His only crime...

11 лет назад Десятки зажженных факелов, устроенные в стене и чередуясь с резными деревянными панелями, служат не столько для освещения длинного узкого коридора, сколько для придания значимости, выведения из мрака и почтительного внимания к тому, что является действительно важным в храме с величайшим прошлым - древние символы, хронология свершений братства с многовековой историей, изображенные на панелях. Не для украшения, красота здесь непозволительно бесполезная трата сил, времени и потенциала обитателей этого места, а для поддержания духа, веры, идеологии, постоянного напоминания о былых подвигах и о том, что будущее в руках их, членов Лиги Теней. И каждый брат, проходя по коридору изо дня в день, с гордостью и честью созерцает эти ценнейшие доказательства о достоинстве своих предшественников, и сердце его заполняется неодолимой тягой рьяно и усердно служить и отдать жизнь за свое братство, за своего наставника. В самом конце прохода последний факел почти потух, бамбуковое основание, будто на разболтавшемся креплении, съехало набок и горючее масло вылилось на пол, лишь жалкий огонек еще теплится на поверхности, готовый исчезнуть в любую секунду от гуляющего сквозняка. Бэйн идет в сторону комнат членов Лиги, по привычке смотря прямо перед собой, и отсчитывая, сколько раз в поле его зрения врезаются огненные вспышки. Он знает наизусть значение символичных панелей, но яркое освещение, выделяющее их, слепит глаза, неприятно и все еще непривычно. Порезы на его плече затянутся через пару дней, но ярость, холодная, не знающая освобождения, останется внутри надолго, возможности попытаться вырваться наружу уже не будет – мужчина научился контролировать ее. Даже сейчас, после тренировки с дюжиной противников сразу в зале подготовки, он не чувствует усталости, удовлетворения, будто мучимый жаждой, не может напиться, не знает способа загнать и измотать себя, чтобы наконец успокоиться и избавиться от боли, что раздирает его изнутри. В его ушах все еще звучат лязг металла, глухой стук падающих тел и выкрики Ра’с Аль Гула с еле сдерживаемым гневом «Встать!», когда побежденные без сил лежали у ног Бэйна, а он лишь тяжело дыша и по-прежнему в боевой стойке с неукротимым взглядом ожидал решения наставника. Слишком сильный и выносливый, чтобы одолеть его честно, слишком умный и внимательный, чтобы обмануть хитрым приемом. Бэйн не закрывает за собой дверь, оказавшись в маленькой комнате, освещенной лишь неярким лунным светом, заглядывающим в единственное окно. Братьям нечего скрывать друг от друга и ни на одной двери здесь нет замков. Затем плеснув воды из кувшина на кусок ткани от старой накидки, стирает кровь с руки. Странное ощущение не воспринимать причиненную физическую боль, не чувствовать слабости, увеличения пульса, адреналина в крови… будто и не человек вовсе. Обезболивающий газ в маске словно атрофирует все чувства в организме, но не замедляет скорость реакции, не затупляет работу мозга. Бэйн чувствовал в себе силы справиться с вдвойне превосходящим числом противников и видел в глазах наставника, что тот знает об этом. И эта кровь, что он позволил пролить, подставив под удар свою руку так, что даже мысленно смог просчитать, под каким углом и насколько глубоко меч прочертит борозду в его плоти, чтобы напомнить и себе и наблюдающим, что он живой, он не монстр, вырвавшийся из преисподней. Бэйн отмечает еще один день в календаре. Он ведет счет всем дням, как только встал на путь Лиги теней. С того дня, как она вернулась за ним и воскресила из царства мертвых. Единственный луч света, надежды, желания жить – Талия. Маленький ребенок, само существование которого противоречило вероятности зарождения жизни в том темном грязном месте, созданном лишь для мучений и смерти. И она не только смогла выжить, но и выбраться... Талия увидела мир за тюремными стенами, почувствовала ветер свободы и нашла своего отца, но не забыла о друге. - Мы связаны, - говорила она Бэйну в день своего возвращения, - Я это всегда знала. Всегда чувствовала твою отвагу и силу, будто какая-то ее часть перебралась и в меня. С малых лет мне казалось, я чувствую твое присутствие где-то поблизости. Будто что-то притягивало меня, что-то обещало безопасность и покой. И я не ошиблась. С тех пор, как ты появился в моей жизни, я больше не чувствовала страха. Ты был единственным другом, таким же озлобленным на мир человеком, как и я, только взрослее и сильнее. И я мечтала стать такой же. Я представляла во сне, как мы выбираемся из Ямы и мстим нашем обидчикам, когда засыпала на жесткой подстилке, поджимая босые ноги к груди, чтобы согреться. И знание того, что у меня есть ты - защитник, опора и поддержка, не давало мне отчаиваться… Слабый скрип и тихие шаги за спиной заставляют лишь на мгновение невольно вздрогнуть мужчину. Он знает, что только один человек может нарушить его уединение, невзирая на запреты наставника. И ее Бэйн рад видеть всегда, но сейчас не самое удачное время. - Тебе нельзя здесь быть, - произносит он, даже не оглянувшись, - Правила одни для всех... - Правила! - громко усмехается девушка, перебивая его, - С каких пор ты начал указывать мне на правила? Она закрывает за собой дверь, и, не обращая внимания на неодобрение Бэйна, зажигает несколько свечей, по-хозяйски расставляет по одной на полках с книгами на стене и оставляя пару на столе. Удовлетворившись освещением, Талия укоризненно поджимает губы, оглядывая рану своего друга. Ее никогда не пугал вид крови, как и множество других вещей, связанных с мучениями и болью. Продолжая хранить молчание, девушка достает из привязанного к штанам тряпичного мешочка небольшой сверток засушенных трав и вытряхивает в ступку на столе, собираясь приготовить заживляющую мазь. Бэйн сам о себе не станет заботиться, а на его теле уже достаточно шрамов, чтобы добавить к ним еще один, доставшийся так нелепо. - Я сам, - говорит он, вздохнув с металлическим скрежетом, и забирает ступку из ее рук. Он уже решил, что сейчас она уйдет, но Талия садится на низкую кровать в углу темной комнаты, больше напоминающей каморку отшельника, и подбирает под себя ноги. Привычка, оставшаяся с детства. Но она уже не похожа на ту маленькую девочку, к которой он однажды привязался и поклялся защищать любой ценой. Ей едва исполнилось семнадцать. И хотя она предпочитает ходить с коротко стриженными волосами, подобно юноше, ее тело уже приобрело формы совсем не мальчишеские - фигура молодой женщины угадывается даже под однообразными черными одеяниями, принятыми носить членам Лиги. Она более чем переняла смысл учений своего отца и прониклась ими не меньше. Справедливое правосудие – путь к гармонии во всем мире. Чтобы одолеть противника, нужно увидеть больше, чем способны глаза, нужно понять его страх. Чтобы подчинить страхи других, необходимо сначала совладать со своими. И, кажется, она уже не боится ничего. С прямым, почти задиристым, взглядом смотрит на каждого, будто желая бросить вызов. Оттачивает мастерство приемов и тренирует силу воли наравне с мужчинами. Пытается побороть боль, физическую, унизительную, то главное чувство, что является лишь пустым звуком в храме Лиги, что отличает всех братьев, поборовших в себе свойства обращать внимание на телесные муки плоти. И ее уважают не за происхождение и то, кто она есть, а за нерушимую волю, упорство и веру в свои силы. Ни одному человеку до нее не удалось выбрать из Ямы, а это дорогого стоит. Бэйн равнодушно принимается за дело, не собираясь разговаривать с упрямой девчонкой, и в тишине лишь перетираемые сухие побеги в гранитной ступке скребут слух. Он чувствует взгляд Талии за своей спиной, словно знает и о чем ее мысли. - Я все видела. Ты поддался Инсару, - начинает Талия и делает паузу, разглядывая мужской затылок, - На короткий миг позволил ему почувствовать близость сладкой победы. Бэйн продолжает молчать. - Тебе их не обмануть, - вздыхает она, - а мой отец… Талия поднимается и подходит к нему, видя, как мужчина заметно напрягся. - Он слишком жесток, - твердо говорит она, забирает из его рук тяжелую посудину и, добавив аирного масла к перетертым сухим травам, перемешивает в кашицу содержимое. - Твои тренировки тяжелее, чем остальных... - И я благодарен ему за это! – не выдержав, резко произносит Бэйн, - Чем больше его ненависть ко мне, чем выше его требования, тем яростней мои старания и самоотверженность. - Ты надеешься заслужить его признание? - Мне не нужны ни признание, ни чествование, - он раздражается еще сильнее и отворачивается, стараясь унять гнев и гложущую боль в груди, слабо напоминающую обиду. Бэйн сжимает кулаки и делает глубокий вздох, с шумом вырывающийся из маски. Он злится на самого себя за это недостойное чувство, от которого почти избавился, но оно, как застарелая язва, напоминает о себе, стоит лишь потревожить ее неловким движением. - Ты ожесточен, Бэйн. Ярость от отчаянья, что поселилось давно в душе, отражается в твоих глазах. Члены Лиги сторонятся тебя, потому что боятся. И тебя это устраивает... - Талия ласково кладет ладонь на его руку и, дождавшись, когда он взглянет на нее, продолжает, - но ты не один. И никогда не будешь один. Ее слова приятно обволакивают слух. Он ненавидит свое имя, но то, как его произносит Талия, кажется ему музыкой, тихим перезвоном колокольчиков, шелестом листвы, чем-то очень трепетным и тайным, что дано испытать только им двоим. Бэйн смотрит на девушку не в силах отвести взгляд. Она выросла. И как ни пытался он закрыть свое сердце, сохранив в нем любовь к Талии лишь как к ребенку, к маленькой искре света в темноте, который трепетно оберегал, его чувства изменились, переродились, возвысились над тем, что может контролировать разум. И сейчас Бэйн слышит в последних словах девушки намного больший смысл, чем она имела ввиду. Он выдерживает долгую паузу, надеясь услышать подтверждение своим мыслям, но Талия молчит. - В таком случае мне большего и не нужно, - тихо говорит он. Прохладный воздух сквозь приоткрытое окно доносит едва уловимые звуки вечерних песнопений монахов из монастыря, заставляя невольно прислушаться, прочувствовать глубину смысла и хотя бы попытаться постичь то состояние, в котором пребывают они сами. - Скоро мне будет необходимо уехать, - прерывает девушка благословенное молчание и видит, как утихшее было раздражение в серых глазах Бэйна разгорается снова, придавая им стальной оттенок. - Я знаю. Ра’с Аль Гул хочет, чтобы ты училась, путешествовала, приспосабливалась к жизни в современной цивилизации, своими глазами увидела, к чему приводят людские пороки. - Жестокость, предательство, жадность. Со всем этим я уже успела столкнуться и бороться. - Здесь ты обучилась искусству сражения, боевой защиты, хитрости, так излюбленной твоим отцом. На Западе все иначе, там ты познаешь все стороны человеческой сущности. Талия отмахивается от его слов, уверенная, что испытала и знает уже достаточно. - А как насчет тебя? Твои стремления… - Ни к чему говорить обо мне, - обрывает ее Бэйн. - Ты ненавидишь моего отца не меньше, чем он тебя, - прямо говорит она, - но верно и преданно служишь ему. Почему? Он отворачивается, чтобы достать из ящика тонкий кусок чистой материи и не реагирует на пристальный взгляд девушки, которая молча ждет, пока он накладывает ткань на смазанную мазью рану. - Человек, верный избранному пути никогда не отступит, если он не слабак. И дело не в физической слабости. Бэйн продолжает молчать, задумываясь над ее словами, стараясь уловить ее мысль и понять, к чему она ведет. - Ты всегда делился со мной всем, что позволено было слышать ребенку, - произносит девушка обманчиво спокойным тоном. - У тебя ведь были женщины? – вдруг спрашивает Талия. Бэйн останавливается и подозрительно смотрит на нее. - Теперь я вижу, что твое обучение весьма успешно, - закончив перевязку, он поворачивается к девушке всем телом и сурово повышает голос, - С невероятной быстротой и легкостью перенимаешь умение своего отца сбивать с толку противника разговорами. Проверяешь свои уловки на мне? Я не чувствую удара. Может, хватит ходить вокруг да около? - Я была вчера с Инсаром, - отвечает Талия, ничуть не нервничая перед грозной вспышкой мужчины, - Я позволила… нет, не так. Я с легкостью разбила хваленую мужскую волю. Я отдалась ему, Бэйн. Ей осталось только добавить "теперь чувствуешь удар?". Ощущение будто выбили землю из-под ног, но он не в состоянии упасть, словно тело одеревенело. - Он... обидел тебя? - произносит Бэйн, еле сдерживая гнев в голосе, и взглядом прожигает стену, не решаясь посмотреть на девушку, слишком проницательную, чтобы понять его мысли. - Разве я позволила бы обидеть себя? Это было мерзко, да... – Талия задумывается на мгновение и, передернув плечами, решительно продолжает, - Я смеялась в голос, когда после он сокрушался о произошедшем, умоляя сохранить это в тайне. Оказывается, и у самых преданных так легко найти слабое место, так просто сбить с пути. Талия недобро усмехается и продолжает: - В этом и был смысл. Найти человеческую слабость в грозном воине с непоколебимой верой, - со странным блеском в глазах, устремленных на Бэйна, фразу за фразой изрекает девушка, - Я смаковала его унижение, его отчаяние, стоило ему только прийти в себя после того, как похоть сломила все, чему он был предан. Я презирала его в равной степени, как и испытывала отвращения к его ласкам, если таковыми их можно назвать… - Хватит! – рявкает Бэйн, нервно дотрагиваясь до горла, будто стянутое платком, который хочется сорвать. Но шея его открыта, хотя дышать вдруг стало тяжелее. Глаза заволокло пеленой ярости, как и рассудок, и даже столь явные ненависть и злоба в словах Талии, небывалые прежде, не затрагивают его мысли. Лишь жгучая жажда расправы окутывает каждый нерв, каждый орган его чувств. Талия нежно проводит пальцами по перевязанной руке Бэйна. Ее взгляд снова спокоен, по-девичьи ласков, а на губах играет легкая полуулыбка. Она прижимается щекой к мужскому плечу и шепчет: - Только с тобой я могла этим поделиться. Ты ведь знаешь, что ждет Инсара, если отец узнает. Бэйн едва заметно кивает, заботливо приобняв девушку. Он знает, как никто другой, что ждет Инсара. - Тебе пора. - Не прогоняй меня, Бэйн, - произносит она тихо, но твердо, - Я хочу остаться здесь. И хотя хотелось добавить, как хочется ей уснуть рядом с ним, склонив голову на крепкое плечо, как когда-то давно, убаюканная сказочными историями и под мерный стук его сердца, ощущая лишь спокойствие и безопасность, Талия ни разу не заговорила о жизни в Яме, с тех пор как выбралась, ни с отцом, ни с кем бы то ни было, ни разу не напомнила Бэйну о том времени, когда он не чувствовал боли с каждым вдохом. Девушка воспринимает молчание в ответ как согласие и, будто не обращая внимания на заметно притихшего мужчину, отвернувшегося к окну, рассказывает о незначительных событиях прошедшего дня, свернувшись клубочком на кровати. А он так и продолжает недвижно стоять, устремив задумчивый прищуренный взгляд туда, где вдалеке белеют горные вершины, врезающиеся в ночное небо, когда Талия больше не в силах справляться с сонливостью, закрывает глаза и засыпает.