Rose and Dandelion

До самого ноября мы с Питом только и делали, что жарко спорили друг с другом. Я вредничала и вела себя как капризная девчонка, а он грубо рычал в ответ на все мои предложения. Мы, будто, сошли с ума. Я намеренно игнорировала все попытки помириться после очередной ссоры, но позже сдавалась. Сдавалась, как только тёплые ладони ложились на мои голые плечи, прижимая ближе к себе, а над ухом раздавался такой родной шепот:  — Милая, расслабься, всё будет в порядке. Но на следующий день всё повторялось вновь. Я сметала эскизы платьев с крепкого деревянного стола, Пит терпеливо закатывал глаза, а затем мы кричали друг на друга так, что, казалось, весь Панем мог слышать. На протяжении трёх месяцев я чувствовала себя самой настоящей истеричкой с нестабильной психикой. Иногда мне казалось, что мы намеренно трепим друг другу нервы, оттягивая момент свадьбы. Иногда мне казалось, что Пит больше не считает это хорошей идеей. Ровно за семь дней до торжества я сдалась. Я обессилено упала на стул, так вовремя оказавшийся рядом, и глубоко вздохнула. Подняв взгляд на Пита, я увидела своё зеркальное отражение — он устало глядел на меня из-под опущенных век. Он сидел, уперевшись локтями в широко расставленные друг от друга колени, пиджак был расстегнут, как несколько верхних пуговиц рубашки.  — Прости меня, — тихо начала я, — я не знаю, что со мной происходит…  — И ты меня прости, — мягко перебил меня Пит, поднимаясь со стула, — я понимаю, что это тяжело — принять важное решение. Я покачала головой.  — Я, кажется, накричалась на несколько лет вперед, — Пит усмехнулся, услышав мои слова, — Я серьёзно!  — Слава Панему, Китнисс! — воскликнул Пит, оборачиваясь в мою сторону. На губах сияла усталая, но действительно весёлая улыбка. Я невольно улыбнулась в ответ, а позже мы откровенно хохотали, глядя друг на друга.  — Ты, наверное, не ожидал, что так быстро устанешь от меня, — отсмеявшись, сказала я. Он вдруг замолк и несколькими шагами преодолел расстояние между нами.  — Китнисс, через неделю ты станешь моей женой, и я могу тебе поклясться — я никогда не устану от тебя. Я улыбнулась и притянула его к себе для поцелуя.  — И я никогда не устану от тебя. *** Я фокусирую взгляд, снова обращая внимание на девушку, что смотрит на меня из стеклянной поверхности зеркала. Предавшись воспоминаниям, я, кажется, застыла здесь на несколько минут. На те несколько минут, пока я ещё могла быть одна. Из зеркала на меня глядит настоящая красавица. Тёмные волосы убраны в высокую причёску, и я невольно задумываюсь, что держится эта причёска лишь на честном слове моей команды подготовки, а сверкающая диадема настолько органично вписывается в образ, что я невольно закусываю губу от досады, когда вспоминаю, как горячо спорила с Цинной из-за этой жутко дорогущей вещицы. От волнения я нервно поглаживаю бутоны светлых роз, что красивыми складками нежной ткани распустились на подоле свадебного платья. Я поднимаю руки чуть выше, а затем резко отдергиваю, боясь повредить нежную кружевную ткань лифа. Когда дверь в комнату распахивается, я всхлипываю из-за испуга и сжимаю ладони. Мама смотрит на меня так, словно видит впервые.  — Милая, какая же ты красивая, — она всхлипывает и осторожно утирает тыльной стороной ладони слезы, скатившиеся по щеке. Я киваю, не зная, что сказать. У меня возникает чувство, что я, кажется, вовсе разучилась говорить. Я лишь развожу руки в стороны, принимая мать в свои объятия. От неё пахнет ромашкой и шалфеем, и на секунду мне кажется, что я стою посреди Луговины в Двенадцатом. Когда мать осторожно отпускает меня и отходит на несколько шагов, она начинает внимательно осматривать меня, а я улыбаюсь и выдавливаю:  — Спасибо тебе. Она удивленно моргает и непонимающе смотрит на меня, я вижу, как её бровь плавно скользит вверх, а затем понимание накатывает мягкой волной, обволакивая её разум, и она хмурится.  — Дорогая, ты же знаешь, мы с отцом всегда хотели лишь лучшего для вас с Примроуз, — она обхватывает себя руками и внимательно смотрит на меня своими голубыми глазами, — я ненавидела себя за то, что насильно отправила тебя во Дворец. Но, когда я приехала сюда тогда, перед праздником Пита, я увидела, что мальчик влюблён в тебя, — она на миг останавливается, а затем тихо заканчивает, — а ты влюблена в него. Я понимающе киваю и улыбаюсь ей. Она в последний раз подходит ко мне, поправляет диадему на моей голове и, ободряюще улыбаясь, выходит за дверь. *** Мне кажется, что моё сердце сейчас выпрыгнет из груди. Я крепко сжимаю предплечье Хеймитча, а он по-доброму ворчит мне на ухо:  — Полегче, солнышко, сейчас пиджак порвешь, — я натянуто улыбаюсь, смотря в пол. В зале начинает играть приятная музыка, а я на миг задумываюсь, что это Пит выбрал её. И тогда я понимаю, что там, на другом конце зала, стоит тот, кто стал для меня целым миром за последние шесть лет. Я вскидываю голову, отчего всё вокруг начинает кружиться, но тут взгляд цепляется за его фигуру, уверенно стоящую впереди. А я, будто впитывая все его чувства, выпрямляю спину и шагаю вперед. Я приказываю себе успокоиться, и хватка на пиджаке Хеймитча слабеет. Я оглядываю зал и невольно начинаю улыбаться — я вижу Мию, что поглаживая округлившийся живот, подмигивает мне, вижу Эрика, кудряшки которого снова выскакивают из плена геля. Я вижу Энни, что ярко улыбается мне, а рядом с ней стоит Финник, прижимая к себе рыжеволосого малыша, что так похож на него. На мои глаза наворачиваются слёзы, когда я перевожу взгляд на человека, что терпеливо ждёт меня у алтаря. Кажется, в этот момент пропадает всё. Я вижу лишь его высокую фигуру, лишь его голубые, как чистое небо глаза, и руку, протянутую мне. Я концентрирую внимание на одном единственном звуке — лёгком шуршании шлейфа. Он тянется за мной прекрасной пеленой распускающихся роз, они переливаются в мягком свете, исходящем от ламп, и будто тихо перешептываются между собой, не давая мне упасть. Хеймитч осторожно передаёт меня моему жениху, и я слышу тихое:  — Береги её, парень. Мне хочется плакать и смеяться одновременно. Я всхлипываю и хватаюсь за Пита, как за спасательный круг. Всё вокруг кружиться и лишь его тёплые руки, бережно поддерживающие меня, не дают мне упасть. Когда музыка стихает, а я выпускаю руку Пита, чтобы встать напротив, в моей душе рождается что-то тёплое. Такое, чему ещё нет название. Что-то сильнее, чем любовью Священник говорит речь, но я пропускаю всё мимо ушей, ведь и так бесконечно уверена, что готова делить с человеком, стоящим напротив, всё. Через целую бесконечность, как через толщу воды я слышу голос Пита:  — Китнисс, ты — самый удивительный человек, которого мне посчастливилось встретить на своём пути. Ты открыла для меня мир, и он засиял новыми красками. Спасибо тебе, — Пит запинается, — спасибо за то, что ты есть. Спасибо за то, что ты рядом. А я в ответ всегда буду рядом с тобой. Я улыбаюсь Питу, вкладывая в улыбку всё то, что ощущала сейчас: радость, любовь, благодарность и смущение, — а затем киваю, не в силах сказать одно простое слово — «да».  — Ты — моя настоящая любовь, ты — всё, что мне нужно. Я люблю тебя, — бережно обхватывая мою левую ладонь, Пит надевает мне на палец небольшое сверкающее кольцо, обрамлённое крошечными сверкающими камнями. По залу прокатывается волна вздохов, а я не могу сдержать слёз, и мне так хочется обнять Пита в этот самый момент, что я бросаюсь к нему и обвиваю его шею руками. Его тёплые ладони ложатся на мою спину и успокаивающе поглаживают, а я постепенно набираюсь уверенности и теперь точно знаю, что скажу. Я делаю несколько смелых шажков назад и, уверенно смотря в глаза моего жениха, начинаю говорить:  — Пит, наша любовь выстояла так много ударов, преодолела так много препятствий, что кто-то на нашем месте уже давно бы сдался. Но я бы ни на что не променяла эти чувства. Каждое воспоминание с трепетом отдаётся в моей груди, — я беру руку Пита, укладывая в то место, где бьётся моё сердце, — потому что, если это не судьба, тогда не знаю, что это. Я на секунду останавливаюсь, а затем понимаю, что сейчас скажу то, чего никогда не говорила ему раньше:  — Спасибо за то, что делаешь меня счастливой, не смотря ни на что, — в этот момент моё сердце болезненно сжалось, а мысли наполнились воспоминаниями об отце. Я перевела дыхание и продолжила:  — Спасибо за то, что помог мне стать той, кем я являюсь сейчас, — я нервно всхлипнула, — я люблю тебя и всегда хочу быть рядом с тобой, что бы ни произошло. Я надеваю на палец Пита кольцо, и чувствую, как руки трясутся, когда кольцо достигает места назначения. Пит тепло улыбается мне, а я вижу, как его блестят от сильных эмоций, схвативших его душу. Он приближается ко мне, а я прикрываю глаза. На миг мне кажется, что всё это — сон, такой прекрасный и несбыточный, но как только одна рука Пита опускается на моё плечо, отбрасывая фату за спину, а другая рука ложиться на талию, привлекая ближе к себе, я понимаю, что нет на свете ничего реальнее, чем этот момент. Я подаюсь вперед, и наши губы встречаются. Пит привлекает меня ещё ближе к себе, а я отчаянно хвастаюсь за позолоченные лацканы его пиджака, будто боюсь утонуть. Но и мне вправду кажется, будто я тону в этом безумном круговороте чувств и эмоций. Когда мы отрываемся друг от друга, Пит тихо произносит:  — Теперь ты окончательно и бесповоротно лишь моя, Китнисс Мелларк. Я счастливо смеюсь и обнимаю его за плечи, когда он вдруг хватает меня за талию и я оказываюсь у него на руках. В этот самый миг мне кажется, что невозможно быть счастливее. Я крепче обнимаю своего мужа за шею и думаю о том, что не может быть в жизни момента прекраснее, чем этот. Но, кончено же, я ошибаюсь, с Питом вся моя жизнь — прекрасный момент.