Журчание пещерного ручья

      Что-то меня держит, отчего я не решаюсь сделать первый шаг. Пещера, впрочем, выглядит достаточно просторной. Подозрение, что она вот-вот захлопнет свою липкую черную пасть сразу, как мы только войдем, неторопливо отлетает, будто мыльный пузырь, вот-вот вознамерившийся лопнуть. Запах плесени и свежего, будто только застывшего базальта, сталкиваются, наслаиваются, мешаются в мрачном пространстве заблудших теней, являя собой причудливые ароматы отчужденной античности – местности, куда тысячелетиями не проникал свет собранного теперь по кусочкам мира. Я вдыхаю старый букет подземелья, выстраивая в сознании очертания чего-то родного, близкого сердцу. Пещера влечет. Удивительно, но как только свет перед входом в бездну таинственного грота соскальзывает с чешуи хвоста, я чувствую себя умиротворенной. Мокрая паутина кое-где свисает тяжелыми зонтиками, повернутыми выпуклостями к твердой земле. Она намерена от легкого дуновения сорваться с потолка и разбиться, как стекло, как хрусталь, который не разбился во время осады, но был обречен поплатиться за беспечность пирующего. Помимо суетливого стрекота Спаркса доносится легкое и мелодичное журчание ручейка, использующее в качестве русла небольшую трещину, разветвляющуюся, как корни деревьев, на десятки других. Сколько времени понадобилось воде, чтобы научиться пробивать себе путь? Я не знаю. Пещера не говорит со мной. Ей хочется, чтобы я самостоятельно добралась до ответа.       Возможно, ответ звучит каждую минуту, каждый день теплого лета, отступившего от этого места. Он струится меж камней, отпевает гимн покинутого мира теней, избегает обременительного воздействия времени. Я хочу преодолеть пропасть, разделившую меня с ручьем. Но я не готова. Я не понимаю журчания пещерного ручья, его мелодичного наречия. Пока еще нет.       Спайро поднимает голову – что-то замечает. Совсем скоро я отслеживаю его взгляд. Из потолка торчит пучок исцеляющих красных кристаллов, похожих на чрезвычайно облысевший уличный веник. Ничего особенного, если не считать, что они растут сверху. Слева от них красуется причудливая семейка бежевых грибов, источающих тусклое, приятное глазу свечение. В их мягких пластинках, в конусообразных шляпках, юбках, присущим ядовитым грибам, и длинных ножках таится больше загадок природного становления. Я пытаюсь натолкнуть себя на ответ от изворотливого воображения, но Спайро решает, что они растут здесь уже не одну сотню лет, а мне этот незатейливый факт кажется до смешного забавным. Это не объясняет их свечения. Я обмениваюсь улыбкой со Спарксом, который в этот раз полностью солидарен со мной.       Тонкий, мутный свет входа в пещеру покидает нас после первого поворота. Раздается легкое шлепанье и протяжное чмоканье, в котором легко опознается утомительная ходьба по вязкой грязи. Стремительный обрыв этих щекочущих нервишки звуков действует на Спайро, как удар тяжелого молота по стальному щиту.       – Прости.       Спайро с неподдельным удивлением смотрит на меня. Я застыла с поднятой, испачканной в грязи лапой. Затем он сглатывает, и я начинаю соображать, что его взволновали не только звуки взмокшей почвы. Пещера не дремлет.       – Что случилось? – говорю я. – Ты выглядишь взволнованным.       Спайро растерянно сводит надбровья. Спаркс торопится хмыкнуть, скрестив на груди руки. Братья, кажется, по-разному воспринимают меня.       – Твои глаза… Они кажутся ярче, чем должны быть.       – Ну вот, началось… – бубнит Спаркс и повертывается к нам спиной. – Даже в этом месте ты теряешь голову. Это возмутительно по отношению ко мне!       Я улыбаюсь в спину Спарксу, лапу не опускаю. Ручей подпевает сгустившейся тьме, тщетно подкрадывающейся к золотистому тельцу насекомого. На мгновение мне кажется, что наши со Спайро мысли сливаются в единое целое. Мы одни. Мир снаружи кажется выдуманным, а наш собственный уместился в глотке ненасытной пещеры.       Мы сформировали прочный союз. И причиной тому не только слова, пронесшиеся эхом в глубинах земли. Сперва мы шли вместе за отсутствием выхода, позже это перетекло в единую цель, а на окончательном этапе добрались истинной сути. Мы шли ради друг друга.       – Ты был так погружен в размышления… – почти шепотом объяснялась я. – Я не хотела тебя потревожить. Странное место, а теперь, под лапами…       – Ничего, – с успокаивающей улыбкой говорит Спайро. Он быстро свыкается с изменчивостью моих глаз. Настороженность угасает. – В таком месте все равно ничего дельного не приходит в голову. Ты помнишь, какая она по счету?       – Нет, – отвечаю я.       – Я тоже. Мы стараемся сохранять бдительность, но чем дальше заходим, тем меньше у нас ее остается на следующий раз. Я начинаю верить, – легкая улыбка проступает на его лице, – что единственную опасность для города представляем мы. Террадор пугает жителей нашими бесконечными вылазками в поисках… – он подбирает слово, – ничего. Мы гоняемся за собственной тенью.       Спайро уверен, что это ложный вызов, и местным жителям привиделись несколько силуэтов гроблинов, подступающих к пещере. Он начинает сомневаться в нашем деле. Я не виню его. Он спас мир от разрушения. Спайро заслуживает лучшей участи, чем оставаться придатком собственного героизма.       – Вот именно – ничего! – бормочет Спаркс с разведенными руками. Он цепляется к первому, что бросается на глаза. – Какие-то грибочки попались на пути, затем он забыл цвет ее глазенок, а после… – Он вздыхает и хмурится – Надо быть начеку. Опасность поджидает на каждом углу. – Спаркс делает круг над головой Спайро. Опустившись до уровня его глаз, он, вытянув головку, декларирует раздраженным шепотом: – Почему меня никто никогда не слушает?       Спайро хочет вторить моей улыбке сочувствия, но образ рассерженного брата действует на него более убедительно.       – Спаркс, эта пещера пуста, как и многие другие. Когда мы пойдем обратно…       – Грибочки! – выдавливает Спаркс, медленно переводя ехидный взгляд на меня. – Или кое-что похуже, да?       О чем это он? Я в недоумении хлопаю глазами. Жду поддержки от Спайро. Мне не хочется вдаваться в детали оскверненного прошлого, да и толку от этого никакого. Сожаление, что нельзя повернуть время вспять? Старые черные вопросы, которые и по сей день требуют ответа, должны подождать. Я собираюсь добраться до них другим способом. Менее разрушительным для себя и окружающих. Я уверена, что Спаркс немало разузнал о моих делах, запятнанных кровью. Но мое сердце греет уверенность, что все предпринималось исключительно ради удовлетворения любопытства.       Спайро расценивает мое молчание как нечто серьезное. За непродолжительное время он научился тревожиться за меня сильнее, нежели за судьбу мира, расколовшегося на разобщенные парящие островки.       – Все в порядке? – спрашивает он. – Ты хорошо себя чувствуешь?       Я киваю, поглубже спрятав подошедший к выходу нервный смешок, который был адресован явно не ему. Мы идем дальше. Спаркс искоса смотрит на меня, пролетая мимо, и, как подобает факелу, ведет нас вглубь. Мы не отстаем от светоча. Он продолжает ворчать, напоминая о ветрености наших голов.       Я ступаю осознанно, думаю о жителях Варфанга, о том, как они днем и ночью стучат молотками, устраняют брешь в стене, не высыпаются, ссорятся с близкими, следуя изменчивости настроения из-за усталости, мало общаются, всецело отдавшись делу и своим планам на уголок белой крепости. Город восстановят в срок. Безопасней места не будет, даже если придется обороняться от несуществующих угроз. Толстая каменная глыба поспособствует крепкому сну в неспокойное время. Любой ров с водой и кольцо городских стен убеждают как никто лучше.       Я думаю о Хранителях, о том, как они пытаются избавить себя от потенциальных ошибок, которые совершаются все по этой же причине – попытке их избежать. Они верят, что остатки сил Малефора не дадут покоя до последнего взмаха дубинкой, удара тяжелого топора, свиста тлеющей стрелы. Они верят, что процветание приходит вместе с готовностью сражаться. Их можно понять. Это призвание каждого Хранителя – верить в существование угрозы.       Я пытаюсь думать о себе. Что я должна знать? Что мне суждено сделать? Куда я пойду завтра? Что я отвечу на очередные упреки Спаркса? Когда я буду готова?       Пещера становится больше. С каждым ярдом. Обстановка никак не желает меняться: все те же разбросанные по потолку и стенам причудливые грибы, но попадающиеся теперь с сиреневым свечением, голубым и даже зеленым. Кристаллы красного цвета обзаводятся едва уловимым мерцанием. Встречаются настолько крупные, что не достать до вершины. Переливчатое журчание теперь слышится отчетливей. Спайро предполагает, что ручей берет свое начало где-то здесь, неподалеку. Каменистая почва постепенно, шаг за шагом, покрывается скользким слоем грязи, на которой себя чудесно чувствует густой мох. Он противно липнет к лапам. Встречаются лужицы с водой. Я останавливаюсь, чтобы взглянуть на свое отражение. Дыхание ровное, ничем не обремененное. Спертый воздух свеж благодаря обилию влаги.       – Мох, – зачем-то говорю я вслух, поднимая взгляд на Спайро.       – Что? – переспрашивает он, с интересом разглядывая себя в кристалле. – Что – мох?       – Он липнет к лапам.       – Ну и что? – бурчит Спаркс, свыкшись с чудесами флоры. – Липнет, ну и что с того? Или тебе не годится такой для салата? Слишком жесткий. – Мне хочется улыбнуться, но я удерживаюсь, чтобы не оскорбить ворчливого друга. – Голубые грибочки на стенах ее не смущают, а мох, видите ли, оказался важной деталью. Хм, – он подносит палец ко рту, – возможно, мох – часть зловещего плана несуществующих остатков сгинувшей армии.       Спайро приоткрывает рот, чтобы осечь брата, но Спаркс только начал свою эпопею и не думал уступать. Он приказывает нам помолчать, выставив ладонь.       – Так вот, важная деталь, которую сейчас Спайро любезно истолкует, преобразуется в сказку об очередном пророчестве, поведанном Вольтиром, в котором мох – приспешник тьмы – захватывает мир, покрывая остров за островом. – Спаркс доволен собой, а потому – усмехается. – Я угадал? Да?       Спайро переглядывается со мной и начинает смеяться. Я не могу его не поддержать. Надеюсь, нам никогда не придется прочесывать пещеры в поисках мха.       – А что в этом такого? – пожимает плечами Спаркс. – Спайро в детстве любил сказки о грибах-мутантах и блохастых пиратах на парящих в небе кораблях…       Спайро с укором смотрит на оратора. Довольно с него колоритных сражений.       – Хорошо, про пиратов – это не сказки, – поправляет себя Спаркс. – Не хочу вспоминать о безумных погонях. Сколько мне пришлось перенести!       Мы неторопливо бредем дальше, лавируя среди рядов алых, как первая кровь, кристаллов. Причем некоторые из них отнюдь не выглядят прозрачными, как принято считать. Я думаю о возвращении, о мирном досуге в остаток дня и останавливаюсь перед одним из ромбовидных гигантов, смотрю в него, как в зеркало. Минерал никак не хочет влиять на спокойную обстановку, поэтому мое изображение на его резких гранях выглядит отчетливым и вполне себе обыкновенным. Отражение награждает меня легкой улыбкой, и я делаю глубокий вдох. Мне хочется побыть здесь еще немного. В ущерб свободному вечеру.       – Он широкий, – отмечает Спайро, поравнявшись со мной. – Даже чересчур. Те, которые мы видели на прошлой неделе, были размером поменьше.       – Да, – подтверждаю я.       – Ага, – встревает Спаркс, зависая со стороны Спайро. – Осталось быстренько чертеж набросать и уходим.       Влага ощутима. Мне представляется, что ощущениями тела я способна измерить объем капели, стучавшей по спине. По крыльям скатываются сжиженные пещерные алмазы; они тактично скользят по длинным пальцам, стремясь к предплечьям крыльев, к украшенным таинственными рисунками плечам. Я касаюсь лапой плеча в тот момент, когда слышу особо отчетливый удар своего сердца. Возникает чувство, что это не в первый раз.       – Может, – неуверенно заговаривает Спайро, – эта пещера как-нибудь влияет на нас? Как-нибудь… внутренне. – Он умолкает на мгновение, размышляя. – Синдер, ты что-нибудь чувствуешь? – Он усаживается на хвост, но тут же подскакивает с отвратительным чувством брезгливости. – Вот!..       – Что такое? – злорадно присвистывает Спаркс, порхая над вершиной кристалла. – Забыл про чудовищный мох? От одного прикосновения ты…       Спайро прекращает разглядывать свой хвост.       – Что-то здесь не так, – говорит он. – Я это чувствую.       Со своей стороны я ничего не замечаю. Я гоню прочь мысли о битве. Утекло слишком много воды. Последний раз я пускала в ход жуткое охвостье в решающей битве за мир. Я не хочу пробуждать прошлое. Почти каждое воспоминание непременно связано со смертью, пусть даже мой путь в светлую жизнь лежал через ее владения. Смутные дни пламени, призывов к схватке, необратимых пророчеств и писаных судеб…       Но Спайро прав. Нам пора к свету.       – Поспешим, – говорит Спайро.       Я, прекрасно понимая его без лишних слов, шагаю следом.       Капель в безмолвной пещере – как и призывающий к битве барабан. Стук и всплеск разбивающихся на тысячи серебряных осколков – бесконечно льющаяся музыка пещеры. Периодически этой мелодии вторит легкое, едва уловимое шуршание, доносившееся из наиболее глубоких трещин. Немногочисленные насекомые нашли здесь приют. Единственные жители столь укромных и неисследованных мест. Здесь им не грозит опасность. Это их дом.       Тихую мелодию базальтового коридора нарушает торопливое хлюпанье четырех пар лап и легкий шелест стрекозиных крыльев, звучащий за нашими спинами все более смутно. Их обладатель периодически напоминает о своем присутствии, но в этот раз Спаркс предпочитает молчать. Я приятно удивлена. Неужели он достиг совершенства?       – Спаркс, – не оборачиваясь, поторапливает Спайро, – не отставай.       Он надеется услышать ответ. Спаркс прославился своим болтливым характером и поэтому не упустил бы шанс пощелкать языком. Спайро, не сбавляя шаг, поворачивает голову. Я останавливаюсь раньше, чем его пронзает тревога. Спаркса не видно. Никаких признаков желтого свечения. Ручей поет колыбельную, но теперь я не слушаю.       – Это не шутки, Спаркс, – звучно произносит Спайро, осматриваясь по сторонам. – Сейчас не время играть в прятки.       За Спаркса пытается ответить ручей, продолжая наполнять пространство обволакивающим шумом воды. Он выходит наружу, впадая в резвую речку с горной водой. Выход уже совсем близко – можно услышать полуденный ветер нового мира – парящих островов – играющийся с сухими травинками у подножия расколовшейся надвое горы. Свет почти достает моего хвоста, подкравшись, как голодный зверь к своей добыче. Он хочет впиться в мое тело, чтобы передать неиссякаемое тепло жаркого лета. Я не испытываю чувства благодарности. Я утратила бдительность и потеряла из вида Спаркса. О чем я думала?       – Надо вернуться, – беспокойно сообщает Спайро. – Он не мог отстать.       Я с готовностью киваю. Надеюсь, он в порядке. Надеюсь, он ненадолго на что-то засмотрелся.       Надеюсь, опасения не пробудятся из-за проклятого ручья.       Мы решительно поворачиваем назад, в темную глотку алчущей солнечного света пещеры.