Журчание пещерного ручья

      Орнамент таинственного помещения, озаренный насечками тусклого голубоватого мерцания, распространяемого песочными часами невиданных размеров, располагает к себе совсем как теплое пламя домашнего очага. Оттесняя волнение, проступившее при неожиданной встрече с Игнайтусом, я внимаю дыханию безветренного помещения, цепляюсь взглядом за набухающие головки тающих свечей, и ловлю шепот древних книг, томящихся на полках и жаждущих, чтобы их кто-нибудь раскрыл и дал им выговориться, отпустил немного времени для истинной сути их предназначения.       Чаши знаний, фолианты течений, незыблемые веками закрома.       Телесная боль отступает. Жгучие лианы срываются с моих плеч, уступая волне безудержных вопросов, рвущихся из груди. Я касаюсь пальцами места жуткого углубления, оставленного мне сталагмитом, но не обнаруживаю никаких следов его проникновения, будто все, что случилось в глубине объятия тесной пещеры, истлело на острие сознания. Исцеление проходит без моего участия, как всякий странник оказывается у порога дома, к которому никогда не собирался, будь у него кров и достаточно пищи. Мне становится тяжко от принятия мысли, что партия была сыграна не мной.       Я была всего лишь дополнением, ключевым элементом для…       Чего?..       Я боюсь извлечь из себя какой-либо звук. Все происходящие вдруг становится настолько надуманным, что я готова поверить в безумие. Я умоляюще смотрю на возникшего на моем пути великана и не решаюсь подняться с земли.       Я хочу, чтобы он исчез. Он возникает, когда я не готова.       Он появляется, когда я уже смирилась с его уходом.       – Синдер? Ты в порядке?       Его слова звучат внятно, но в моей голове они угасают так быстро, как проблеск грозы над морем, что я не улавливаю их смысла. Я продолжаю растрачивать время на созерцание Хранителя, выступившего в одеянии защитника рассыпающихся в прах свитков.       – Синдер? – окликает он. – Ты меня слышишь?       Настает мой черед. Я слишком долго жду этого часа. Я проклинаю всех, кто принял участие в ниспосланном мне испытании.       Я вскипаю от гнева. Меня охватывает напряжение от предвкушения пира откладываемой ненависти. Я врываюсь резко, словно копье:       – Зачем?!       Игнайтус сохраняет на лице полное спокойствие и не поддается соблазну сделать ответный выпад или рассыпаться в оправданиях. Он держится ровно, его хвост приспущен к земле, а огромные крылья недвижимы, будто высечены из красного камня. Разумеется, мыслю я со стиснутыми зубами, это не тебе пришлось ощутить прикосновение когтей обезумевшего Спайро! Конечно, это не тебе довелось захлебнуться в крови в глотке этой проклятой пещеры!       – Зачем… я… это… терпела?!       Хранитель склоняется надо мной, а я упрямо отвожу уязвленный взгляд в сторону. Он отвечает не сразу, неспешно складывая из незначительных букв слова:       – Ради себя и Спайро.       Я содрогнулась. Напоминание о связи, тесно переплетенных судьбах, мгновенно лишает меня влекущего шанса окунуться в поверхностные воды вязкого чувства жалости к себе. Фрагмент из памяти, в окружении горящего города и его стен, соскальзывает с решетчатых застенок разума и наполняет меня проникновенным теплом стелющегося прошлого. Я вспоминаю напутственные слова Игнайтуса, определившие мою жизнь.       Выжженные земли и хрупкая надежда, бьющаяся в наших когтях подобно обезвоженному мальку.       – Я…       – Тебе пришлось многое пройти, – ровным голосом говорит он, не дав мне увлечься сомнениями. – Нелегкое начало и еще более нелегкий конец. И теперь ты здесь, в окружении пустоты, среди следов мертвых, на пересечении границ жертвенного добра и притаившегося зла.       У меня перехватывает дыхание, когда из-за его спины появляется смутное, полупрозрачное очертание лапы. Она ложится на плечо Игнайтуса, на что он, в свою очередь, не реагирует, словно не ощущая ее ужасающего прикосновения.       Но я знаю, кому она принадлежит. Я слишком хорошо это знаю.       – Игнайтус, там…       – Не нужно так волноваться, Синдер, – скрипит знакомый наставляющий тембр. – Мне казалось, что мы все выяснили в пещере.       Я инстинктивно подрываюсь с земли и испуганно отступаю назад. Я ограничиваюсь парой шагов, так как изгиб у основания хвоста упирается в стену. Отступать некуда! Я пытаюсь судорожно нащупать задней лапой проход, из которого пришла, но безуспешно.       Он исчез. Он – окончившееся испытание.       – Галл, – вскрикиваю я, – ты не можешь быть здесь!       Галл предстает передо мной во всей красе. Позади него толпятся слабые очертания существ, напоминающих физическую форму короля обезьян. Он делает усталый вздох и проводит ладонью над пламенем свечи, сползающей на восковых щупальцах с книжной полки. Жгучий желтый язычок, не встретив препятствия от призрачной конечности, проедает его пальцы насквозь.       – Они всегда были здесь, – поясняет Игнайтус, делая шаг по направлению к песочным часам. Он обращен ко мне боком, но уголком по-старчески утопленного глаза наблюдает за мной. – Приходят, когда им нужно, и уходят, когда надобность в них исчерпана. Они возвращаются на поверхность ради баланса между вечным противостоянием добра и зла и погружаются в небытие, осознавая, что их время вышло.       Я не могу унять необъяснимую дрожь. И холодные стены из гладкого камня никак этому не помогают.       – Игнайтус, я… не понимаю! Что все это значит? – Я слабею голосом. – Почему он здесь?       Галл прекращает издеваться над своей эфемерной плотью и оставляет свечу в покое.       – Ради вас, – отвечает он. – Разве ты не должна быть готова к моему появлению?       – Но здесь, рядом с Игнайтусом…       Хранитель повертывается ко мне. Он смотрит на меня так, как бы смотрел родитель на свое единственное дитя.       – Я лишь хочу тебя предупредить, – тихо заговаривает он. – Все, что тебе удалось пережить за неприятные моменты сновидения, случилось только потому, что у них есть шанс стать явью. – Он подходит ближе, закрывая собой Галла. – Синдер, я хочу тебя кое о чем попросить.       Я хочу ответить «да», но присутствие короля обезьян не внушает доверия. Я обеспокоена происходящим, отказываюсь верить, что вся ситуация не сыграет со мной в злую шутку. И мне приходится сказать что-то невпопад, но вместе с тем нечто особенное, недоступное для понимания Галла:       – Спайро будет рад узнать, что ты не погиб.       – Да, я тоже, – соглашается Игнайтус, на что я чувствую неестественную прерывистость в его ответе. – Но будет лучше, если он обо мне не узнает.       Я удивляюсь.       – Но почему? Мы пересекли огненный пояс, а потом ты… ты…       Хранитель медлительным кивком дает мне понять, что я права.       – А затем ты увидела вспышку ярости от того, чьим предназначением было спасти мир от раскола. Это случилось из-за меня. И если ты ему расскажешь…       Каменное помещение стирает пребывание Галла одним продолжительным эхом Игнайтуса. Я забываю о нем сразу, как только меня стремительным ударом будоражит мысль, что я могу по глупости потерять Спайро. А потеряв Спайро, Авалар предастся огню и разрушению.       Он – это попытка природы восстановить равновесие.       Как и Малефор.       – Теперь я понимаю.       Игнайтус едва заметно улыбается мне. Я вижу, что он действительно счастлив увидеть меня здесь, наяву, в своей непреложной реальности, сотканной под сенью беспокойного сна одного из нас. И он не ошибся, выбрав меня.       – Мне столько хочется обсудить с тобой… – идет он на откровение, наблюдая за тем, как я складываю свои маленькие крылья. – Жаль, что тебе пора возвращаться. Скоро утро, Спайро будет волноваться.       – Утро? А как же наши поиски? Ты хочешь сказать, что их… не было?       – Именно так, – подтверждает Хранитель. – Более того, это был первый закончившийся день новой эры. Рокот земли утих, а на смену закату пришел восход. – Он переводит взгляд на ряд сбившихся в кучку гравированных символов на колонне. – Парящие острова… Возрожденный дом, который изрядно заждались.       Я пытаюсь вспомнить, что было до того, как я закрыла глаза. Разрозненные, но прежние пышные леса, срывающиеся в бездну искрящиеся водопады, бесконечные чистые небеса, одинокие холодные утесы… Мы купались в лучах солнца, не обремененные предназначением, спускались на луга для отдыха, а затем мчались на крыльях ввысь, пытаясь нагнать друг друга. Один крошечный отрезок времени сделал нас счастливыми, опьяненными свободой.       И мы нашли, что искали.       Попробовав на вкус сладковатую мякоть подлинности, бережно охраняемую Спайро, я не замечаю Галла в убежище Игнайтуса. Он бесследно исчез, не обронив напоследок и малейшего звука. Я решаю, что его роль не скажется на моем возвращении, и сосредотачиваюсь на Хранителе огня. Он расторопно снимает с полки одну из книг и раскрывает ее перед собой.       – Ты уверен, – спрашиваю я, – что мы должны это сделать?       Не поднимая глаз от текста, он отвечает без колебания:       – Несомненно. Террадор справится с городом, а Вольтир и Сирил ему помогут. Не волнуйся, я найду способ с ними связаться. А теперь… иди. У тебя сегодня важный день.       Он указал на сводчатый выход, и полукруглые двери распахнулись. За ними оказалась усыпанная руинами протяженная комната с пещерным потолком. Она освещалась тусклыми нагромождениями голубых кристаллов, выглядывающих из-под развалин и трещин в стенах. Я прощаюсь с Игнайтусом и смело ступаю вперед.       Меня ждет Спайро, меня ждет огромный мир, полный открытий.       – Упомяни, что повстречала Летописца, – вслед добавляет Хранитель, и внушительное эхо перехватывает его просьбу, сталкивая о неровности моего окружения. – Спайро пойдет за тобой, и сомнения, наконец, упадут разрушенными оковами.       Что-то блестит в конце. Я успеваю не достигнуть края помещения. Течение сознания обрывается, и я, потеряв равновесие, падаю. Вспышки света застят мне взор. И знакомый шум бьется в застенках разума, расслаивающийся, обретающий прежнюю силу. Плескание воды, ласкающейся к узкому руслу своего пути.       Журчание пещерного ручья… В последний раз я слышу его столь отчетливо, словно он разливается у моих лап.       Настало время попрощаться. И я шепчу ему самые теплые слова.       Я доподлинно не помню, как случается мое пробуждение. Звуки, запахи леса, неугомонный концерт птиц… Но прикосновение – то самое, долгожданное – выходит лучшим средством побуждения к насыщенному моментами наступающему дню. Тот самый второй день нашего пребывания среди просторов парящих островов, уступчиво сменяющих друг друга первенством по высоте. Они лениво вздымаются, напуская тени на поверхность соседей, но не доставляют ощущения опасности, так как их движение становится заметным только спустя несколько закатов и восходов, когда юркое солнце просачивается сквозь трещины не там, где его ожидают. Ночи становятся короче, а вместе с тем – ценнее.       – Синдер, проснись, – донесся до меня голос Спайро. Его мягкая лапа опускается мне на плечо и тихонько трясет. – Нам пора. Нас ждут дела.       Открыв глаза, я встречаю теплый взгляд спутника. Он похож на влюбленного мальчишку, сбитого с толку беспощадным жаром чувств. Похоже, что-то изменилось за короткий мрак сумерек. Спайро медлит, избавляя меня от прикосновения, когда я принимаюсь вытягиваться в струнку и ободрительно зевать.       – А я думала, что мы избавили себя от дел, – беспечно заявляю я и упрямо укладываюсь на свое место, подобрав под бока крылья. – Ты хочешь реванш? Неужели тебе вчера не хватило унижения?       Он многозначительно улыбается, расправляя крылья.       – Реванш до Варфанга? Похоже, у меня есть шанс отыграться.       Исчезновение Спаркса, призрачный Галл, охваченный черным пламенем Спайро, Игнайтус в обрамлении свечения песочных часов… Действовать аккуратно. Рассказать ему все, что я видела. Напомнить о Летописце.       Напомнить о нас.       Убедить в предначертанном пути, в его окончании.       Не отступать от принятого решения, каким безрассудным оно ему не покажется.       – Спайро, мне приснился странный сон…       В течение рассказа я вижу, как меняется выражение лица моего спутника. Оно искажается от волнения моей погони за помощью в деревне Проулуса, мутнеет от тревоги, переданной воскрешенным Галлом, мнется чрез уголки рта и складку на переносице от сопереживания. Спайро сидит напротив меня, и пальцы его передних лап дрожат при описании картины нашего столкновения, где его иная сущность, другое «я» в хрупком измерении смыкает зубы на моей шее, ставя точку на одном из жутких эпизодов. Я подхожу к изложению стен мрачного грота, акцентируя внимание на сталагмитах… Спайро впитывает мои эмоции и, сглотнув подступивший к горлу ком, метает взбудораженный взгляд на мою грудь, опасаясь обнаружить следы крови. Я подбираюсь к встрече с Игнайтусом и утихаю на мгновение.       – Я… боюсь спросить, что было дальше, – тихо говорит мой спутник.       Спайро потрясен до глубины души. Его грудь поднимается быстро, неровно. Я пытаюсь успокоить его мимолетной улыбкой, вместив в нее емкое послание, что все это осталось позади, за плотным барьером, и, кажется, у меня немного получается привести спутника в себя.       – А потом я встретила некого дракона, называющего себя Летописцем.       – Летописцем? – восклицает Спайро. – Серьезно? Ты видела Летописца?       – Да, – уверяю я, закрепляя убежденность той самой серией скудных кивков Игнайтуса. – И он был не один. Рядом оказался Галл, а вокруг него толпились призраки, некогда вставшие перед тобой на пути к Колодцу Душ. Король обезьян пытался подкрепить своим присутствием опасение, что печальная история пурпурного дракона может повториться.       Спайро склоняет голову. Я вижу, как ему непросто смириться с правдой.       – Но что мне делать? После всего, что нам удалось сделать для Авалара…       Я быстро хватаю его за лапу, чтобы у него не было возможности проникнуться одиночеством, проклятием, ниспосланным природой.       – Я с тобой, Спайро, – быстро говорю я, опустившись голосом до полушепота. – Ты слышишь меня? Что бы ни случилось, я всегда буду с тобой.       Мы встречаемся глазами.       – Но как нам быть? – Его губы смыкаются в тонкую линию, а надбровья образовывают складку отчаяния. Он стремится пробудить ненависть к самому себе. – Как жить бок о бок с затаившимся чудовищем?       – Раз за разом ты будешь побеждать его. И я сделаю все, чтобы тебе помочь.       Я заключаю моего спутника в объятия. Он отвечает мне тем же, но действует несколько неуверенно, осторожно, будто мы едва знакомы. Я чувствую, каким горячим воздухом он обдает мою шею. Спайро нуждается заботе, ибо во время войны бремя заботы лежало на его плечах.       Игнайтус… Как я хочу рассказать, что он на самом деле не погиб, что с ним все в порядке. Хранитель огня поселился в наших сердцах, воссоединив самые дальние частички души, разбросанные потоком бесконечных сражений и потерь.       Он пожертвовал собой, чтобы мы могли жить.       – Спайро?       – Да, Синдер?       Я неохотно отстраняюсь, думая, что еще слишком рано готовить его к неизбежности своего решения.       – Ты свободен. – Я смотрю ему прямо в глаза. – Мы свободны.       – Да, это так…       – И теперь дорога для нас открыта. Настал черед других вершить историю.       Его надбровья принимают естественное положение.       – Ты думаешь, нам пора уйти?       Я удивлена, с каким необъятным спокойствием он перенимает ход моих мыслей и, похоже, мы сходимся в желаниях.       – Город будет в безопасности, под защитой Хранителей. Летописец сказал, что найдет способ с ними связаться.       Спайро созерцает шумный лес, отступивший со своими речами и зеленой молодостью на несколько мгновений нашей близости.       – Я беспокоюсь за Спаркса.       Я делаю попытку по своему обыкновению усмехнуться. Я уверена, что эта особенность моего сопернического отношения к его брату, как раз то, что сейчас нужно.       – Уж с его болтливыми способностями он точно не пропадет.       Мой спутник искоса улыбается мне. Он верит моим словам, его больше не одолевают сомнения в моем выборе. И в короткий миг Спайро совершает то, что не под силу сделать ни одному дракону, решившему связать свою судьбу с посмертным самопожертвованием. В пару коротких взмахов он поднимается в воздух и зависает передо мной.       – Ты поведешь.       Я силюсь проверить, что все мне не мерещится, подыгрывая его теперешнему состоянию. С игривым прищуром, снизу вверх, я показываю ему одну из сторон лица.       – Ты уверен?       – Поднимись с земли и покажи, на что ты способна.       А где-то там, позади меня, остался странный пещерный ручей. Он проложил себе русло в трещине загрубелых скальных пород. Бурный поток из сталактитовых потолочных капель пел грустную песню, и его журчание мягким щекочущим эхом ласкалось к сводчатому гроту.