Ветер перемен

Каю стояла напротив двери, заламывая пальцы. Едва переместившись туда, куда вели ее инстинкты, она разом потеряла остатки самообладания. Ей хотелось постучать – хотелось так, что к щекам подступал жар. И вместе с этим она не могла даже представить себе, как произнесет имя того, чья кровь текла по ее жилам. Она бы никогда не призналась себе, что попросту не знала, как себя вести. Джун казался предателем, Рёта – черствым сухарем, не способным понять ее чувства. Да и мог ли хоть кто-то в мире понять, каково стоять перед родным отцом, надежды на встречу с которым были давно забытыми, болезненными… и по-детски наивными воспоминаниями? Но кровь звала Каю. Она требовала воссоединения с Прародителем, словно была живой, сама бегая по жилам и заставляя в висках биться пульс. — Ты можешь войти, — чистокровная так и не решилась постучать, но низкий голос, который она никогда не слышала, но как будто знала из снов, заставил сделать ее несколько тяжелых шагов вперед и открыть дверь. Канаме стоял в центре кабинета Айдо, утопая в легком полумраке. А Каю, как ребенку, вдруг неистово захотелось потрогать его, узнать запах, опять услышать голос. Дверь хлопнула за спиной, заставив чистокровную вздрогнуть. Любой звук стал казаться непозволительно громким, нарушающим густую и какую-то особенно неприкосновенную тишину. Отдаленно Каю поняла, что даже ее дыхание стало тише. — Каю, — назвал ее имя Канаме. «Отец», — должна была ответить чистокровная, но слово застряло в горле. Она уже давно не произносила его. Казалось, будто бы вообще никогда. Куран смотрел на нее в упор, вдыхая трепет. Каю видела за ним тень, расползавшуюся по стенам, будто тянущуюся к ней. Сам он не страшил ее, но это ощущение неминуемой опасности, исходившее от него, лишало дара речи. — Что тебя привело ко мне? Девушка не ожидала такого холодного приема, потому еще больше растерялась, словно маленький провинившийся ребенок. Слегка съежившись, Каю постаралась отбросить все негативные мысли в сторону, думая о матери — память о ней успокаивала — и подняла взгляд, встретившись с бордовыми глазами того, кто является ей отцом. — Я... принесла тебе то, что просила передать мама, когда ты проснешься... Канаме слегка нахмурился. — Юуки? — от упоминания ее имени Каю слегка вздрогнула, ведь он произнес это имя так, словно его это совсем не удивило. — Да, — собравшись с духом, девушка продолжила. – Она верила в твое пробуждение... Нет, даже не так, — Каю почала головой, перейдя на более громкий тон. – Она знала, что ты проснешься. Потому... — осмелившись сделать еще пару шагов ближе к отцу, чистокровная протянула руку вперед, что-то в ней держа. — Вот, прошу, прими последнюю волю моей мамы вместе с этим даром. Канаме протянул руку навстречу дочери, и та вложила в нее небольшую стеклянную колбочку с алой жидкостью внутри. Самое сокровенное, что осталось от Юуки, и что теперь принадлежало ему. Каю наблюдала за реакцией отца с робким, но живым интересом, но он не показывал эмоций. Как и рассказывала мама. Отстраненный, но все равно… добрый, заботливый? Она действительно говорила о нем? В детских воспоминаниях юной Каю они с Юуки гуляли по старому заброшенному саду около их замка, и маленькая наследница засыпала ее вопросами о том, какой он. Когда он проснется. Как он относится к тому, что мама живет с другим. Губы Каю тронула тоскливо-болезненная улыбка. Она знала про стоящего перед ней так много, а он не знал про нее ничего. И теперь, использовав кровь по назначению, отец должен обязательно увидеть в водовороте памяти Юуки все, что пропустил. И вдруг Каю почувствовала колбочку снова у себя в руках. — Я не приму это, — холодно произнес Канаме, и воздух в помещении словно потяжелел. — Почему? — растерянно спросила Каю, хмуря брови и снова протягивая отцу кровь. — Она поможет тебе полностью восстановить утерянные воспоминания и силы. Мама хотела, чтобы ты... — Каю, — строго сказал Канаме, посмотрев на дочь. — Довольно. Я не нуждаюсь в этом. Если это все, что ты хотела сказать, то попрошу тебя уйти. — Но... — замешкавшись, пытаясь закрыть в себе все те эмоции, что бурей поднимались к горлу и жаждали выйти, но не могли, и чистокровная все же решилась сказать. — О... Отец... Уверенность всколыхнулась из отчаяния и паники. Каю сделала еще шаг к Канаме и, взяв его руку в свою, снова вложила колбочку, но чистокровный, не желая брать «дар», руку не сжал, потому стеклянная емкость выскользнула. Еще чуть-чуть и она бы разбилась вдребезги, но один короткий взгляд Канаме заставил ее остановиться в полете за мгновение до столкновения с полом. — Мама... — на выдохе прошептала Каю и упала на колени, захватывая колбочку обеими руками и вдыхая такой родной запах. — Как... Это было воля мамы! Это все... что осталось у меня от нее... — Довольно, Каю, — Канаме обошел дочь, больше не взглянув на нее. — Теперь это не твоя ноша. Дверь хлопнула, и кабинет погрузился в удушливую мрачную тишину. Находиться в нем стало невыносимо. Нервно глотая воздух и пытаясь подавить вырывающиеся слезы, Каю, произнеся что-то, растворилась в воздухе, оставив за собой лишь серовато-черную дымку. Она прекрасно знала, куда идти. Ей нужно было рассказать все брату.

***

Чистокровная всегда чувствовала, где находился Рёта, и могла без труда найти его, будь он хоть в Гильдии, скрытый десятками защитных печатей. Но на этот раз все было куда проще — брат оказался в своей комнате в академии. Окна были зашторены и почти не пропускали свет, погрузив помещение в плотный сумрак, и Каю, не выдержав, нажала на выключатель — темнота давила на нее как никогда раньше. — Каю? — Рёта неторопливо обернулся от стола, откладывая в сторону Кровавую Розу. Увиденное заставило его тут же перемениться в лице. Крепко сжав губы, которые, кажется, дрогнули, он вперил в сестру долгий неподвижный взгляд. И, наконец, Каю не выдержала. Бросившись в объятия брата, она крепко сжала его плечи и зашлась в неслышном рыдании. Гордость скребла когтями внутри, пиджак Рёты становился влажным, а его руки аккуратно легли ей на голову — но все это стало для чистокровной несущественным. Плевать, что Кирию снова увидит ее слезы. Пусть просто окажется рядом. Пусть он был проклятой, бесчувственной, каменной глыбой, но такой… родной. — Ты была у него? — то ли спрашивая, то ли утверждая произнес Рёта, звякнув стальными нотами в голосе. — Он… не любил маму, — тихо всхлипнула Каю. — И почему ты так решила? — хладнокровно поинтересовался Кирию. — Он не принял ее дара, — чистокровная отстранилась от него и достала из внутреннего кармана стеклянную колбочку с хрустальной жидкостью. Рёта задумчиво сощурил глаза. — А ты не думала, что ее кровь пробудит в нем слишком много воспоминаний и сразу? Думаю, его сознание еще не окрепло, и если дать ему такой объем информации за один раз, то оно попросту не выдержит. Так что тебе стоит успокоиться и… — Как я могу успокоиться?! — бессильно воскликнула Каю, тряхнув головой. — Он даже как дочь меня не воспринимает. — Я не собираюсь оправдывать его перед тобой, — Рёта сурово взглянул на сестру. — Но сейчас не лучший момент для истерики, Каю. Куран в ступоре посмотрела на брата, ошеломленно округлив и без того большие глаза. Он будто намеренно не выдавал чувств. Или же не хотел показывать ей? Внезапное пробуждение Прародителя вот-вот должно перевернуть мир с ног на голову. Ведь все уже знали. Замерли в трепетном ожидании. Прятались по углам. Держали путь к источнику силы Древних. А что собирался делать он, Рёта, что было у него на душе?.. Прежде они никогда не разговаривали о Канаме. Кирию аккуратно обхватил лицо сестры ладонями, стирая ее слезы. Сейчас она слишком сильно напоминала ему мать. Каю постепенно приходила в себя. Дыхание выравнивалось, мыслям возвращалась ясность. Прямой и строгий взгляд брата отрезвлял. В этой маленькой комнате, в академии, где кругом жили люди, они так редко проводили время вместе, что момент показался чистокровный невероятным, с толикой той трагической иронии, когда понимаешь, что упущенное время не возвращается, а обстоятельства порой приводят к совершенно неожиданным последствиям. — Идем, подышим свежим воздухом, — тихо произнес Рёта, беспокойно двинув бровями. Каю заторможенно кивнула и отодвинулась от брата, машинально поправляя волосы. Им обоим определенно следовало проветриться. В молчании они прошли в коридор и, окутанные пустой тишиной, вышли на улицу. Воздух казался неподвижным и каким-то упругим, никак не дававшим сделать полноценный вдох. Комендантский час уже начался, и вокруг не было ни души. — Я хочу навестить Каэдэ-сама, — вдруг сказала Каю, смотря себе под ноги. — Зачем? — нахмурился Кирию, покосившись на сестру. — Хочу… поговорить с ней, — Куран в сомнении закусила губу, но чуть погодя увереннее добавила. — Мне надо поговорить с ней. — Почему не Ичиджо, Айдо… Кто угодно еще? Каю тяжело вздохнула, взглянув на брата. — Она единственная чистокровная, знавшая маму. И помогавшая мне после ее смерти. Конечно, сейчас она переживает не лучшие времена… — Мне не нравится эта идея, Каю, — жестко перебил сестру Рёта. — Во всяком случае одну я тебя туда не отпущу точно. И не в таком состоянии. — Тебе наверняка поручено охранять академию, — чистокровная грустно улыбнулась, отдаленно удивившись собственной неожиданной догадке. — Неужели подведешь Такуму? Кирию хмурым взглядом обвел парк, сжав кулаки. Сестра была права. Из-за того проклятого нападения Е-класса и некоторых недавно открывшихся обстоятельств его совершения он теперь вынужден был разрываться. Да и кто знал, что решат учудить кровососы, ощутив пробуждение Прародителя. Рёта остановился и внимательно посмотрел на Каю. — Если ты телепортируешь нас прямо в ее особняк, удастся управиться быстро. — Кирию!.. — со стороны боковой аллеи неожиданно раздался встревоженный женский голос, заставив вампиров обернуться на звук. Уверенными широкими шагами к ним торопилась Шиана. И, кажется, первый раз за все время Рёта видел ее настолько несобранной. — Тебя снова ищет ректор, — выдохнула она, едва достигнув цели, и бросила короткий взгляд на Каю. — Простите, что прерываю прогулку. — Что за черт? — не сдержался Кирию, скрипнув зубами. — Я был у него только что. Творилась какая-то невообразимая неразбериха, в которой он совершенно не намеревался участвовать. И это уже начинало раздражать. — Что произошло? — подала голос Каю. — Я такой информацией не располагаю, — уголок губ Шианы нервно дернулся. Куран неопределенно хмыкнула в ответ, вскинув подбородок. — Все настолько срочно?.. — Рёта осторожно осматривал префекта, отмечая необычно расстегнутый форменный пиджак, легкое подрагивание ее пальцев и бегающий взгляд. — Кирию, — Шиана шумно выдохнула, закатив глаза. — Делай то, что велено, прошу. Пока Рёта справлялся с подступившим негодованием, в разговор вновь вступила Куран: — Мы собирались навестить твою мать. Думаю, это веское основание для задержки. Глаза префекта вдруг резко расширились, а зрачки сузились. Словно загипнотизированная, она замерла и будто перестала дышать. — Нет… — едва прошептала она, смотря на Кирию. — Только не это. — Черт возьми… — начал было тот, но Шиана затрясла головой, окончательно сбивая его: — Не уезжай, я лично провожу Каю-сама, раз так нужно. Префект явно была не в себе. С бледных губ срывались слишком странные фразы. Все словно сговорились, и Рёта начинал сомневаться в здравости собственного рассудка. Истерика сестры, непонятные просьбы Ичиджо, теперь еще и это. Проклятый Куран будто привел в диссонанс абсолютно все. Кирию хотел возразить, но Шиана смотрела на него так, что, казалось, любое неосторожно сказанное слово сведет ее с ума. В конце концов, Каэдэ была ее матерью. Вряд ли для сестры нашелся бы лучший провожатый. Да и был ли у них вообще выбор? — Ладно, — процедил Рёта и перевел взгляд на Каю. — Возвращайтесь скорее. Чистокровная, помедлив, кивнула, недоуменно косясь на Шиану. Перемены в ней были слишком заметными.

***

Особняк Ханадаги всегда вызывал у Куран смешанные чувства. Строгость оформления и отсутствие излишеств позволяли ему почти затеряться на фоне высоких гор, а вечные холодные ветра, свистевшие меж расщелин, заставляли невольно поежиться у порога. Может, из-за этого на контрасте и прием хозяйки обычно казался особенно теплым, но переполненным совершенно ненужной аристократической манерностью. Последний раз Каю была в гостях у Каэдэ еще до того, как поступила в академию Кросс, на балу, посвященном дню рождения ее единственной дочери — Шианы. Та ночь до сих пор не стерлась из памяти ни у кого, кто хотя бы отдаленно был знаком с жизнью вампирской знати и присутствовал на торжестве. С тех пор глава дома Ханадаги не появлялась на публичных мероприятиях и, насколько Каю знала, слишком редко покидала свой особняк. Мельком переведя взгляд на Шиану, Куран нервно закусила губу — лицо префекта было белее мела и абсолютно лишенным мимики. Но, к сожалению или к счастью, Каю больше волновали собственные дела, и она воздержалась от лишних вопросов. Дворецкий провел девушек внутрь, привычно для обеих сообщив, что Каэдэ-сама ждет их в зале для приемов, и тихо удалился. Чистокровная, по-деловому закинув ногу на ногу, восседала в широком кресле. Ее бирюзовое сатиновое платье элегантно спускалось с плеч, переходя в широкую длинную юбку, каскадом ниспадавшую на пол, а волосы были собраны в идеальную высокую прическу. Каэдэ будто бы собиралась на званый вечер, а они помешали ее приготовлениям, вторгшись со своим визитом. Каю неловко потупила взгляд, нахмурившись, а Шиана, неопределенно вздохнув, прошла к окну, чуть приоткрыв тяжелую гардину. — Ваш неожиданный визит едва не застал меня врасплох, — без толики удивления произнесла Ханадаги, приподняв кончики губ в холодной улыбке. — Прошу прощения, — сказала Куран и исподлобья осторожно посмотрела на чистокровную. — Но вам наверняка уже известно, что произошло. — Ни одному вампиру аристократического происхождения, а уж тем более чистокровному, не может быть не известно о возвращении короля, — подтвердила Каэдэ. Шиана посмотрела на мать: на ее лице не дрогнул ни один мускул. Верный признак того, что она пыталась что-то скрыть, но префект не понимала, что именно. — Я виделась с ним, — спустя некоторую паузу глубокого напряженного молчания, продолжила Каю. Она колебалась. С одной стороны, Ханадаги была давней подругой ее матери, и когда та ушла из жизни, Каэдэ была до того рокового бала рядом с ней, часто выслушивала и помогала. — Можешь рассказать мне все начистоту, — словно прочитав ее мысли, сказала Каэдэ, слегка опираясь головой на руку и тем самым ее наклоняя, но не отводя сощуренного взгляда от Каю. — Как раньше. Я же вижу, тебя что-то беспокоит. — Кажется... — Куран шумно выдохнула, запнувшись. — Он отвергает меня. Слишком… холоден ко мне. В последнее время и Джуничи отдалился. Сейчас словно все дорогие мне люди каким-то образом исчезают из моей жизни. Каю мельком покосилась на Шиану. Ей не хотелось, чтобы она слышала, что ее тревожит. Разговор становился слишком личным. Однако префект стояла чуть поодаль с абсолютно отстраненным выражением на лице и неотрывно смотрела на мать. — И у тебя есть предположения, почему это происходит? — спросила Каэдэ. Ее теперь ровный и пронзительный взгляд, в свою очередь, был направлен лишь на Куран. — Знаете... — задумалась Каю. — Все началось с появления этой Акари. Акари Куран. Повисло молчание. В воздухе начало скапливаться напряжение, будто бы Куран задела ту запретную тему, о которой все знали, но никогда не заговаривали вслух. Словно это имя было катализатором всех проблем. — Акари Куран… — медленно, почти по слогам произнесла Каэдэ с выражением крайней заинтригованности. — Такая же фамилия, как и у королевского рода вампиров Куран? То есть, твоя?.. Каю сжала кулаки и прерывисто вздохнула. — Это моя сестра. Признание прозвучало оглушительно громко, ударившись о стены зала, высвободилось наружу и разнеслось порывами горных ветров. Сестра. Ощущение было таким новым, странным и отчего-то пугающим, что Куран поспешила поправиться: — Это дочь Канаме. — Ты думаешь, что именно она уводит у тебя всех дорогих тебе людей? — на лице Каэдэ возникла тонкая покровительственная улыбка. Каю снова засомневалась. Слова Ханадаги как всегда попадали в цель. А так ли это? Действительно ли всему виной была Акари? Что эта неопытная беспечная девочка могла сделать, чтобы привязать к себе всех вокруг? Нарастающие противоречивые чувства все больше и больше охватывали принцессу. — Она знает о мире вампиров? — поинтересовалась Каэдэ. — Не думаю, — честно призналась Куран, погруженная в собственные переживания. — Кажется, она человек. От нее иногда веет нашей кровью… но это неудивительно, — Каю придирчиво хмыкнула. — Кровь клана Куран — самая сильная и ее можно почувствовать даже в самом малом количестве. А раз она его дочь, то в ней есть его кровь. Но она точно не вампир. — Разве это не хорошо для тебя? — высказала предположение Каэдэ, читая эмоции чистокровной. — Канаме-сама, если решит больше не контактировать с миром людей, оставит ее и переключится на тебя. — Он не оставит ее, — с горечью прошептала Каю, отрицательно качнув головой. — Даже сейчас, когда он практически все вспомнил, он продолжает думать об Акари. И Джун туда же. Да даже мой брат!.. — Куран, не выдержав, вдруг вскочила и сжала руки в кулаки, но через мгновение уставилась в пол, осознав, что повела себя слишком вспыльчиво. — Простите... — Ничего, — понимающе улыбнулась Каэдэ. — Тебе нужно было выместить все, что накопились. А я всегда готова тебя выслушать. — Спасибо, Каэдэ-сама, — Каю благодарно склонила голову, но все еще чувствуя себя неловко. Зашелестел подол платья, и чистокровная почувствовала, как рука Ханадаги мягко опустилась ей на плечо. От Каэдэ пахло настолько одурманивающе-сладко, что едва не кружилась голова, и Куран вспомнила, как таким же образом ее успокаивала мама в детстве, обнимая сначала за плечи, а потом прижимая к себе и гладя по спине и волосам. — Послушай, Каю, у меня к тебе предложение, — произнесла Каэдэ с такой искренней и заботливой улыбкой, на которую только была способна. — А что если тебе пригласить Акари нанести мне визит в ближайшее время? Шиану покоробило. Она едва сдержалась, чтобы не поморщиться от разыгранной перед ней сцены. Определенно настал момент — тот самый момент, когда ситуация была доведена до пугающего абсурда — и ей нужно было срочно вмешаться. Однако стоило ей только сделать шаг в сторону чистокровных, как перед глазами вместо открывшегося зрелища появился поток неясных образов и нестерпимо заболела голова. Префект сжала зубы, чтобы не выдать себя, и лихорадочно схватилась за подоконник. Новое видение пришло совсем не вовремя.