Слава Вестницы Андрасте

      Вал Руайо был первой любовью Лелианы. Чистые мощеные улицы, торговцы, звонкий смех. Множество незаметных проулков, в которых можно спрятаться и незаметно нанести удар. Она любила в этом городе все. Запахи, цвета, эхо, которым камни отзываются на шаги прохожих. Блеск солнца в драгоценностях горожан. Лелиана любила этот город, и обычно он отвечал ей взаимностью. Но не сегодня.       То, что Вестница Андрасте решила обратиться к Церкви вызвало переполох почище мыши в бальной зале. Толпа собралась нешуточная. Кажется, абсолютно все население города высыпало на площадь, чтобы полюбоваться и на саму Вестницу, и на Владычицу Церкви, которой повезло (или не повезло) вести диспут.       Толпа бурлила на площади, забивалась в те самые неприметные переулки. В такой толпе хватит одного движения, незаметного укола отравленной иголкой, и все. Не будет больше человека, который умеет закрывать разрывы.       А Вестница, упрямо отказывающася от этого титула, даже доспех надевать не стала. В Убежище с ней спорили все. Все дружно говорили, что это опасно. Что в толпе может скрываться убийца. Но переспорить не смогли. Кассандра в сердцах обронила, что Тревелианам на герб надо было поместить осла или мула, но Вестница только улыбнулась:       — Как и Пентагастам, вероятно? — ей невозможно было не улыбаться в ответ, и даже губы Кассандры дрогнули. — Хорошо, что наши предки не стали так делать, а то могли бы и подраться.       И еще раз повторила, что она идет не воевать, а разговаривать. И демонстрировать мирные намерения в доспехе и с посохом как минимум странно.       Она пришла в легком длинном платье, которое отыскалось в запасах Жозефины. Перемерила пар двадцать перчаток, но даже самая плотная кожа не могла перекрыть зелень метки. И Вестница пришла с открытыми ладонями. Делая вид, что призрачная зелень ничуть ее не беспокоит.       — Может, они сочтут это демонстрацией открытых намерений, — пробормотала Жозефина, сгребая со стола гору перчаток. И поджала губы тайком, чтобы никто не понял, насколько же она беспокоится.       Лелиана, спрятавшаяся в тени какого-то особняка, сомневалась в этом. Толпа волновалась, нервозность ощущалась почти физически, и вряд ли Вестница могла хоть как-то продемонстрировать открытые намерения. Хотя не брать с собой посох было мудрым решением, Бьянки и меча на поясе Кассандры итак хватало за глаза.       Серые глаза тайного канцлера внимательно следили, как Вестница проходит сквозь толпу. Улыбается кому-то, что-то тихо шепчет эльфу. Видела, как Кассандра чуть нахмурила брови, и расслабилась, когда Вестница обратилась к ней.       Пожалуй, одного у Вестницы отнять было нельзя. Она умела нравиться людям. Умела располагать к себе. Может быть, это и поможет ей сегодня. Хотя если в толпе есть хоть один нанятый убийца — нет.       Вестница дошла до помоста, на котором уже стояли Владычицы Церкви. Лелиане со своего места не было видно ее лица, только профиль Кассандры, резкий и напряженный. Но она была уверена, что Вестница улыбается. Вежливо, без капли настороженности.       Лелиана не понимала этого. Вестница не была наивной девушкой. Вполне осознавала все свойственные роду человеческому пороки. Подавала весьма дельные идеи на военных советах, если ее туда приглашали, прекрасно учитывая все эти пороки и слабости. Но все же — словно не верила, что именно с ней может произойти что-то плохое. Обычно, от такого хорошо помогает стрела в плече, но не Вестнице.       Владычицы Церкви не сказали ничего нового. Вознесли хвалу Джустинии. Обвинили Вестницу во взрыве Конклава.       Из укрытия Лелиане была видна только спина Вестницы. Но Лиссандра не выглядела напряженной. Впрочем, с момента выхода из темницы она всегда казалась спокойной и безмятежной. Воспитание, вложенное в голову в очень раннем возрасте. Умение вести Игру, впитанное с молоком матери.       Она и сейчас спокойно и вежливо отказалась от титула Вестницы, сказала, что все, что ее интересует — закрытая Брешь. А Владычица Церкви почти улыбнулась ей в ответ.       И в этот момент все смешалось. Храмовники появились на площади ровным строем, по взмаху руки Владычицы. Лелиана успела выругаться себе под нос, и потянуться к кинжалам, хоть и понимала, что это бесполезно. И именно поэтому она была против этого выступления — никакое количество агентов не сможет в толпе прикрыть Вестницу, а вместе с Вестницей Инквизиция теряет единственный шанс закрыть Брешь!       Храмовников вел Лорд-Искатель Люциус. Кассандра вскинулась, шагнула вперед, но Лорд-Искатель небрежно отстранил женщину, забираясь на помост. Толпа всколыхнулась, закрывая от Лелианы происходящее, и она только слышала звук удара, чей-то захлебывающийся вскрик, и возмущенно-испуганный — толпы.       Что там происходило было совершенно неясно, но толпа взметнулась, устремилась с площади. Лелиана отступила дальше в тень. Сейчас паника схлынет и станет ясно угрожает ли Вестнице кинжал в спину. Но скорее всего — нет. Лорд-Искатель не станет бить в спину, если бы он хотел — Лиссандра Тревелиан была бы уже мертва. Значит, он приходил не за этим. А зачем?

***

      Так посуда бьется. От неосторожного удара по боку ползет трещина. Сначала тонкая, едва заметная. Потом она расширяется, дробит на куски рисунок, и вот уже под ногами горсть цветных осколков, которым уже не стать хорошей вещью.       Лиссандра смотрела по сторонам и упорно видела осколки. Ничего внешне не изменилось. Те же стены, те же лица, тот же распорядок дня.       Просто…       Просто все стали реже улыбаться, храмовники и вовсе попрятали лица под шлемы. Впрочем, маги тоже стали носить капюшоны, пряча в тени выражение глаз. Просто как-то незаметно закончились общие трапезы, теперь храмовники ели не просто за отдельными столами, но и в отдельное время. И так же незаметно магов перестали выпускать из Круга. Не только в дальние поездки, даже в соседнюю деревушку.       И если осколки от разбитой тарелки можно приказать убрать, то что делать с тем, что разбилось сейчас?       Лиссандра не знала. Но в Круге словно дышать тяжелее стало. И главное — все молчали. И старательно делали вид, что все хорошо.       Лиссандра и сама молчала. Тогда, в тот раз, когда ее впервые не отпустили домой, Леут поймал ее по дороге из библиотеки в лабораторию. Девушка торопилась — на огне медленно нагревалась реторта с нужной жидкостью, под присмотром усмиренных, конечно же, но все же. Три увесистых тома, которые она прижимала к груди, норовили выскользнуть из рук. Леут появился в коридоре как раз вовремя, чтобы галантно придержать для нее дверь.       — Спасибо, — улыбнулась Лиссандра. Книги все-таки рассыпались, и она, подобрав длинный подол мантии, присела собирая их.       Леут помогать не стал. Стоял и наблюдал, как девушка складывает книги стопкой, прижимает их к груди и поднимается. Лиссандра снова улыбнулась, и попробовала пройти вперед, но рыцарь-командор не посторонился. Наоборот, встал так, что намертво перегородил дверь.       — Простите, рыцарь-командор. В лаборатории меня ждет эксперимент. Я могу пройти?       — Не торопитесь, Лиссандра. Я хотел с вами поговорить.       Девушка мысленно попрощалась с четырьмя часами кропотливого подбора ингредиентов и температуры. Теперь она точно не успеет к нужной стадии эксперимента.       — Да, конечно. Чем я могу вам помочь?       Леут отлепился от косяка, с жестом указал девушке дорогу к своему кабинету. Лиссандра с тоской обернулась на дверь, может стоит попросить усмиренных о помощи с экспериментом? Нет, потом все сделает заново и правильно.       — Вы можете помочь не только мне, Лиссандра. Вы можете помочь еще себе и брату.       — Вот как?       Книги скользили по шелку мантии, их неудобно было держать, а помогать Леут не собирался. Как и Лиссандра не собиралась его просить. Ничего, книги объемные, но не тяжелые, а небольшое неудобство можно пережить.       — Скажите, вы честолюбивы?       Лиссандра рассмеялась и покачала головой.       — Нет. Как говорит мой брат — в бою кто-то ведет воинов, а кто-то в тылу моет посуду. Я скорее из тех, кто готовит на всех еду.       Она надеялась поддержать беседу и избавиться от гнетущего чувства неловкости, но рыцарь-командор ее веселья не разделил, и самой Лиссандре ее слова показались глупыми и нелепыми. Кажется, она начинала понимать, почему у Тома не получалось сработаться с этим человеком. Он был вежлив, умен. Но рядом с ним появлялось желание убежать, спрятаться. Это было глупо — что он может ей сделать в Круге, полном народа? Неприятности не происходят ясными днями, когда солнечные лучи дробятся в оконных витражах, разбрасывая вокруг яркие разноцветные искры. Каждый уважающий себя писатель романов знает, что для неприятностей существуют дожди, бури, или хотя бы ночи. Но сейчас очень хотелось оказаться где-нибудь подальше от этого человека. Или хоть в шаль завернуться.       А Леут тем же вежливым ровным тоном продолжил расспросы.       — Вы любите свою семью?       — Конечно. Тревелианы это очень большое семейство, и да — я всех их очень люблю.       Угол рта мужчины дернулся, словно он хотел что-то сказать, но воздержался, вместо этого распахнув перед девушкой дверь своего кабинета.       — Проходите.       Лиссандра не была в этой комнате со дня смерти рыцаря-командора Ганди. И вроде бы всех изменений в ней — заваленный бумагами стол. Но комната казалась чужой и незнакомой, и только через пару ударов сердца, Лиссандра поняла, что изменился запах. Раньше тут пахло кожей, книгами, оружейной смазкой и немного лириумом. А сейчас — чем-то резким и пряным, словно Леут жег благовония.       — Садитесь, — Леут кивнул на кресло. Сам встал около стола и принялся расстегивать латные перчатки.       Девушка послушно положила книги на низенький столик около кресла, и села. Перебросила косу на грудь, чинно сложила руки на коленях.       — Вы хотели бы стать Первой чародейкой, Лиссандра?       — Что?       Ей показалось, что она ослышалась, но мужчина смотрел на нее внимательно, и Лиссандра поняла, что расслышала все верно.       — Это невозможно. Я слишком молода для этой должности, мне и двадцати нет. И потом — из меня будет плохой Первый чародей. Я не умею вести за собой людей. Я умею приносить молоко и утешать детей, но это не то, что требуется для такой должности.       — Это возможно, — Леут улыбнулся и шагнул вперед, приближаясь к ней. Лиссандра испытала иррациональное желание вжаться в спинку кресла и закрыться хоть чем-нибудь.       — Вы можете стать Первой чародейкой. Ваш брат — Рыцарем-командором. Не в этом Круге, конечно. Нам всего лишь стоит договориться.       — Я не понимаю…       Мужская рука скользнула по волосам, остановившись на затылке, поднимая ее голову, и Лиссандра нахмурилась. Она не любила чужих прикосновений, но с другой стороны ее волосы всегда привлекали повышенное внимание. Леут же улыбался, глядя ей в лицо. Вторая ладонь легла на грудь, ощутимо сжав. И только тогда Лиссандра поняла. И испугалась. Сразу и резко, до дрожащих пальцев, до вспотевших ладоней.       Она метнулась из кресла, проскользнув мимо мужчины. Леут мог с легкостью ее удержать, хоть за ту же косу поймав, но позволил ей это движение.       — Вы спрашивали, люблю ли я семью? Так вот. Моя семья меня тоже любит. Если об этом разговоре узнает мой отец, он, как человек простой, просто убьет вас, — Лиссандра не знала, откуда берутся у нее силы прямо сейчас, но упорно продолжала, не смотря на бьющееся в горле сердце, и вспотевшие ладони. — Моя мать — леди утонченная и к тому же орлесианка. Поэтому она просто испортит вам жизнь так мастерски, как умеют только в Орлее. Мне продолжать?       — Не стоит.              Лиссандра не понимала, почему так упорно молчит об этом эпизоде. Вроде бы — не случилось ничего страшного, но рассказать, даже Тому, казалось немыслимым. Было стыдно.       Леут не казался плохим человеком. Если он так о ней подумал, значит — дала повод. Какой? Или она и правда — мелочная и честолюбивая, готовая своим телом расплачиваться за привилегии? Или — наоборот, стоило согласиться, и тогда хотя бы у Тома служба стала бы легче?       Она знала, как много Том работал, чтобы стать рыцарем-капитаном. Для рыцаря-командора надо было работать еще больше. Значит, Леут человек не глупый, способный, разбирающийся в людях. Значит, он имел основания думать о ней так плохо?       Время шло, а Леут никак не проявлял своего плохого отношения к Лиссандре. Отказ и угроза жизни не оскорбили его?       Или стоило плюнуть на гордость, и рассказать Тому? Но она и в тот день заперлась в комнате, и сидела свернувшись в кресле, стараясь унять сердцебиение. Нет, она не думала, что брат скажет ей, что она сама дала повод. Или все-таки думала?       От всех этих размышлений Лиссандра стала меньше спать, а с недостатком сна пришли рассеянность и раздражительность. У самой своей комнаты она столкнулась с парой старших учениц, эльфийкой и человеком, которые обсуждали что-то оживленно, но вполголоса.       — Вам что-то нужно?       — Нет.       — Да!       — Так нет, или да?       Лиссандра знала обеих, весьма неплохо. Она готовила обеих к Истязаниям, насколько это было возможно. Лори, дочка ремесленника, должна была пройти их еще два месяца назад, но при Леуте Истязания пока не проводили. Рыцарь-командор утверждал, что сначала должен со всеми познакомиться. Видимо, знакомство затягивалось.       И тут Тара, задира из эльфинажа, просто сложилась пополам. Лиссандра часто видела плачущих. Она занималась детьми, у которых слезы обычное дело, но у Тары на любое слово всегда находилось десять. И она — плачет?       Лиссандра затолкала обеих к себе в комнату, опустила засов. Дернулась к Таре, обнять, но та замотала головой, опускаясь на пол, комкая подол мантии. Лори испуганно хлопала глазами, вот-вот собираясь присоединиться к подруге.       Лиссандра налила воды в два высоких кубка. Сунула один в руки Лори:       — Вдох, глоток, выдох. Успокоительного в комнате не держу, извините. И сядь, Создателя ради!       Лори хлопнула ресницами и стала медленно опускаться на пол.       — В кресло!       Перед Тарой пришлось опуститься на колени, разжимать судорожно сжатые пальцы, вкладывать в них кубок.       Эльфийка сквозь слезы посмотрела на него, и залпом выпила содержимое, расплакавшись еще больше.       — Я.. Я понимаю. Так всегда было...       Судорожный всхлип помешал ей продолжить. Лиссандра поставила кувшин прямо на пол у их ног, и снова наполнила кубок. Эльфийские пальцы снова вцепились в мантию, и девушка продолжила всхлипывая после каждого слова. Лиссандра слушала, и чувствовала, как в груди наливается тяжестью ком, мешая дышать.       — Люди... Они приходят, берут, что нравится... Я знаю, сопротивляться нельзя... но... брата за что?.. А они мне говорят — или делай… что велено... или… Истязания не пройдешь…       Тара отпила из кубка. Поставила его на ковер неловко, опрокинув.       — А брат… с эльфом много что может случиться… кто будет разбираться?.. Я согласилась, правда… Но брату все равно кто-то сломал руку… Какие-то люди. Ему всего восемь...       Она закрыла лицо ладонями, и широкие рукава мантии упали к локтям, обнажая синяки и кровоподтеки. В форме мужских пальцев.       Ком в груди достиг предела, и оборвался куда-то к пяткам, оставив вместо себя холодную решимость. В Круге было всякое. Бывало, что храмовникам нравился кто-то, и что угрозами или силой он добивался своего. Но каждый такой случай расследовался тщательно и без оглядок на должность и имя. А сейчас? Сколько их, таких девочек и мальчиков, которые ни к кому не пришли?       — Лори?       — Ко мне подошли трое. Сказали сегодня вечером прийти в классную комнату, чтобы доказать, что я не маг крови. Если я откажусь, они найдут доказательства. И лавка моего отца стоит в таком опасном районе. Искры хватит. Она не плакала. Просто смотрела глазами человека, у которого рушится дом. И это было жутко. Куда страшнее, чем тогда, в кабинете Леута.       — Имена.       Лиссандра не знала толком, что будет делать с этими именами. Придет к Тому, расскажет о Леуте и об этих ублюдках. А дальше они придумают!       Но не успела. Через два часа Тара упала с лестницы сломав шею.       Лори как-то жестко усмехнулась и сказала:       — Я не хочу так же. А тебе повезло, брат тебя защитит. Я не буду ни о чем говорить с храмовником. И с тобой тоже.