Пари

      Этой ночью как минимум три человека не смогли уснуть. Двое в соседних номерах, один этажом ниже. Наступившее утро не принесло облегчения, даже наоборот ещё больше обозначило случившееся, словно поставив печать "произошло".       Симон встал абсолютно не выспавшийся и разбитый. Задремать удалось только под утро и то, стоило начать реальности причудливо переплетаться с образами вымотанного сознания, как мерзкий будильник Пайффера жуткой какофонией возвестил о подъеме. Голова слегка кружилась и гудела, ноги и руки были словно заржавевшие. Арнд же встал в прекрасном настроении, как в прочем и всегда, и пробормотав что-то вроде "Если увидят тренеры, в каком ты состоянии после свиданий, точно не сдобровать будет", убежал на завтрак.       Зайдя в ванную, Шемпп взглянул в зеркало. На него смотрел осунувшийся молодой мужчина. Пожалуй, сейчас он выглядит лет на тридцать, а может и больше. В душе-то он уже давно умер. Взор упал на талисманчик на шеи. Он постоял какое-то время в задумчивости вертя в руках теплый от тела кулон и затем резким движением сдернул его, не глядя бросив в свои вещи. Опершись на белоснежную раковину, он не видящим взглядом уставился на прозрачную струю воды. Похмелье от событий тяжелее, чем от самого крепкого алкоголя, от всех попоек вместе взятых, которые когда-либо были в его жизни. Как он побежит гонку в таком состоянии? Может поговорить с тренерами о замене? Но оставаться в номере и душить себя одними и теми же мыслями тоже не вариант. Ведь по сути, что произошло? Ну изменили тебе, а дальше что? Жизнь продолжает идти вперед. Ведь взрослый мальчик уже, чтобы так убиваться. Да и потом должна была выработаться какая-то привычка, не впервой же. Он горько усмехнулся. Из поглощающей бездны мыслей его вытянул телефонный звонок.       Стоило только нажать на кнопку ответа, как на всю комнату разнесся гулкий бас Пайффера: "Где ты там застрял? Тебя уже тренеры ищут!"       - Уже спускаюсь, - только и бросил Симон.

***

      Мари чувствовала себя словно рыба, выброшенная на берег. Первое в ее жизни похмелье, первая измена, и со всем этим она должна справляться абсолютно одна в чужой стране. Симон навряд ли когда-нибудь еще захочет ее увидеть. Но несмотря ни на что сегодня надо будет поговорить с ним. Но вот что сказать? Как вести себя? А может сначала надо выяснить, что же на самом деле произошло? Последняя мысль показалась девушке самой страшной, но терзать себя сомнениями было еще тяжелее.       Собравшись, Мари вышла из номера, мимолетом бросив взгляд на свое отражение в зеркале и оценив свой внешний вид словами: "Да уж, та еще красавица".       Девушка тихо постучала в соседний номер, надеясь в глубине души, что ее не услышат и оправдавшись перед своей совестью, она побредет восвояси. Не случилось. Дверь открылась почти сразу, и на пороге возник Свендсен. Бросив на него мимолетный взгляд, девушка не без удовольствия заметила, что норвежец тоже выглядит не совсем свежим и бодрым.       - Привет, - между тем ответил он таким тоном, будто она каждый день к нему заглядывает.       - Я... Я хотела спросить... - почти незаметно кивнув, напрямую начала Мари. "Боже, как же стыдно!" - подумала она про себя. - Вчера... что ... что-то было?       Эмиль внимательно посмотрел на неё. Сказать правду или солгать? Одно его слово и либо ее отношения с Симоном разрушены, либо спасены.       - Ты совсем ничего не помнишь? - уточнил он на всякий случай.       Мари покачала головой, стараясь не смотреть ему в глаза.       - Было, - твердая и короткая фраза прозвучала, как приговор.       - Оооо, - вылетел слабый возглас из приоткрытых губ девушки. Она в изумлении подняла взгляд, словно желая убедиться, что это точно он сказал. Его глаза спокойно и прямо смотрели на нее, снова и снова безжалостно подтверждая произнесенное.       - Может зайдешь? - Свендсен слегка отодвинулся в сторону, как бы пропуская в комнату.       Мари лишь молча шагнула назад и скрылась в своем номере.       Эмиль медленно закрыл свою дверь, уткнулся в нее лбом. Правильный ли он сделал выбор, сказав ей это? Что вообще он творит?!       Мари зашла в свой номер. В глаза бросилась не заправленная кровать, немым укором, уликой на месте преступления, напоминанием о свершившемся грехе лежала смятая простыня, пусть и сбившаяся от ее одиноких метаний этой ночью.       Она переспала со Свендсеном. По пьяни. От этой мысли пробегала дрожь от макушки до пяток. Это звучит слишком беспощадно! Кажется весь смысл произошедшего стал доходить до нее только сейчас. Она до последнего надеялась, что ничего не было. Какая же дура! После "ничего" не стоят в чужом номере с оголенным торсом. Боже, что же она натворила?! Хотя он тоже хорош! Будто не видел в каком она состоянии. Бабник! Мари со злостью пнула ножку кровати, но тут же взвыла от нестерпимой боли. А может она сама начала вешаться ему на шею? Вот они, недостатки правильного образа жизни - понятия не имеешь, как ведешь себя, когда напьешься!       Девушка судорожно вздохнула. Нет, здесь она больше находиться точно не может. Она вышла и направилась вниз. Взглянув на большие старинные часы в холле, Мари прикинула, что до эстафеты остается примерно часа три. Теперь осталось только одно - собраться с духом и поговорить с Симоном. Но не сейчас, после соревнования. Мари вышла из гостиницы. В воздухе висела мерзостная взвесь из мороси и тумана. Она побрела куда глаза глядят, буквально также, как вчера Симон, с той лишь разницей, что ее потянуло в парк, а не на трассу.

***

      Ближе к четвертому этапу эстафеты Мари пробралась на стадион. Ей не хотелось никого видеть: ни других спортсменов, ни тренеров, ни тем более друзей Симона. Ей казалось, что у нее прям на лбу люминесцентными лампами горело "изменила своему парню", да и как минимум Пайфферу он уже, наверное, всё рассказал. А так, решила девушка, чем меньше времени она проведет на стадионе, тем меньше людей ее заметят, а так как к этому моменту в гонке обязательно назреет какая-нибудь интрига, она вообще превратится в невидимку.       Погода начала ухудшаться прямо на глазах, словно в какой-нибудь драматической повести. Туман сгущался все сильнее, морось перешла в снег с дождем. В считанные мгновения ее куртка промокла насквозь. Как назло девушка забыла шапку в номере, капюшона нет, лишь небольшая повязка на голове. Пелена застилала глаза, сырость забиралась под одежду, но Мари старалась не обращать на это внимание, тщетно пытаясь отыскать Симона. Ни зги не видно! Даже на большом табло не возможно что-либо различить. Комментатор на стадионе без умолку трещит на немецком. В какой-то момент ей показалось, что она уловила фамилию Шемпп, но это мало что дало.       - Ну чего ты под дождем мокнешь, замерзнешь ведь, - раздавшийся над ухом знакомый голос, заставил подпрыгнуть от неожиданности.       О боже, ну почему эти его непонятные возникновения рядом с ней все ещё продолжаются?!       - Позволь, мне самой о себе позаботиться, - грубо отрезала девушка.       За спиной вздохнули, но не ушли.       - Заболеешь, - в голосе Свендсена проскользнула нотка заботы.       - Вот и хорошо, - все также не поворачиваясь, бросила Мари. - Если повезет - умру.       - Брось, что за подростковые замашки! Пойдем, - он взял ее под руку и слегка потянул к себе.       - Не трогай меня, - она дернулась, освобождаясь от хватки норвежца, который и так не особо сильно ее держал.       Стараясь не обращать внимания на стоящего над душой Эмиля, девушка снова принялась всматриваться в сторону стрельбища. Через какое-то время она с облегчением услышала шум удаляющихся шагов за спиной.

***

      Симон поднимался по длинному тягуну. Какой это по счету круг? Второй? Третий? А может десятый? Как раз тот, про который забыл написать Данте. Что-то кричат тренеры, хлопают, гонят вперед болельщики. Они все в гонке, их собственные переживания и трагедии отошли сейчас на второй план. А ведь может кого-то грозятся выгнать с работы, у кого-то болеет близкий человек, кого-то бросил любимый, но сейчас для них главное, чтобы их спортсмен пришел первым. А у него все наоборот. Кажется, что это и не он бежит. Мыслями он застрял во вчерашнем дне, в номере 312. Если перед командой и тренерами собраться удалось, то стоило ему оказаться на трассе один на один с собой, как все началось снова.       Все вокруг как будто бы не в тумане, а в вате, ноги и руки тоже ватные. На лежке с мыслями справится удалось. Но вот стойка. Он подкатывается к коврику. Бьерндален и Шипулин все еще стреляют. На хвосте француз. Первый мимо. Не беда, просто ветер помешал. Второй точно, третий точно, четвертый в яблочко. Ну вот, все идет хорошо.       "Лидирует сборная Норвегии. Напоминаем, что в отсутствии заболевшего Свендсена на последнем этапе..." - конец фразы потонул в гуле трибун. Симон промазал. Последним выстрелом. Слишком много ассоциаций с этой фамилией. Шемпп тянется за доп. патроном. Перезарядка, изготовка. Но он уже не видит мишени. Перед глазами другая картинка - широко распахнутые серые глаза совсем близко, жаркое дыхание, трепет в груди, а дальше такой сладкий их первый поцелуй с Мари. Трибуны ухнули - промах. Снова патрон, перезарядка. Француз уходит. Он остался один. Он. Один. Ветер трепет биб, холодный дождь со снегом залепляет глаза. Пытается сфокусироваться, но перед ним все те же серые глаза, также широко распахнутые, но теперь в них ужас. А рядом абсолютно спокойный ОН. Уууух! Мимо... Казалось, попавшая в щит пуля отрекошетила прямо в сердце. Дрожащими руками пытается вставить последний патрон. Чудом, будто бы из жалости к спортсмену, закрывается один черный глаз. Один все также давит своей чернотой. Круг. Он проиграл. Снова и снова он проиграл.       Он не помнил финиша, цветочной церемонии. Лица русских, французов, норвежцев водоворотом вертелись перед его глазами. Хорошо что ОН не бежал, иначе быть скандалу. Симон ни за чтобы на свете не пожал бы ему руку, с трудом сдержась, чтобы вообще не врезать.       После всех официальных процедур Шемпп специально замешкался собирая вещи, ему совсем не хотелось идти в общей толпе команды. В одиночестве он уже отошел от стадиона на несколько метров, когда услышал, что за ним бегут. Хоть бы не журналисты! Он приостановился и оглянулся. Лучше бы журналисты...       - Симон... - к нему со всех ног бежала Мари.       - Прошу, оставь меня, - как можно более вежливо произнес он, тут же поворачиваясь и продолжая движение.       - Но... Симон... - срывающим голосом крикнула она ему вдогонку, но он больше так и не обернулся.       Как бы не старался Шемпп, улизнуть от команды не удалось. Первым, кто поймал его и повел к собравшейся сборной был Лессер. Он по-дружески похлопал его по плечу, попутно говоря, что четвертое место тоже хорошо. "А ведь действительно хорошо," - подумал Симон. Хорошо, что они сегодня проиграли, так легче скрыть причину своих эмоций. Пусть думают, что он переживает из-за промахов.       Как же все-таки хорошо иметь такую дружную команду, но только не сейчас. Как бы ему хотелось, чтобы они все разошлись по своим номерам и не пытались его подбодрить.       - Да не грузи ты себя так, - Лессер плюхнулся рядом с ним на кресло и протянул бутылку газировки. - Подумаешь круг. Я тоже зашел.       Шемпп протяжно вздохнул, принимая напиток.       - Я в порядке, правда, - Симон попытался сказать это как можно убедительнее и даже выдавил из себя какое-то подобие улыбки.       - Вот кто должен сейчас плакать, так это норвежцы. Победу из-под носа увели. Да еще из под такого опытного носа.       - Так что ты не переживай, сегодня в каждой команде был свой Свендсен - все на круг зашли, - резюмировал Эрик, когда смех немного поутих.       - Слушайте, а что с ним, со Свендсеном случилось-то? - встрепенулся Бём.       - Так ведь сказали же - заболел, - невозмутимо отозвался Долль.       - Но я его на стадионе видел, - упорствовал на своем немец. - Кто ж больной под дождем на гонки ходит?! Тем более норвежцы. Они ж вообще сразу запираются и лечатся. Что-то тут не так...       - Ну может у него не простуда, а психология?       - Ну или симулирует, чтоб на свиданку сбежать, - заржал Даниэль.       - Простите, но я, пожалуй, пойду отдыхать, - отведя глаза от буравящего его своим взглядом Арнда, Шемпп поставил неоткрытую бутылку на стол и, поднявшись, направился в номер.       Блаженная тишина и прохлада! Не зажигая света и не раздеваясь, Симон лег на кровать. Через какое-то время глаза привыкли к темноте, и он стал различать предметы. Поразительно, но даже здесь, в этой безликой гостиничной комнате, всё напоминает о ней. Всего несколько дней назад он вот также лежал и смотрел на это окно, держа ее в своих объятиях, слушая ее мирное дыхание и мечтая о будущем. В голове снова калейдоскопом замелькали моменты их отношений.       Он был как раз мысленно на середине последнего сборочного дня в Финляндии, когда в номер зашел Пайффер. Яркий свет ударил по глазам. Симон, не успев решить притворяться ли спящим или бодрствующим, вскочил от неожиданности, протирая глаза, на которых уже каким-то образом успели выступить слезы.       Арнд смотрел на друга из под своих густых сведенных бровей все тем же изучающим взглядом.       - Я сегодня Мари на стадионе не видел. У вас все нормально?       - Да, она просто приболела.       - Ты никогда не умел врать, - тяжело вздохнул Пайффер, приземляясь на свою кровать. - Если бы она заболела, ты бы скорее с ней сидел, чем эстафету бежал. Что у вас там приключилось? Поссорились? Или ей твой подарок не понравился?       Шемпп молчал.       - Если не хочешь говорить, я не настаиваю. Я просто давно тебя таким не видел, вот забеспокоился... Подумал легче будет, если выговоришься. Если это просто ссора, не стоит себя так убивать.       - Арнд... А ты часто замечал Мари со Свендсеном? - спросил Симон, когда друг уже лег спать.       - Нет... Только один раз видел.       - Ну ладно, хотя бы я идиот, но не тот, что узнает всё самым последним.       - Ты это о чем?       - Эх... - он глубоко вздохнул. - Я их вчера застукал... - и Шемпп принялся рассказывать события вчерашнего дня. Можно было бы отнекиваться, не говорить ничего Пайфферу, но смысл? Лучше от этого точно бы не стало. Арнд же внимательно слушал мерный монолог друга, не прерывая его и не зажигая свет.