1999

Мне удалось застегнуть платье, но теперь я дышала так, словно всю дорогу до Барклайс-центра, расположенно в Бруклине, на мне был корсет. Менеджер Нила Хейла прислал за мной машину, и всю дорогу по шоссе Рузвельта я сжимала сидение, будто оно спасло бы мне жизнь, если бы машина слетела в Ист-Ривер. Но когда мы приехали, мои волосы не распались от душной и жаркой 86-ой улицы, потому что я настояла поехать на поезде, где чувствовала себя намного спокойнее. Нил Хейл был типичным представителем соседских мальчиков. У него были уложенные на бок рыжеватые волосы и слащавое личико - он был один из тех парней, в которых безоговорочно влюбляются. У него была широкая улыбка, а острые скулы были возмещены крепкой челюстью. Когда я встретила его внутри, он быстро обнял меня и сказал, что я выгляжу бесподобно, но, говоря это, он уже смотрел на кого-то другого через моё плечо. Нил был милым, но не идеальным. Тем не менее, он помог мне пройти к моему месту и даже чуть-чуть поговорил со мной, хотя единственное, о чём он говорил - его альбом, его музыкальное видео, его отель, его выход на красную дорожку. Он так много говорил, что я была благодарна, когда мы подошли к его брату, Люку, который сидел по другую руку от Нила. Он начал разговаривать с ним и мне представилась возможно подышать (ну, насколько я могла позволить себе дышать, чтобы платье не треснуло по швам). Я повернула голову налево и мой взгляд упал на знакомую копну кудрявых волос, сидевших на секцию выше. Казалось, между его телом и моими глазами был какой-то магнит, потому что не зависимо от того, сколько здесь было людей, первым я заметила именно его. И неожиданно, стоя в платье, которое душило меня, и окружённая знаменитостями и двумя людьми, которые осмотрели мой шрам, когда я прошла мимо них, мне захотелось ничего иного, как убежать домой, спрятаться у себя в комнате и притвориться, что у меня никогда не возникало этой дурацкой идеи. Я встала и уже придумала оправдание, чтобы уйти - "я плохо себя чувствую" или "только что позвонила мама", или что-нибудь, что я смогла бы пробормотать в своё оправдание, - но высокое, стройное тело стало на моём пути, и Иззи Рис попыталась пробраться в мой ряд. - Извините, простите, приве-е-ет, Нил, хорошо выглядишь. Прости... О мой Бог! Она шла с молодым человеком - я видела, как он протискивался за ней, а когда она остановилась, он чуть не влетел пахом Люку в лицо, но тот казался даже довольным, - и я предположила, что это был её парень. - Кого я вижу! - Завизжала Иззи, крепко сжимая меня в своих объятьях. В лёгких осталось совсем мало воздуха. Я почувствовала лёгкое головокружение и отстранилась, практически падая обратно на своё место, когда Иззи проскользнула на соседнее сидение. - Ага, - выдохнула я. - Неожиданно? - Ты с Нилом? - Возбуждённо спросила она, поворачиваясь ко мне на стуле. Я кивнула, всё ещё пытаясь восстановить дыхание. - Выглядишь супер милой в этом платье, - сказала она, приглаживая мою юбку. - Вы... ну как бы... - Она играла бровями, оценивающе смотря на Нила. - Парочка? Я широко открыла рот. - Эм... - Потому что позволь сказать тебе, - сказала она, облокачиваясь на подлокотник между нами и указывая на меня своим длинным пальцем, - что ты очаровательна. Ты очень милая, правда. Ты как маленький птенчик, только без, ну знаешь, клюва. У тебя милый носик. - Она вытянулась и коснулась моего носа для пущего эффекта. Щёки покраснели. Иззи хихикнула. - Взгляни на себя! - Затем она хлопнула в ладоши и воскликнула, - ох! Я почти забыла. Это Аарон, мой парень. - Она положила руку ему на колено и усмехнулась. Аарон обернулся и едва помахал мне. - Думаю, Гарри рассказал тебе. Клянусь, я не ужасный человек. Но сердцу не прикажешь. - Она начала хмуриться. - Ты же не злишься, что я немного соврала тебе, да? Клянусь, я сразу пожалела о том, что сказала тебе, что буду часто приезжать, потому что ты выглядела так, словно тебе нужна была хорошая женская поддержка в окружении этих пяти парней. Иногда я слишком много говорю. Я даже не подумала. Я отмахнулась, в частности из-за того, что не помнила о том, чтобы она говорила такое. Если честно, большая часть её неожиданного появления в домике стёрлась из моей памяти, оставляя лишь благоговейный страх и ненасытную зависть. - Что ж, похоже, парни ненавидят меня, - решила она, садясь обратно на своё место. - На их месте я бы тоже ненавидела себя. Но я рада, что ты не ненавидишь меня, - она неожиданно села ровно и посмотрела на меня. - Ты так и не рассказала мне, как это произошло, - сказала она, качая пальцем между мной и Нилом. Я покачала головой. - Я писала его последний альбом, - начала я, но она издала возбуждённый вопль ещё до того, как я успела закончить. - Это так романтично! - Она с тоской вздохнула и снова развалилась на стуле. - Я даже не знала о том, что у тебя есть парень, когда мы познакомились. Вероятно, у нас не было возможности как следует пообщаться. - У меня нет... Она прервала меня. - Ты уже видела Гарри и остальных? Я знаю, они здесь, но... - Она затихла и пресыщенно пожала плечами. - Сомневаюсь, что они горят желанием встретиться со мной. - Я не видела их, - ответила я. Она усмехнулась и слегка толкнула меня локтем. - Слишком влюблена, чтобы париться из-за старых друзей, да? Я понимаю. Я открыла рот, чтобы возразить, нет, я не встречаюсь с Нилом Хейлом, но в эту секунду перед нами очутился парень с наушниками и, склонившись в наш проход, сказал, что ей пора за кулисы. - Ох, уже бегу! - сказала она, подпрыгивая. Она повернулась к Аарону. - Следи за собой. - Она дотянулась и, улыбаясь, чмокнула его в щёку, а затем ушла. Когда я снова посмотрела в сторону Гарри, всё, что я увидела были лишь пять пустых стульев. Но это, конечно же, из-за того, что One Direction выступали первыми. Я узнала это позже, когда услышала первые знакомые ноты песни, которую писала. Затем сцена осветилась и все пятеро вышли на неё. Я буду первой, кто признает, что они все выглядели хорошо, но от того, как хорошо выглядел Гарри, у меня сводило зубы. Его тёмные джинсы, серый твидовый блейзер и галстук-бабочка делали его чересчур аппетитным, но что-то заставляло меня чувствовать слабость после того, как я так долго не виделась с ним. В груди закололо и что-то слабо и неприятно перевернулось внутри меня. В последний раз, когда я видела Гарри в живую - не на обложках журналов или на таблоидах в аэропортах и супермаркетах, пестрящих о подробностях его расставания с Иззи, - он склонился над ручкой дивана в Биг-Бэаре. Лиам помог спустить мои чемоданы вниз, и я прощалась с парнями, пока Квентин погружал их во внедорожник. Мы не обнялись. Остальные парни обняли меня, но Гарри едва поднимал на меня взгляд. Когда я остановилась перед ним, чтобы попрощаться, он оттолкнулся от дивана и ушёл в свою комнату, не сказав ни слова. Сейчас он стоял на сцене и пел слова, которые я написала, к музыке, которую я сочинила, своим привычно низким и хрипловатым голосом, и мне казалось, что я вот-вот сойду с ума. Я всё ещё пыталась понять, как я могла посчитать появление здесь хорошей идеей. Что я собиралась сказать ему? Думая об этом, я поняла, что не собиралась даже надевать своё платье, которое уже давило мне в рёбра. От того, что я увидела Гарри на сцене дышать мне стало ещё труднее. Затем на сцену вышла Иззи, чтобы объявить номинацию Лучшее Женское Видео. Она широко улыбалась и выглядела просто потрясающе в своём бледно-розовом платье. Посмотрев в сторону Аарона, я увидела, с каким восхищением он смотрел на Иззи. Но я тут же заметила, как прямо за ним One Direction занимают свои места. Мне хотелось сползти вниз на своём стуле, но платье сжимало грудную клетку, позволяя делать лишь незначительные движения. Не успев даже опустить голову я столкнулась взглядом с Гарри, который повернулся в мою сторону, словно чувствовал на себе мой взгляд. Я быстро перевала взгляд, щёки загорелись. Мне нужно убираться отсюда. От недостатка кислорода я чувствовала лёгкое головокружение, а мне совершенно не хотелось упасть в обморок посреди VMA. Я не хотела привлекать внимания больше, чем его уже было из-за моего внешнего вида. Я достала клатч и вытащила телефон, но ничего, кроме сообщения от мамы я не обнаружила. Она и, конечно же, папа, написала, чтобы я хорошо провела время и непременно звонила, если мне что-нибудь понадобиться, что угодно. Они всё ещё не могли привыкнуть, что теперь я была совершенно свободна. Я уже собиралась написать ей и попросить забрать меня, потому что мне было абсолютно наплевать, если я уеду из Бруклина на такси. Сейчас я надеялась лишь выбраться из Барклайс-центра без падения в обморок. - Выглядишь так, будто проглотила жабу, - смеясь, сказала Иззи, проскальзывая передо мной и садясь на своё место. Я повернулась к ней. На стадионе было слишком громко. Люди кричали и смеялись, когда ведущий выкидывал очередную шутку. Я до сих пор не осознала, что Иззи уже не стоит на сцене. Я даже не видела, кто выиграл. - Мне нужно сказать тебе кое-что, - прохрипела я. В боку заколола судорога. Она заморгала, ошеломлённо смотря на меня. - Конечно. Что случилось? - Я целовалась с Гарри. Её глаза расширились и она опустила голову ниже ко мне. - Милая, твой парень прямо здесь, - прошептала она. - Он не мой парень. Она села обратно и с удивлением нахмурилась. - Не твой? Я тяжело сглотнула. - Я даже не сопровождаю его. Я лишь записала его альбом, и он пригласил меня. Но мне нужно сказать тебе кое-что более важное. Я целовалась с Гарри, хотя думала, что вы встречаетесь, и мне очень жаль. Она кинула на меня недоумённый взгляд. - Милая, всё в порядке. Иногда мы делаем вещи, которые нам делать не следует. Поверь мне, я прошло через это. - Она поджала губы и мельком посмотрела назад. Затем она повернулась ко мне и сказала, - но должна признаться, за сценой он спросил меня о том, что ты делаешь здесь, и я сказала ему, что ты сопровождаешь Нила. - Она выглядела виноватой. - Моя вина. Хотя, я не думаю, что он пойдёт трепать это всем подряд. Он не сплетник. Я определённо упаду сейчас в обморок. - Мне нужно идти, - выдавила я, отворачиваясь от неё. - Аня, - возразила она, когда я поднялась. - Мне жаль, - обратилась я к Нилу, - но мне пора. Я плохо себя чувствую. - Ты в порядке? - Спросил он, поднимаясь и кладя руку мне на спину, чтобы поддержать меня. - Я могу вызвать тебе машину. - Нет, всё в порядке, - сказала я, отмахиваясь. - Я доеду на метро. - Уже поздно, - возразил он. - Не так уж и поздно, - ответила я. - К тому же, мне нужен свежий воздух. Большое спасибо за приглашение. Прости, что не могу остаться. Он открыл рот, чтобы сказать что-то, но даже если и сказал, я ничего не услышала, потому что к тому моменту я успела выскользнуть из ряда и пойти вдоль лампочек, ведущих к моему спасению. Поднимаясь вверх по лестнице, я положила телефон обратно в клатч. Я не могла звонить родителям в таком состоянии. Маму охватит приступ паники, если она приедет за мной так рано, потому что я странно веду себя. Я чувствовала лишь слабое головокружение. Мне нужен был воздух. Мне нужно было снять это дурацкое платье. Я бы купила футболку в любом сувенирном магазине, если бы только смогла расстегнуть платье и впустить в лёгкие воздух. Мне не следовало приходить сюда. Доктор Моеллер внушила мне излишнюю уверенность, говоря мне о том, как хорошо я справляюсь, как она гордится мной, как она думает, что мне нужно встретиться с Гарри и сказать ему всё, что я чувствую. Но на самом деле я всё та же Аня. Несколько самостоятельных походов в ближайший магазин и поездка на метро не изменили меня. Несколько охранников указали мне выход, а один из них предложил вызвать мне машину, потому что подумал, что моя слабость связна с интоксикацией. Я не была пьяная, но, кажется, он не поверил мне, когда я сказала ему об этом. Он настоял провести меня до выхода. И я оказалась на свободе, на улице Бруклина, не имея ни малейшего представления, как добраться домой. Проблема отшельника в том, что когда нормальные дети начинают самостоятельно изучать город, отшельник не решается на это. Я ориентировалась в Бруклине так же плохо, как в Лос-Анджелесе. Но я не собиралась вызывать такси, а моя интуиция говорила мне о том, что в таком огромном месте, как Барклайс-центр, должно быть метро, которое я непременно найду, если найду главный вход. Судя по безлюдной улице, я вышла через какой-то чёрный ход, вероятно, для рабочих. Никто не ожидал выхода Бейонсе через эти двери. Я начала идти, пытаясь узнать что-то из того, что я проезжала, хотя в тот момент моё внимание было рассеяно, - моя фатальная ошибка. Я пошла на шум людей, зная, что сейчас выйду туда, где смогу спросить дорогу. Я вышла на ярко светящююся станцию метро Атлантик-авеню. Я прибавила шаг, громко стуча каблуками по тротуару. Приблизившись к забитому перекрёстку, я увидела толпу людей, ожидающих хотя бы краем глаза увидеть какую-то знаменитость. Затем я услышала, как дверь за мной открылась и со стуком закрылась, и, обернувшись, я споткнулась, пошатнувшись на каблуках. Я выставила руку и ухватилась за стену. Потому что из здания вышел Гарри и я знала, как знала о том, что солнце восходит утром и заходит вечером - безусловно, - что он смотрит на меня. Я отвернулась, облокотившись на стену и пытаясь перевести дыхание. - Ты не говорила, что у тебя есть парень, - сказал он, дойдя до меня, но голос его не звучал обозлено - возможно, удивлённо или чуть более натянуто, чем я ожидала. - У меня нет парня. - Я покачала головой, прижимая руки к рёбрам. - Иззи не так поняла. - У тебя правда нет парня или у тебя не парня так же, как и не могло быть романтических отношений ни с одним из нас? - На этот раз голос его граничил со злость - возможно не совсем, но близко. Я открыла рот, чтобы ответить ему, но лёгкие переполнились воздухом. Он медленно кивнул. - Я думал, ты уехала из-за этого. - Он шаркал ногой по тротуару, держа руки в карманах и смотря вниз. Казалось, он не может смотреть на меня. Если бы я была на его месте, я бы тоже не смогла смотреть на себя. - Хотя на долю секунды мне показалось, что ты уехала, чтобы освободиться от контракта. Потому что если ты уезжаешь, он аннулируется. Я выяснил это через пару дней после твоего отъезда, в течение которых был настолько зол, что мне казалось, во мне больше не осталось злости. Как оказалось, осталась, потому что когда я пришёл к Квентину, знаешь, что он сказал мне? - Он оттянул воротник, а затем заговорил, пытаясь подражать американскому акценту Квентина. - Мы не фашисты, Гарри. Мы не можем диктовать, с кем вам встречаться, а с кем нет. Вы все уже совершеннолетние. Он потянул галстук-бабочку, пока она не развязалась и не повисла на его рубашке. В нём зарождалось разочарование, которое я видела в его лице, начиная от его оскала, напряжённых скул и заканчивая прищуренными глазами. Он был зол на меня. И у него были причины. Я разоблачила его во лжи об Иззи, но я сама врала намного дольше, чем он, и даже когда я обвиняла его, я не призналась. Я знала, что это неправильно. Но я не могу изменить факта, что я сделала это, и я не сожалею об этом. Он не сможет понять причины моего вранья, но я до сих пор пыталась объяснить их самой себе. - Когда ты впервые увидел меня, что ты подумал? - Спросила я, разглаживая платье. Я продолжала опираться на стену, а он стал передо мной. Мы оба скрывались в тени здания. Он вздохнул, с лёгкостью расстёгивая две верхние пуговицы на рубашке. Затем он размял шею, отказываясь встречаться со мной взглядом. - Можешь не говорить вслух, если не хочешь, - тихо сказала я. - Я знаю, что у многих людей складывается обо мне ужасное первое впечатление и они ничего не могут с этим поделать, как я ничего не могу поделать с тем, что я ужасная. - Это не правда, - выпалил он, проводя рукой по волосам. - Господи, Аня, ты не дала мне возможности подумать! Ты знаешь как давно это было? - Тогда подумай минутку, - еле дыша, сказала я, махая рукой в его сторону. - Думай столько, сколько тебе потребуется. Он нагнул голову, одной обхватив рукой подбородок, а другой - грудную клетку. Он посмотрел на меня из-под прядей волос, изучая меня до тех пор, пока мне не стало некомфортно от его взглядом. - Я не подумал о твоём шраме, если ты об этом, - наконец сказал он. - Конечно, я заметил его. Но ты ведёшь себя так, словно он единственное, что есть у тебя на лице, а это не так. Ещё я заметил, что ты вся в чёрном, и что ты очень маленькая, и что ты ни с кем не устанавливала зрительный контакт. Ты была напряжена, и скромна, и я смутил тебя тем, что принял тебя за фанатку, а потом за официантку, и мне было стыдно за это. Я не подумал ничего отвратительного, что ты пытаешься навязать мне, так что даже не старайся. - Я не стараюсь, - сказала я, качая головой. - Я пытаюсь объяснить, почему я соврала. Я приняла его молчание за согласие и продолжила. - Когда я впервые встретила тебя, всех вас - всех, всех пятерых, - вы были превосходными. - Это было настолько честно, что я подумала, что не смогу сказать этого. И, возможно, кому-то я бы и не сказала. Но я чувствовала, что была в долгу перед Гарри. Я должна была искупить свою ложь. - Я заметила, что из-за своего внешнего вида начала уделять больше внимания физической красоте, хотя такого никогда раньше не было. Но что важнее - вы были весёлыми. Вы были громкими, вредными, самоуверенными. Я знала, что весь мир любит вас. Что произошло, когда я увидела, что люди думают, мы с Лиамом встречаемся? Мне захотелось успокоить их всех. Лицо Гарри смягчилось, но только чуть-чуть. - Когда речь заходила об этом, вы знали, что я преданна себе. Квентин рассказал вам об этом ещё до того, как мы встретились, - продолжила я, облизнув губы, потому что во рту начинало пересыхать либо от того, что я слишком много говорила, либо потому, что я невероятно нервничала. Возможно, и то, и другое. Скорее всего. - Я не хотела смутить кого-либо, чтобы кто-то начал думать, что я могу испытывать к вам чувства. Поэтому я сказала, что у меня в контракте прописан пункт, который запрещает это, и притворилась, что не выбрала бы ни одного из вас, даже если и могла бы. Потому что, когда ты выглядишь как я, ни один парень не хочет быть объектом твоей любви. Ни один парен не хочет быть тем единственным, кто оттолкнёт тебя. Он раздосадовано покачал головой. - Ты думала так о каждом из нас? - Наверное, я думаю так о всех, - призналась я. - Включая себя. Это задело меня за живое. Я почувствовала, как начинаю дрожать, и отвернулась от него. Спустя мгновение, он взял меня за подбородок и заставил посмотреть на себя. - Хочешь знать, что я на самом деле подумал, когда впервые увидел тебя? Меня перекосило - брови сдвинулись, рот приоткрылся от удивления. - Теперь я вспомнил, - сказал он, опуская руку. - Мне потребовалось время, но я вспомнил. - Он сделал шаг вперёд, придвигаясь ближе ко мне, и убрал прядь волос с моего лица. - Я подумал, что ты грустная. Немного потерянная, но больше грустная. Грустная и потерянная. Я отвела взгляд на расстёгнутые пуговицы на его рубашке и ключицы. Я заметила, как на его груди свисает цепочка. - Я могу сказать кое-что ещё? Я сглотнула дурацкий ком в горле и осторожно кивнула. - Ты не всегда выглядишь грустной, - сказал он. - И когда я видел тебя другой, ты была зрелищем. Когда ты злишься, то краснеешь, свирепствуешь, глаза твои горят, и ты выглядишь прекрасно, а когда ты счастлива, то твоя улыбка становится такой яркой, словно она сделана из лучей солнца. В первый день, когда ты заплакала из-за того, что люди говорили о тебе, но пыталась держаться мужественно, мне захотелось обнять тебя так сильно, как никого и никогда раньше. А когда ты разозлилась на меня из-за того, что я пробил о тебе информацию, я увидел в тебе ту редкую уверенность, которую видел только тогда, когда ты играла. Потому что когда ты играешь, то чувствуешь себя собой, когда ты настолько поглощена работой, что забываешь о том, как ты выглядишь и о том, что люди заставили тебя думать о своей внешности. Его руки по прежнему держали моё лицо, и он убрал прядь волос мне за ухо - чего я никогда раньше не делала, - и моё лицо стало уязвимым. Я попыталась исправить это, но он перехватил мои руку, сжимая их в своих руках и кладя себе на грудь. - Я говорил тебе, что мне жаль, что ты не видишь себя такой, какой вижу тебя я, и это правда, - продолжил он, выдыхаясь. - Это всё правда. Я думаю, ты восхитительная, какой бы ты не была. Я думаю, ты восхитительна даже тогда, когда плачешь, несмотря на то, что это вызывает у меня такое чувство, словно кто-то дал мне под дых. И я ничего не предпринимал. Я знал, что ты никогда не признаешь своих чувств, и мне нужно быть искренним в отношении тебя, ведь контра и чёрт бы его побрал. Но я говорю тебе это сейчас. Мне наплевать, что ты соврала. Мне наплевать на всё это, ясно? Меня волнуешь ты. И я хочу быть с тобой, Аня. С тобой одной. Кто-то снова включил лампочку в моей груди. Но на этот раз я приняла это за обычную лампочку, хотя это оказалась лампочка, которая постепенно становится ярче и со временем начинает светиться, пока не становится самой яркой в мире, словно целый прожектор освещает моё сердце, словно он спрашивает: Чего ты хочешь? Что ты ответишь на это?Справишься ли ты? Признаешь ли ты свои чувства? Знаешь ли ты вообще, что чувствуешь? Но я знала, что я чувствовала. - Я разбита, Гарри, - признала я. - Что ты уже, вероятно... Он перебил меня. - Мне плевать. Ты думаешь, я не знаю? Все разбиты, Аня. Никто не держится на все сто процентов. Я облизнула губы и подняла на него взгляд. - Ты довольно неплохо справляешься. Он удивлённо засмеялся. - Я? Хуже всех! У меня ничего не держится. - Ты всё равно уедешь, - подметила я. - А я только учусь выходить из дома одна. С аварии прошло уже три года, а я только начала ходить одна к своему терапевту. Она работает в двенадцати кварталах от моего дома. - Я приеду к тебе. На сколько будет нужно. Мы вместе будет работать над этим. - Я не стою этого, - возразила я, вырываясь из его хватки. Он опустил руки по швам, но не сделал ни шагу назад. Вместо этого он покачал головой. - Ты не можешь решать, чего ты стоишь для меня, - сказал он. - А когда придёт неизбежный конец? - Спорила я, чувствуя, как внутри бушует пламя. - Как я могу быть с тобой, если знаю, что он наступит? - Это возможность, которую ты должна принять, - ответил он, быстро пожимая плечами, словно это всё, что он мог предложить в замен на риск моего сердца, которое было намного слабее, чем он представляет. - Это не неизбежно. Мы постоянно делаем вещи, которые несут в себе неизбежные последствия, но это не останавливает нас. Когда ты спасла Тыквочку, задумалась ли ты о том, что переживёшь его на несколько десятков лет? Нет. Ты спасла его, принесла домой и ты любишь его, хотя знаешь, что он неизбежно умрёт до тебя. Мы не выдержим? Это не неизбежность. Это возможность. Но не та, которую я сейчас принимаю во внимание. Я закусила губу. - Ты думаешь, мы выдержим? После всего, что случилось? - Я думаю, я готов попробовать. - Он протянул руки, выражение его лица было обнадеживающим. - Это всё, что я могу предложить тебе. Я не могу быть уверен. Но прямо сейчас? Я думаю, если позволю тебе уйти из-за чего-то столь дурацкого, как трусость, то никогда не прощу себя. - А что, если я никогда не стану лучше? - Сопротивлялась я. - Что, если я всегда буду такой же неуверенной, напуганной и трудной в общении? Что, если я никогда не смогу ездить на метро сама? Что, если я всегда буду бояться ездить на такси? Что, если я никогда не смогу сесть сама на самолёт и прилететь в Англию, чтобы увидеть тебя? - Ты уже и так самостоятельно прилетела в Калифорнию, - заметил он. - Я верю в тебя. И я не позволю делать тебе всё это в одиночку. Я буду с тобой. Это значит намного больше, чем тебе кажется. Я знаю, это будет сложно, но... Я прервала его. - Со мной будет сложно. Это будет не просто, потому что я буду сложной. Я буду такой же, какой ты видел меня в Калифорнии, и даже хуже. У меня испорченное сознание. Я ничего не могу поделать с этим. Я постоянно ненавижу себя. Я не смогу справиться с этим. И я знаю, что ты не справишься, потому что я сама с трудом справляюсь. - А ты думаешь, со мной будет легко? - Выпалил он в ответ. - Думаешь у меня нет моментов, когда я тоже ненавижу себя? Я не идеален, Аня. - Тогда какой смысл? - Спросила я, переполненная разочарованием. Глаза горели. - Зачем так изводить себя, если мы можем просто забыть об этом? - Я не могу забыть, - ответил он, его голос напрягся, словно он разочарован. Его лицо исказилось отчаянием. - Разве ты не понимаешь? Если бы я мог, я бы не стоял здесь, почти умоляя тебя дать мне шанс. - Я не могу, Гарри. Я не могу. Он интенсивно закачал головой, на его лице отразилось разочарование. - Знаешь что, Аня? Я раскусил твоё генетическое строение. Ты состоишь на девяносто девять процентов из "не смей прикасаться ко мне" и на один процент из "не отпускай меня", и мне этого достаточно. - Не надо, - сказала я, выставляя руки вперёд, чтобы держать его на расстоянии. Но затем его руки обвили меня, притягивая меня к его груди, а его губы прижались к моей верхней губе, где шрам рассекал кожу. Он поднялся выше, сея горячие, нежные поцелуи по всей длине моего шрама, не оставляя нетронутым ни один сантиметр. Незначительное количество воздуха, которое задержалось в моих лёгких, разом вырвалось из них, и я опрокинула голову на стену, закрыв глаза. Его губы покинули мою щёку, а затем его пальцы взяли моё лицо и он поцеловал меня. В отличие от предыдущего поцелуя, этот не был таким же медленным и нежным, так как он кусал меня за губы, осторожно прижимаясь к моему рту. Я сделала глубокий вдох носом, вынуждая свои лёгкие наполниться воздухом и напрягаясь в своём платье. Я была уверенна, что шов сейчас треснет, особенно когда я оттолкнулась от стены и с головокружением рухнула на него. Мои руки обхватили его по бокам под тёплым блейзером. Он обнял меня за талию, но его руки, обхватывающие мои рёбра, вытесняли воздух из лёгких, и поэтому мне пришлось отстраниться от него, тяжело дыша. Он прислонился ко мне лбом, легонько постукивая своим носом по моему и оставляя на верхней губе быстрый поцелуй. - Я не могу дышать в этом платье, - призналась я. Из-за недостатка кислорода я еле выдавила слова. Он отстранился, делая несколько шагов назад, чтобы посмотреть на платье. Он улыбнулся и поднял взгляд, смотря на меня из-под своих волос, которые снова упали ему на лицо. - Выглядит миленько. - Ему почти четыре года, - сказала я. - Мои рёбра убивают меня. - Расстегни. Я отшатнулась назад. - Прости? Он нагло усмехнулся мне и убрал руки с моей талии, и выскользнул из рукавов своего блейзера. - Просто расстегни змейку, сумасшедшая. Я не собираюсь приставать к тебе. Я сглотнула и нервно облизнула губы, дотянувшись до змейки через голову и наполовину расстегнув платье. Змейка остановилась возле лопаток и я попробовала расстегнуть её снизу. Но змейка лишь зацепилась за материал и ни в какую не поддавалась мне. Гарри наблюдал за всем процессом с довольной полу-ухмылкой, а затем подошёл сзади, проскальзывая в узкое пространство между моей спиной и стеной. Его тёплое дыхание обжигало мою шею, когда он высвободил материал и расстегнул змейку, останавливаясь внизу спины. Я прижала руку к груди, придерживая платье, когда его пальцы коснулись моей кожи, пока он скреплял платье на спине. После этого он оной рукой накинул блейзер мне на плечи. Он свисал до бёдер, а когда я надела его на себя, мои руки утонули в его рукавах. Я повернулась к Гарри, когда он снова встал передо мной. Он расстегнул рукава рубашки и подкатал их до локтей, и что-то похожее на вожделение резко дёрнулось внутри меня. Он смущённо улыбнулся мне, растеряла волосы одной рукой. Я закусила губу, отводя взгляд на забитый людьми перекрёсток. - Хочешь куда-то уйти со мной? - Спросила я, не смотря на него. Я почувствовала, как он двигается сзади меня, и он тут же оказался по правую руку от меня. Его рука скользнула вниз по моей руке, пока наши пальцы не встретились и не переплелись. - Веди, - сказал он, касаясь большим пальцем мой сустав. Я совсем не была уверенна в том, что делаю. Но я знала, что если я разделю с кем-то этот момент, то это будет только Гарри. В конце концов, он был причиной того, почему я так сильно изменилась за последние несколько месяцев. Мы всю дорогу молчали. Я изучала карту метро таким же образом, как дела это, когда ехала сама - тщательно отслеживаю линию к каждой остановке, убеждаясь, что еду в правильном направлении и на правильной линии. Я дважды проверила карту на телефоне, чтобы не ошибиться. Я знала, что достаточно одного промаха, чтобы вызвать у меня приступ паники и застрять в поезд-экспрессе до Куинс или Бронкс, или куда-то ещё, одинаково таинственного для меня. Мы сели на Q-поезд и Гарри опустил голову, чтобы избежать взглядов на станции. В кабине он держался за самый высокий поручень и рукой прикрывал лицо. К счастью для него, на всю кабину была лишь одна девочка-подросток, которая была так увлечена своей перепиской, что, кажется, даже не заметила нас. Но мы направлялись в центр, и я знала, что это было лишь вопросом времени, когда его узнают. Когда мы вышли из поезда на пятой Авеню и 59-ой улице, с юго-восточной стороны Центрального парка, я зашла в первый попавшийся магазин и купила ему бейсболку, которую он натянул низко на лоб. - Я отхвачу за это у менеджера, - смеясь, сказал он, когда я провела его мимо фонтана Пулитцера, "прозрачного ящика" Apple Store и FAO Schwartz. Я хотела затеряться на людной пятой Авеню, ведь кто бы ожидал увидеть Гарри Стайлса без охраны на одной из самых забитых улиц Манхеттена? К тому же, все были увлечены витринами Bergdorf Goodman и Louis Vuitton. Так что мы с Гарри, который низко наклонил голову, легко проскользнули сквозь толпу. Он не отпускал мою руку даже тогда, когда мы свернули на 57-ую улицу и меня сбила группка девочек, покидающих Yves Saint Laurent, и которые даже не взглянули на меня во второй раз. Гарри прижал меня ближе, его большой палец снова поглаживал мой сустав. А затем мы оказались там, на месте прямо между Chanel и Dior, стоящими лицом к огромному магазину часов Tourneau через дорогу. - Это случилось здесь. Он крепче сжал мою руку и повернулся посмотреть на меня. - Я никогда не задумывалась о том, что я выжила, - продолжила я, смотря на фонарный столб, где был мемориал. Спустя три годы здесь продолжали появляться цветы - в мае на день рождения, в декабре на ещё один день рождения, и в феврале, когда они оба умерли. Я не посмотрела на него. Я знаю, что не смогла бы, иначе я бы струсила и не рассказала то, что собиралась рассказать - то, о чём не рассказывала никому, даже доктору Моеллер, потому что знала, что это эгоистично, хотя я больше и не думала так. - Я рассказывала, что я была единственной, кто выжил, но я не буду врать и говорить, что была счастлива этому. Когда я узнала, что больше не смогу играть на альте, я подумала, что лучше бы мне было умереть. Я сделала глубокий, шаткий вдох. - В первый раз, когда я пришла сюда после аварии, почти через год, здесь всё ещё был мемориал. Женщина в другой машине была учительницей в шестом классе. Она оставила после себя мужа, троих сыновей и двадцать шесть детей, которые любили её. Я шмыгнула носом, пытаясь бороться со слезами, которые подступали к глазам. - Я знаю, потому что они приносили ей письма. Записки о том, как они скучаю по ней, что она была самой лучшей учительницей, которая у них была, и столькому она научила их. О том, какой любящей она была. Дыхание перехватило, боль пульсировала прямо на языке, но я продолжала. - У водителя были жена и дочка, - сказала я дрожащим голосом. - Я видела их фотографии на защитном козырьке, и он сказал, что ей было девять. Мы немного поговорили, потому что были большие пробки. Он спросил меня об альте и о том, каков секрет моих родителей, потому что он никак не может добиться, чтобы его дочка играла на пианино. Мне так и не удалось сказать ему, что я играю, потому что люблю это занятие, потому что... Это случилось в этот момент. - Ты не обязана рассказывать мне это, если не хочешь, - тихо сказал он. - Это тяжело для тебя... Я покачала головой. - Тяжело, потому что это правда, и именно поэтому я должна рассказать тебе. Потому что ты должен понять то, что, я думаю, ты ещё не осознал. Это самое страшное, о чём я когда-либо думала, и ты должен услышать это, чтобы узнать, что я в каком-то смысле безвозвратно повреждена. Потому что после того, что случилось, когда я узнала, что не могу играть на альте, мне захотелось умереть вместе с ними. Когда я наконец посмотрела на него, лицо его выражало боль. Он медленно убрал свою руку, и я почувствовала, как моё сердце падает, словно камень в воду. Но затем его руки обвили мои плечи и он прижал меня к себе, проскользнув одной рукой к моим волосами и кладя ладонь мне на макушку. Я упёрлась лбом ему в грудь и прошептала: - Я знаю, это было эгоистично. И теперь мне стыдно за это. Но ты должен знать, что я страшная не только снаружи. Авария оставила мне шрамы, которые я не вижу, некоторые из которые я ещё даже не обнаружила. Но ты единственный сказал, что мои шрамы - знак того, что я выжила. - Так и есть, - тихо сказал он. Его голос урчал глубоко у него в груди. - Мне нужно жить своей жизнью вне зависимости от того, как тяжело будет, и сейчас я стараюсь, - тихо призналась я, кладя свои руки ему на талию. - Я делаю всё, что в моих силах. Я единственная, кто вышел живым из этой аварии, и у меня осталась жизнь, которую нужно прожить, и я обязана людям, которые уже не в силах сделать это, не так ли? - Так, - прошептал он мне в волосы, его губы коснулись моего виска. Я отступила, чтобы посмотреть на него, но его лицо было скрыто под бейсболкой. - Но будет сложно, и если будет сложно мне, то и всех окружающим меня людям тоже. Неужели ты хочешь этого? - Да. Он ответил с такой определённостью, такой уверенностью, без малейшего колебания, или сомнения, или следа сожаления, что мне не осталось ничего, как уткнуться лицом ему в грудь и прошептать: - Ладно. - Ладно? - Повторил он, и я слышала, как он улыбался, говоря это, поэтому я подняла голову, чтобы налюбоваться его улыбкой. Мои губы тоже растянулись в улыбке и я кивнула. - Но есть одно условие. Он вопросительно изогнул бровь. - Мы оставим кодовое слово. Его улыбка расширилась до ослепительных размеров. - Если ты пообещаешь никогда больше не использовать его против меня. Я приподнялась на носочки и обвила руками его шею. - Договорились, - сказала я. И поцеловала его.