хочет Пип уговорить маму меня не брать. Ну, что, придется изображать мебель несколько часов подряд. Впрочем, мне не привыкать, я в этом семействе ее всю жизнь изображаю.