Да, да, я тебя тоже люблю, можно тебя расчесать?

Я возмущалась дня два от силы, не решаясь взять в руки новую расчёску. Олли уехала в то утро и больше не объявлялась. Действительно, зачем ей такая подруга, у которой в окошке ежедневно стоит безликий мужик в чёрном костюме? Но мои волосы… эх. Они кудрявые и очень путаются. Чертыхаясь, я уже звонила Оливии, наплевав на всё и удивляясь, что она не выбросила сим-карту в ближайшую речку. - Ты как? - она скорее встревожена, чем обижена. - Расчесаться хочу. Привези мне свою щётку, пожалуйста. Я бы не звонила, но мне больше некого просить. Получив её согласие и избегая смотреть в зеркало, я пнула ножку кровати и, жутко злая, села на подоконник в надежде дождаться Слендера. - Ты вот там гуляешь где-то, гад, а я тут мучаюсь… Не то, чтобы у меня был культ волос, но дело в том, что я их очень долго растила, потом сожгла плойкой, отрезала, снова растила и теперь берегла. Так и не дождавшись Олли, я села писать стихи от нечего делать. Пару раз уныло глянула на серебристую расчёску на призеркальной тумбе. Потом ещё раз. И ещё. Когда рука уже зависла над подарком, в дверь позвонили. - Наконец-то, - расцеловала я подругу и извинилась. - А теперь - расчеши меня. Не раздевшись и не закрыв дверь, Олли провела щёткой по моим волосам, чуть не выдирая их с корнями. Я прислушалась. Вроде всё было спокойно. Потом, всё-таки пригласив подругу внутрь, я специально встала к окну, и Оливия продолжила. Сердце умоляло: иди сюда, Слендер, чеши на своих щупальцах как умеешь. Здравый смысл холодно усмехался и молчал. Мои внутренности вывернулись наизнанку. Когда Олли закончила, я дышала ровно и размеренно, ничего уже не боясь. И тогда мы сели перед телевизором (шёл фильм ужасов). Как это обычно бывает, в самом страшном кульминационном моменте мы вжались в спинку дивана. Пых. Бам. Бух. Дзинь. Нет. Это не продолжение фильма. Это разбились одна за другой лампочки в коридоре, треснул экран моего новенького ТВ, задрожал телефон. На улице погасли все фонари и свет в соседних домах. Откуда-то задул ледяной сквознячок, стало противно и холодно, будто кто-то насыпал снегу за шиворот. Прямо над головой вспыхнули провода люстры, осыпав искрами плед, которым мы с Олли едва успели укрыться. Выключатель трещал, как будто беспрестанно ломали сухие ветви. Я взяла фонарь из ящика и осветила гостиную. Никого. - Слендер? - тихо позвала я. - Скажи мне что-нибудь? - С кем ты говоришь? - пискнула Оливия. - Накройся пледом и молчи, что бы ни услышала. Не высовывайся, - отрезала я и навела слепящий луч на её лицо. Она послушалась. Я достала камеру, включила ночное видение. Но и она не работала. Сильные помехи мешали разглядеть всё. Картинка шла волнами. - Мне страшно, - протянула Олли из-под пледа и смолкла. Я закатила глаза. Эти обмороки… - А сейчас, дурачина, сейчас ты убьёшь меня? - поддразнила я тень за моей спиной. - Я старался хотя бы внушить себе такую мысль, - сказал тот самый голос осеннего ветерка. - Не вышло. Облегчение моё невозможно было даже вообразить. - Чуть это… - рязглядела я его в темноте. - …В штаны не наложила. Он хмыкнул, а я продолжала: - Я тут баловалась. Не хотела тебя беспокоить. У тебя, видимо, и так дел много. Там убить, там похитить, да? Он молчал. - Ещё раз хоть одну мою вещь испоганишь, - я перешла в наступление, придвинулась к холодному плоскому телу и погрозила кулаком. - Дорогу сюда тебе закрою. Налысо побреюсь. - Ты уже так угрожала, - сомнительно протянул он. Мой чудесный дядя в костюме. Если бы ты сказал, что хочешь сам расчесать мне волосы, я бы не просто прекратила, я бы на колени встала. Он вытянул свои длинные руки и снова меня связал ими. - Я боюсь, что ты убьёшь меня. Обычно перед тем, как убить жертву, я залезаю к ней в мозги и вижу, что она чувствует и думает. А вот что ты думаешь, мне очень интересно. - Если бы ты залез ко мне в мозг, то не нашёл бы там лишь одного. Страха. - Вот именно. Таких мне пока ещё не встречалось, поэтому бояться буду я. - Можешь угомониться, я не знаю, как тебя убить, и вряд ли соображу, потому что мне это ни к чему. - Наш разговор заходит в тупик. Ты не хочешь..? - Да, очень, - мгновенно отвечаю я, поняв, что хочет он. "Дождалась, ура". Он, не отворачиваясь, вытягивает откуда-то из спины одну из своих вездесущих рук, берёт свой подарок, поворачивает меня и медленно, с чувством расчёсывает. Я вспоминаю об Олли. - Она скоро придёт в себя… - Не придёт. Это я. Чтобы не мешала. Удовлетворяюсь. Ладно, пусть. Но если с ней что-то будет, его хвалёный гребешок будет засунут ему в… - Почему ты меня не убьёшь? Вот уже минут десять я нагло его провоцирую. Просто любопытно. - Оно всё ещё стучит, - невозмутимо отвечает он, и я вновь остаюсь ни с чем. - Знаешь, моё тоже. Не пытаюсь шутить. Слендер молчит и вдруг выдаёт: - Кстати. Предупреждаю. Ещё одна такая выходка, и я тебя заберу. Насовсем. У меня дыхание перехватывает от такого привалившего счастья. Только уйди, и я всё сделаю, как надо, чтобы уж точно ты вернулся… У меня столько вопросов. И он мне небезразличен. Надо как-то сказать ему это. А то у него сердце. Откуда вообще? Как? Странно… Нет, не сегодня. - Что? Почему? - он освобождает меня. Кидаю вопросительный взгляд. - Ты вслух говоришь. Темно, но мертвенно-бледный цвет моей кожи наверняка заметен. - Я… Не помню. Извини. И он резко исчезает. Но я осознаю, что больше с той целью, что была вначале, он меня не свяжет. Оливия, очнувшись, уезжает, сказав, что в следующий раз вернётся с электриком. Вскоре Слендер возвращается и начинает мелькать по комнате туда-сюда. - Ты знаешь, что сегодня 13 февраля? И, как ни странно, пятница? Завтра всё будет хорошо. Завтра у людей праздник. Лучший день - завтра. Я приду завтра, - мягко склоняет он голову набок. Медленно растворяясь в воздухе, машет рукой. - Стой! - начинаю я голосить и хватаю его за эту самую руку. - Ты забыл… Он материализуется, и я со спокойной совестью могу его обнять. - Хорошо, что я не дышу, - сипловато, но громко произносит он, но в ответ даже не дотрагивается. - Ты никогда никого не обнимал? - тыкаю его в плечо и обиженно отворачиваюсь. Он испуганно шарахается от меня. Я громко цокаю и машу на него рукой: вали, мол. Но моё лицо озаряет совершенно дурацкая и глупейшая улыбка (щёки аж болят), когда невероятно гибкие руки притягивают моё тело спиной к плоской груди. Даже не пытаюсь вырваться. Но… - Нет, - распутываюсь. Повернувшись, снова прижимаю к себе, одну его руку кладу себе на спину, другую - на талию. - И так стоять? - он переходит на шёпот. - И так стоять, - тоже шепчу. Бабочки в моей голове, животе, груди всё никак не хотят успокоиться.