ВС-4 "Ничего общего"

Смешанные чувства не покидали Риту и по дороге в музей. Никита довольно сообщил, что сначала они едут на Рижскую, а потом на Павелецкую, потому что есть два разных музея, посвященных паровозам, и первый закрывается уже в четыре часа дня. Власова поняла, что в данной ситуации единственное, что она может – это контролировать процесс, потому что мужчины уже все обсудили и решили без нее. Она откинулась на спинку сидения и почему-то испытала чувство облегчения: ее усадили, куда-то везут, ничего не требуют – красота же! Припарковав машину как можно ближе к входу, Гранин спокойно купил билеты на всех троих, хотя Рита и попыталась этому помешать: - За себя и сына я плачу сама… - начала она, но он перебил тоном, не терпящим возражений: - Вот когда будешь сама, тогда и плати себе на здоровье, а сейчас вы со мной. И я даже не буду это обсуждать. Власова и не собиралась. Ощущение, что ей не надо ничего рулить, а можно только присутствовать, как-то очень быстро расслабляло и настраивало на пофигистический лад. Особенно после всего пережитого за последние несколько часов. Никита был в восторге, и это было главным, а дальше… она как-нибудь потом подумает. Рита лишь поправила шарф, чувствуя, как распаляется мартовское солнце, и последовала за мужчинами, тщательно изучавшими таблички и экспонаты под открытым небом. Не удержавшись, сама не зная зачем, она достала мобильный телефон и тайком сфотографировала Павла с Никитой. Закусив губу, как нашалившая школьница, Власова быстро спрятала аппарат в карман, подошла ближе, услышав голоса, и встала за спиной экскурсантов. - …потому что тормозной путь поезда может быть вплоть до одного километра, - с умным видом вещал Гранин ее отпрыску, и Рита подивилась таким знаниям. - Ого! – с восторгом отозвался Никита. – Целый километр! - Поэтому бессмысленно рассчитывать, что он успеет остановиться, - продолжил свою мысль Павел, и мальчик кивнул: - Будем убегать. - Причем сразу в сторону, - уточнил Гранин, и Власова решила подать голос: - Я дико извиняюсь, джентльмены, а куда это вы бежать собрались? Мужчины обернулись. - Да не, ма, - рассмеялся сын, - это мы просто обсуждаем паровозы и их способности. - А-а, - понимающе протянула Рита и перевела взгляд на Павла. – Я и не знала, что ты у нас специалист по поездам. - Я нет, а вот мой отец – да, - заметив вопрос в ее глазах, он продолжил: - Он всю жизнь проработал проводником. Сколько себя помню, вечно какие-то истории нам привозил из своих рейсов. - Ух ты! – искренне восхитился Никита. – Круто, наверное! - Если хочешь, я тебя с ним познакомлю – он и тебе расскажет, - просто предложил Гранин. – Он любит это дело. - Правда? – просиял мальчик, но тут же перевел опасливый взгляд на мать. - Ну, если мама разрешит, - просек ситуацию Павел, выразительно посмотрев на Риту. - Мама подумает, - лаконично ответила та и, дождавшись, когда Никита уйдет к другому экспонату, твердо сказала: - Не надо давать обещания, которые потом не сможешь сдержать, потому что ребенок поверит и будет ждать… - Ты меня с кем-то путаешь, - с вызовом ответил Гранин, хоть и говорил тихо. – И я не даю обещания – я договариваюсь. Позвоню отцу – узнаю, какие у него планы, и привезу вас в гости. - В смысле в гости? – опешила Власова. - В прямом. В гости. В Истру. Я даже думаю, что отец будет рад больше Никиты, потому что давно на пенсии и не с кем ему свои байки травить – мы-то их все уже чуть ли не наизусть знаем. - Ну да, а тут новые уши… - пробормотала Рита. - С твоего разрешения, конечно, - развел руками Павел, и ей показалось, что в тоне прозвучали недовольные нотки. – Ты же у нас капитан. - Ты вообще-то тоже, - ровным голосом заметила она, и он чуть улыбнулся. - Мне показалось или ты только что сказала, что ты согласна? - Я сказала, что я подумаю, - отрезала Власова и поспешила к сыну, ускакавшему уже от них на приличное расстояние. День проходил замечательно, если не считать того, что Рита чувствовала себя в высшей степени странно. С одной стороны, ее несколько раздражало постоянное превосходство Гранина – он быстро принимал решения за всех и лишь изредка считал нужным консультироваться с ней дежурной фразой «если мама разрешит». Ей даже на секунду почудилось, будто они одна семья, просто она почему-то на него в обиде, поэтому он ведет себя нормально, как полагается мужу и отцу, а она… Рита вздохнула. Какой бред. Размечталась ты, Власова!.. Потому что с другой стороны, она уже сто лет не чувствовала себя такой расслабленной и умиротворенной, да-да, даже несмотря на внутренний протест. Рита так привыкла, что ее ребенок – это исключительно ее проблемы, что практически двадцать четыре часа в сутки пребывала как включенная сигнализация – всегда в режиме быстрого реагирования и разрешения косяков. А тут – о чудо! – она шла рядом с ними и не беспокоилась абсолютно ни о чем. Наверное, это и есть счастье, мелькнула глупая догадка, когда ты можешь вырубить внутреннюю сигнализацию в той ситуации, когда обычно держишь на низком старте. Странное дело, неужели она начала доверять Гранину? Власова усмехнулась своим мыслям, отслеживая краем глаза перемещение мужчин по территории. Сославшись на то, что хочет погреться на солнышке, Рита осталась у входа и ждала, пока они вернутся обратно. А с третьей стороны, да-да, была еще и третья сторона, причем самая важная! Так вот с третьей стороны, Никита так радовался прогулке, словно и не было подставы отца, всех этих горьких слов и истерики. Пожалуй, только за это Власова была готова простить Павлу его командирские замашки. Нет, она, конечно, была в курсе, что завоевание ребенка – самая распространенная тактика, чтобы соблазнить мать, но было что-то в поведении Гранина, что заставляло ее отметать этот вариант, что-то естественное, искреннее... В любом случае, Рита решила, что возможностью отдохнуть надо пользоваться, а разложить все по полочкам она еще успеет вечером, когда Ник ляжет спать. Скворцова медленно приходила в себя. В голове было как-то шумно, в горле – сухо. Ольга с трудом открыла глаза, пытаясь вспомнить, что случилось, но, увидев перед собой знакомую фигуру, резко села на диване. - Проснулась, - усмехнулся Воробейников. – Я уже будить хотел. Не ожидал, что так долго будешь спать. Скворцова молчала, осторожно оглядываясь вокруг. Верхней одежды на ней не оказалось, как не было на ногах и сапог. Теперь она вспоминала и ту девочку, спрашивающую про аптеку, и тряпку с хлороформом. Артем ее похитил, но зачем? Словно прочитав ее мысли, он произнес: - Я не собираюсь тебя убивать, - спокойно улыбался он. – Впрочем, если ты будешь вести себя хорошо, то с тобой вообще ничего такого не случится. Вести себя хорошо? Это как? Аня тоже вела себя хорошо, однако ее готовили на органы, а это вряд ли можно считать чем-то хорошим для донора. Ольга непроизвольно вздрогнула от мысли, что донором теперь хотят сделать ее, но тут же отмела эту идею, как неподходящую – у них с Аней разные резус-факторы при одной группе крови, и это критично при трансплантации. Хотя… если просто продать на органы… - Неужели ты так меня боишься? – Воробейников внимательно следил за ней, сидя в кресле напротив, их разделял лишь журнальный столик из темного дерева. - Я думаю, - подала голос Ольга, едва узнав саму себя, и откашлялась. - Воды? – галантно предложил Артем, но она лишь помотала головой. Однако он протянул ее сумку. – Там твоя бутылка воды. И я туда ничего не подмешивал, если ты опасаешься этого… - Ольга не шелохнулась. – Тогда подумай логически: если бы я хотел что-то тебе подмешать, то вколол бы, пока ты спала. Скворцова неуверенно потянулась к сумке и заглянула внутрь: бутылка воды, кошелек, книжка, фотоаппарат. Все. В карманах остались документы, салфетки, карандаш, ручка, блокнот, ключи и мп3-плеер. Вроде все, как обычно, кроме телефона, но… как-то не на своих местах, что ли… - Твой телефон пришлось упразднить, извини, - заметил ее осмотр Воробейников. – И маячки из твоей сумки и одежды – тоже. Мне не нужны гости. Ольга с трудом подавила вздох. Черт! Надо было вшивать под подкладку сумки. Теперь-то ее точно никто не найдет! Но они хотя бы должны забеспокоиться, что она пропала с радаров и… найти как-нибудь. Ну есть же всякие камеры, навигаторы, видеорегистраторы… Так, не отчаиваться, только не отчаиваться, сохранять здравый смысл и трезвость рассудка. Ее найдут, обязательно найдут. В памяти невольно всплыли моменты из Салоу, когда ее похитил и собирался убить Борис. Костя… Он спас ее тогда – должен и сейчас спасти. Он упрямый – он перевернет небо и землю, она должна верить! - Ты ничего не хочешь мне сказать? – улыбнулся Артем. - Где мы? – выдавила из себя Скворцова, чтобы не гневить похитителя. - Разумно, - одобрил он кивком. – Мы в моей квартире. О ней никто не знает, так что ты можешь расслабиться и не ждать гостей тоже. - Что вам нужно? – продолжала играть по правилам Ольга. - Мне нужно знать, в чем я прокололся, - Воробейников посерьезнел. – У меня есть деньги и документы, чтобы улететь спокойно в другую страну. Тебе не предлагаю составить мне компанию, потому что знаю, что не полетишь, хотя любой другой я бы попробовал предложить, - он усмехнулся и вновь посерьезнел. – Думаю, не нужно тебе рассказывать, что весь план был проработан мной. Я все еще ценю в тебе способную ученицу. Беда лишь в том, что он был выверен до мелочей, и я откровенно не понимаю, как вы нас обнаружили. Вы должны были узнать о том доме только после пожара и, соответственно, после моего отлета. Но вы там появились не вовремя, - он замер на месте, но потом подошел к дивану и сел рядом. – В чем я прокололся? Как вы узнали про этот дом? Скворцова интуитивно отодвинулась в угол дивана, но Артем лишь усмехнулся и придвинулся ближе. Ольга вскочила, отходя к окну и бросая быстрый взгляд на улицу. Окна во двор, этаж, наверное, седьмой-восьмой – не выпрыгнешь, разбив стекло. Она повернулась к Воробейникову и осторожно осмотрела комнату. Вроде квартира как квартира, только… не жилая она какая-то. И мебель есть, и книги какие-то стоят, а жизни нет. - Здесь нет никаких острых предметов, - начал экскурсию Артем, - чтобы меня пырнуть. Также нет никаких веревок или поясов, чтобы задушить. Даже подушек нет для этого. Все тяжелые предметы, которыми ты могла бы меня ударить, я тоже упразднил. Я подготовился, - ухмыльнулся он. – В этой квартире я в полной безопасности, поэтому не надо пытаться делать глупости. Я знаю, что ты способная, но поверь мне – я тоже. Ольга нервно сглотнула, чувствуя, как внутри все трясется, и попыталась унять дрожь в руках, чтобы он не заметил. - Что будет, когда я отвечу на ваши вопросы? – она очень старалась, чтобы голос звучал ровно. - Я вколю тебе лекарство, оставлю здесь и уеду. Ты уснешь. Перед отъездом я верну тебе телефон. Когда ты придешь в себя, позвонишь своим – они определят твое местонахождение и приедут, - пожал он плечами. – А я в это время буду уже за много тысяч километров отсюда. - А если я не отвечу? – рискнула Скворцова, и Артем, нахмурившись, пошел на нее. - Я тебе не рекомендую, - серьезно сказал он, остановившись в шаге от заложницы. – Ты, конечно, выделяешься среди других моих студентов, но тюрьма, знаешь ли, не облагораживает людей. Не мне тебе рассказывать, скольких я уже убрал со своего пути. Помнится, на семинарах я вам говорил, что, убив одного человека, преступник частенько не испытывает больше проблем, чтобы расправиться со следующими. Теперь я это знаю на практике. Ольга сжала зубы, ругая себя за аморфность. Думай, голова, думай! Но мозги словно сковало, и логические выкладки давались с трудом. - Как я могу верить, что вы меня потом не убьете? – заставила себя произнести Скворцова. - Боюсь, что на слово, - усмехнулся он и взмахнул руками. – А как ты хочешь мне верить? Расписку тебе оставить? - Я хочу в туалет, - быстро проговорила Ольга, чувствуя, как первый ужас проходит и разум наконец-то начинает активизироваться. Воробейников прищурился, внимательно глядя на свою заложницу, затем кивнул. - Хорошо, но у тебя пять минут. И без глупостей. Он указал ей направление, находясь на почтительном расстоянии, чтобы она не могла на него кинуться. Скворцова и не собиралась. Несмотря на не слишком атлетическое телосложение Артема, было ясно, что она бы эту схватку проиграла, и неизвестно, чем бы все кончилось. В коридоре и туалете тоже не было ни одного предмета, который мог бы открыть ей путь к спасению. Машинально она закрыла щеколду, но вместе со щелчком услышала голос похитителя: - Я эту дверь могу вынести одним ударом, имей в виду. У тебя пять минут, время пошло, - напомнил он. Ольга огляделась. Пять минут, чтобы что-нибудь придумать. Во-первых, осмотреться, что тут нет камер. Вроде нет. Во-вторых… Если он слово не сдержит и повезет куда-то дальше, то нужно оставить следы своего пребывания, чтобы эксперты могли хотя бы вычислить, что она здесь была. Дрожащими руками Скворцова выдернула несколько волосин из растрепавшегося хвоста и закинула их за унитаз – если ему придет в голову все отмывать, он не должен их найти. Потом Ольга интенсивно залапала стены снизу доверху. Снова осмотревшись вокруг в тщетных поисках чего-нибудь острого, она собралась с духом и прокусила губу, затем пальцем размазала кровь по стене и полу, стараясь делать это в не очень заметных местах. Костя говорил, что отмыть до конца нельзя, что у них есть прибор, который все видит. Что она еще может сделать? Скворцова сделала глубокий вдох и принялась ощупывать себя. Тело не болело, значит, с ней он ничего не сделал. И одета она вроде, как была. Артем сказал, что вытащил маячки из ее одежды, и она, конечно, не знает, насколько плотно он ее обыскивал… От этой мысли Ольгу передернуло, но слабая надежда теплилась в душе. Она тогда у Тихонова чуть ли не горсть их взяла и дома распихивала: один в сумке, другой в куртке, третий в пальто, четвертый в сапогах… Жаль, она не может проверить сапоги, но, судя по тому, что Воробейников их с нее снял, значит, нашел там шпиона. Оставался последний маячок… Скворцова аккуратно провела пальцами по шву рукава, и слезы навернулись на глаза: есть! Последний, спрятанный в рукаве, он не нащупал! Ваня, Ванечка, увидь, пожалуйста! – мысленно просила она, вытирая щеки, чтобы на выходе преступник ничего не заметил. Тихонов побелел, когда увидел, как быстро один за другим пропадают маячки с экрана, а программа отчаянно пищит, обнаруживая потерю. - Твою мать! – не сдержался он, хватаясь за телефон. - Что случилось? – встревоженно обернулась Амелина, которую вызвали днем, как только дело запахло жареным. - Звони Рогозиной, - быстро приказал Иван, набирая номер. – Черт! – снова выругался он, услышав дежурную фразу про недоступного абонента. - Галина Николаевна, - неуверенно начала Оксана. – Тут Тихонов велел вам позвонить – случилось что-то… да, поняла, - она поставила трубку на место. – Так что случилось-то? Рогозина сейчас зайдет. - Что тут у вас? – полковник прилетела так быстро, как только смогла. - Пропадают маячки Скворцовой, ее телефон тоже недоступен, - хмуро ответил Иван, вглядываясь в экран и увеличивая карту. – Осталось три… черт, теперь два… - Они двигаются куда-нибудь? – напряглась Рогозина, схлестнув брови на переносице. - Да, по трассе в сторону области. Ольга, видимо, приехала в больницу, и там ее перехватили… Черт, один маячок остался. Если он вырубится, то все… - прошептал Тихонов. - Кинь мне адрес, я попробую подключиться к камерам на дорогах, - впряглась в работу Амелина. - Алло, Костя? – тем временем, звонила Галина Николаевна в больницу. – Только что с территории больницы пропала Ольга. Скорее всего, до нее все-таки добрался Воробейников. Оставь Юлю на охранника и опроси быстро всех на месте – может, кто-то что-то видел. - На камерах ничего толком нет, - разочарованно пробормотала Оксана. – Тут стоит только две, но за автобусом не видно. А тут троллейбус перекрывает… - Все, он свернул, - напряженно выдал Тихонов. – Знает, гад, где камеры установлены, – дворами уходит. - Что с маячком? – теребила телефонную трубку в руках Рогозина. - Пока жив… последний… - Иван следил за перемещением объекта. - Может, Ольга его куда-то внутрь одежды пристроила? – обернулась Амелина. – Ну, в лифчик, например, поэтому он его не нашел? - Не хочу быть пессимистом, - мрачно начал Тихонов, - но если этот Воробейников хочет не убить ее, а… поиметь, то скоро мы останемся и без последнего маячка… В лаборатории повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь жужжанием аппаратуры. - Сдается мне, что все билеты, которые он взял, были специально для нас, - тихо, сквозь зубы, произнесла полковник. – Он просчитал, что мы можем вычислить его новые документы, и просто подыграл… Иван, где они сейчас? – наклонилась она к экрану, параллельно набирая номер. – Надо снимать наших с вокзалов… Кто там у меня ближе всех… В здании музея на Павелецкой оказалась Паровозия*. Власова уже замерла на пороге, готовая повернуть назад из-за немыслимых цен на входные билеты по сравнению с Рижским вокзалом, но выяснилось, что мужчины были в курсе и ехали сюда именно за этим. Гранин, как и в тот раз, спокойно заплатил за всех, кассирша логично приняла их за семью и пожелала удачного досуга. М-да, Рита, как много ты пропустила за пять минут переодевания, оказывается, невольно подумала Власова, молча проходя вслед за Павлом и Никитой. Быстро обойдя музейные экспонаты, они спустились на цокольный этаж, где и располагалась игровая галерея. Довольный ребенок лишь махнул рукой взрослым и, быстро скинув обувь, умчался к рельсам и вагонам. Уже через минуту он что-то оживленно обсуждал с мальчиком помладше, явно намереваясь замутить совместное строительство железнодорожного полотна. - Я должен перед тобой извиниться, - вдруг сказал Гранин, когда они сели на скамейку, в стороне от общего балагана, и Рита удивленно приподняла бровь. – За то, что произошло у тебя в квартире, - объяснил он. - А… - Власова кивнула, не зная, что сказать. Прощаю? Глупо как-то. Да и стоит ли вообще возвращаться к этой неприятной сцене. - У меня есть брат, - неожиданно произнес Павел. – Старше на пять лет. Сводный – у нас разные отцы. Мама развелась с его отцом, когда ему было три года… - Рита с трудом удержала эмоции, начиная догадываться, куда кривая выведет. – Потом вышла замуж за моего отца. Потом родился я, - он рассказывал все медленно, взвешивая каждое слово и глядя прямо перед собой, словно ее рядом не было. – И я с детства помню, как мама вот так же кружилась вокруг Руслана – брата, пытаясь оправдать наплевательское отношение его папаши. Она даже подарки покупала сама и делала вид, что это от него. Я тогда не знал – не понимал, почему у Руслана вечно хмурое настроение каждый второй выходной и в каникулы. - И… чем все закончилось? – рискнула Власова. – Ну, он же уже большой, твой брат. - В один из таких хмурых выходных мой отец стукнул кулаком по столу и сказал, что хватит. Что баран, который пасется неизвестно где, не может считаться папой, - Гранин усмехнулся. – Мне эти слова его прям врезались в память: баран, который пасется неизвестно где… А еще он сказал, что у него два сына и тема закрыта. - И как отреагировал твой брат? Сколько ему тогда было? - Точно не помню – лет двенадцать вроде, может, чуть больше, - пожал плечами Павел. – Сначала мама была против, мол, ребенок должен знать свои корни и прочая ерунда. А отец просто собрал нас двоих и повел гулять. Когда мы вернулись, мама сделала вид, что этого инцидента не было, и с тех пор мы единая семья. - А отец твоего брата… он не появлялся потом? - Нет, - Гранин повернул голову в ее сторону. – Он и раньше бы не появлялся, если бы мать не вытаскивала его силком неизвестно откуда, - он пристально посмотрел Рите в лицо, и ей сразу стало неловко, словно Павел обвинял ее в неподобающем поведении. – Сегодня, когда я случайно услышал ваш разговор, у меня как щелкнуло что-то в голове. Дежа вю. - Ну, я не покупаю ребенку подарки, чтобы выдавать их за подарки отца, - Власова почувствовала необходимость защищаться. - И то хорошо, - хмыкнул Гранин, и Рита невольно напряглась. - Скажи, а твой отец тогда тоже твоей матери бросил, что она живет надеждой, что первый муж к ней вернется? – она с интересом заглянула ему в глаза, мол, нечего на меня наезжать. - Нет, - Павел понимающе улыбнулся. – Виноват, товарищ капитан. Исправлюсь. - Уже исправился, - вырвалось у нее, и, почувствовав, что краснеет, Власова отвернулась. – Никита доволен – это главное. - Он тебе хотя бы алименты платит? – осторожно поинтересовался Гранин, и она усмехнулась, поворачиваясь к нему вновь. - Боюсь, у него нет другого выхода – я все же капитан полиции, - Рита помолчала, словно собираясь с мыслями. – Паш, я все понимаю – про твоего брата и вообще, но… Никита – мой сын, и я сама решаю, что и как делать. К тому же, тогда твой отец разрулил ситуацию быстро и логично, потому что… - она запнулась, внезапно осознав, к чему в итоге выведет ее мысль. Черт! Типун тебе на язык, Власова! – отругала она сама себя, но это не помогло: по выражению лица Гранина было ясно, что у него с дедукцией тоже все в порядке, он смотрел на Риту хитро, изогнув губы в полуулыбке. - Забыли! – резко выдохнула она, и его улыбка стала шире. Власова отвернулась, ощущая, как румянец вновь заливает щеки. Ну что за безобразие! Она знакома с ним всего неделю! А такой разговор завела… Отец разрулил ситуацию, потому что он был мужем матери и отцом второму ребенку, а у нее, у Риты, никакого второго мужа нет. И из этого совершенно логично следовало, что… Что? Чего ты испугалась, Власова? Что он вдруг тебя замуж позовет, как позвал гулять? Или наоборот – в глаза скажет, что размечталась? Хотя ты и не мечтала… Ну, в смысле, о нем не мечтала, а так-то… черт его знает. Ты настолько погрязла в круговороте из дома, работы и сына, что забыла про себя саму. Так было проще – не думать, позволить броне отрасти потолще, чтобы в любой ситуации… А тут – пожалуйста… Выискался! Теряешь доспехи, как белый одуванчик – семена-вертолетики. - Здесь буфет вроде есть, - нарушил ее мысли Гранин. – Ты перекусить не хочешь? - Я – нет, - она повернулась к нему. – Но ты, если хочешь, можешь пойти поесть. - Я тоже не хочу, - он внимательно разглядывал ее лицо. – Никита попросил МакДональдс после музеев. Если ты не против, конечно. - Что значит «попросил»? – возмутилась Рита. – Нет, вот же… - она не закончила фразу, всплеснув руками. – Ну, я ему устрою дома… Попросил он!.. Что? Павел широко улыбался. - Нет, ничего. Просто вспомнил про лысого ежика. И вновь кровь прилила к ее щекам. - Гранин, если ты будешь вгонять меня в краску, я запрусь в туалете и выйду оттуда, только когда мы соберемся домой, - пригрозила она, пытаясь скрыть пламенеющие щеки под каскадом волос. - Я вгоняю тебя в краску? Вот это новость! Ладно, я обещаю так больше не делать. По крайней мере, в общественных местах, - хитро добавил он. – И вот это «мы соберемся домой» мне очень нравится. - Даже не мечтай! – вспыхнула Рита, и Павел рассмеялся от души. Она оттаивала. Он совершенно ясно видел, что она теряет свою многослойную броню по чешуинке, а значит, он на правильном пути, значит, нельзя сдаваться! Еще немного усилий и – крепость падет. Ну и что, что они всего неделю знакомы – какая разница сколько? Он, как только увидел ее, понял, что именно такую женщину искал всю жизнь – решительную, смелую, волевую, умную… ну и красивую, да, что ж тут юлить. И хотя сердце замирало каждый раз от ее ехидных комментариев, он решил, что не поддастся и пройдет этот путь до конца – уж больно заманчивый трофей маячил на финише. Признаться честно, он уже думал, что найти все желаемые качества в одной женщине – задача нереальная: она либо умная, либо красивая, либо решительная. А потом появился этот танк по имени Маргарита Власова, и сердце екнуло – она. Он, конечно, сначала поухмылялся сам себе, что первое впечатление обманчиво, но чем больше за ней наблюдал, тем громче стучало сердце, подтверждая: она, она, она! И он верил в успех, даже если порой это было дьявольски сложно: за ней не заржавеет и взгляд в него убийственный метнуть, и послать куда подальше раз надцать на дню. Но самое интересное заключалось в том, что, несмотря на всю эту оборонительную стрельбу, она подпускала его к себе все ближе и ближе, и он просто решил, что она его проверяет. С таким жизненным бэкграундом это, наверное, логично. Но ничего, его подобной аттестацией не испугать: когда он ей заявил, что отец воспитал его мужчиной, он не врал и не хвастался – правду говорил.