Танцевать под пеплом

      — Как же ты мне надоела!       Умирающий огонек в глазах, удар, пронзивший сердце, а затем пустота и тьма. В окружении развалин, расколов и трещин, где, казалось бы, хуже уже быть не может, воцарилось что-то не по-человечески страшное и необратимое.              Все, что я мог — лишь молчать, не пытаясь докричаться, зная наверняка, что меня никто уже давно не слушает. Все решилось без меня, но одно мне признавать все же отвратительно. Я воспитал монстра, я… взрастил монстра.              Ужасно горько смотреть, как страдает эта девочка… хотя девочка ли уже?              — Может, это призвание у нее такое — страдать от неразделенной любви, я почем знаю? Я вообще ни в зуб ногой, что она во мне нашла. Во всяком случае, мне она не интересна.              Хорошо, что сейчас она ничего не слышит, должно быть, так оно лучше. В какой-то степени. Я даже не знаю, выдержало ли б ее сердце после таких слов.              Говорю ему, что она его любит и всего лишь навсего хочет спасти его, даже ценой собственной жизни, если потребуется. Хотя и сам не понимаю, чего ради я распинаюсь. Я от этого отпрыска гиблого клана больше ничего не жду и навряд когда-нибудь на него понадеюсь.              Время идет мучительно долго, раны не очень скромно напоминают о себе, час от часу заставляя дышать словно на последнем издыхании. Я снова сталкиваюсь с чем-то, исход чего от меня ровным счетом никак не зависит. Даже поставив на кон свою жизнь, не такую уж-то и значимую во вселенских масштабах, я не смогу сдвинуть эту систему координат в нужном направлении.              Все стало так просто, аж тошно от этой простоты. А мне остается ждать, всем нам, живым, остается ждать. Чего ждать? Не знаю. Новых чудес?              Саске и Наруто уходят, оставляя за собой лишь бесконечную скорбь и надежду. Они всегда оставляют за собой лишь великую скорбь и крохотную надежду. Господи, как бы мне хотелось, чтобы и в этот раз Ты не отвернулся и дал сил нашей Надежде побороть это кольцо терзаний, напрасных смертей и сожалений. Во имя всего святого, Господи, как бы я хотел…              Стараюсь доползти до Сакуры, а руки так предательски дрожат, в глазах мутно. Сколько тепла подарил этот маленький человечек, не требуя взамен ничего, совершенно ничего, кроме уверенности в том, что в чьей-то гнилой душонке наконец наступит покой? Да, девочка, дорогой ты мой ученик. Мне и самому есть чему у тебя поучиться.              Прикасаюсь ладонью к ее лбу. Холодный и потный. Ее наверняка все еще мучают кошмары. Вот злая шутка ведь: даже пребывая во сне, мы не в состоянии избежать встречи с нашей болью. Она пробирается во все щели всеми возможными способами и подло добивает нас. Добивает нас… правда, Рин?              Сгребаю ученицу в охапку, усаживаю к себе на колени и прижимаю к груди. Как это мучительно осознавать хрупкость человеческой жизни. Одних жизнь ломает дробя кости и разрывая суставы, с другими же разделывается более методично — годами проедает дыры внутри, лишь на миг дав почувствовать вкус счастья, а затем разом лишив всего.       Что меня больше всего удивляет в этом мироустройстве, так это то, что такая «политика» не считается чем-то зверским и бесчеловечным: все мы живем, зная, что мимо нас каждый день проходят сотни «болей», и думаем, что это абсолютно нормально. Но стоит лишь вспомнить о своих собственных муках, как возникает чувство несправедливости и обиды. Дескать, никому больше в целом свете так, как нам, не болит.              Рин, Обито, я, наверное, никогда не перестану просить у вас прощения. Вразрез всему, что происходит в моей жизни, всегда идете вы. Я не могу вас отпустить, груз моей вины перед вами мне не под силу, я… все так же не могу вас отпустить.              Сжимаю пальцами плечо Сакуры, хоть и понимаю, что толку от этого никакого. Стискиваю губы до посинения и молчу, стараясь ни о чем таком больше не думать. Хотя бы сегодня.       Солнце так медленно ползет по небу. Удивительно, но небо сегодня не щедрое на облака, однако даже это не спасает от ясного ощущения темноты. Сакура все так же вздрагивает во сне и немного морщится, будто старается проснуться, но у нее ничего не получается. Как там Наруто? Как проходит их бой?              Она в очередной раз вздрагивает и шумно выдыхает, открывая свои испуганные глаза. Смотрит на меня несколько мгновений, словно пытается заново вжиться в реальность, а потом задает мне вопрос:       — Уже вечер?              Голос хриплый, скомканный, лишенный ее характерной решимости. Она сухо кашляет и ненадолго замолкает, будто ждет моего ответа. Правда, ответа на совсем иной вопрос, который она удержала в себе.       Спохватившись, она пытается встать, с ужасом замечая, что тело сейчас совсем не такое податливое, как было раньше. Она снова задает мне вопрос:       — Что с Наруто и Саске-куном?              Даже после всего, что произошло, она ни на йоту не переменилась в своем отношении к нему. Должно быть, в любом другом случае это вызывало бы неоспоримое уважение, но сейчас это воспринимается лишь как глубокое отчаяние.              Зацепившись за эти мысли, некоторое время молчу, а потом отвечаю:       — Сражаются насмерть, вероятнее всего… — она смотрит на меня, как перепуганный дикий зверек, а я даже не знаю, как на это реагировать. Они столько раз воевали друг с другом… Все уже привыкли к тому, что всякий раз можно ожидать того, что один из них не вернется живым. Но ведь Наруто всегда считал, что все можно уладить, если не словом, то кулаком; он верил, что Саске вернется домой, и так наивно полагал, что для этого лишь стоит немного «взболтать» содержимое его черепной коробки.              —…чтоб в финальной битве расставить все точки над i раз и навсегда, — довожу свою мысль до конца и еле сдерживаюсь, чтоб не вздохнуть.              Она кое-как подымается на ноги и сильно морщится, придерживая себя за локоть. Направляется ко мне и прикасается ладонью к моей спине, концентрируя чакру. Она действительно стала прекрасным медиком.              Молча кладет мою руку себе на плечо, становясь для меня опорой и помогая идти. Понимаю, что ей непременно хочется вмешаться в бой ее товарищей. Неприятно, конечно, ощущать себя таким беспомощным и мешать ей добраться до нужного места как можно скорее, но где-то в глубине души я даже радуюсь, что ее задерживаю. Не нужно ей вмешиваться, не нужно.              Вероятно, на место мы прибудем уже утром, раньше действительно не получится. Ее взгляд поникший и полон сомнений. Всю дорогу она молчит, изредка останавливаясь для того, чтобы отдышаться и попить воды. Пьет она мало и по большей части старается оставить как можно больше для меня. Вот ведь. Коноха воспитала не только хорошего медика, но и прекрасного человека.              И все же… находятся же всякие революционеры, чтоб их!...              Внезапно она предлагает сделать привал и помогает мне пристроиться возле небольшого камня. Не думаю, что она настолько измоталась в пути, чтобы остановиться здесь. Скорее всего, просто испытывает ко мне жалость. Господи, как это противно быть беспомощным, особенно в такое время.              Молча скриплю зубами и устраиваюсь поудобнее. Что ж, раз уж так, было бы неплохо вздремнуть, возможно, тогда я даже смогу идти один, без посторонней помощи.              С трудом просыпаюсь от легкого прикосновения к руке. Все тело ломит и кажется, что чувствую я себя еще хуже, чем чувствовал до этого. Скверно идут дела, очень скверно.              Пока я вновь проживаю процедуру лечения, мы встречаем рассвет. Да только на душе от него не становится ни радостнее, ни грустнее.              Молодой медик снова возложила мою руку на свое плечо, хоть я и кряхтел и выражал недовольство. Но, глядя правде в глаза, я спрашиваю себя: а что я сейчас могу? До чертиков хочется быть полезным и не становиться обузой.              Мы уже почти приблизились к Монументу Хокаге, как вдруг земля под нами дрогнула, и небо заволокло пеплом взрыва.       Сакура буквально сорвалась с места навстречу беде.              Когда пепел и дым рассеялся, я увидел то, чего меньше всего ожидал увидеть: там, внизу, сидя на коленях, плакал Наруто, что-то говоря рядом стоящей Сакуре, которая дрожала всем телом.              С трудом спустившись вниз, я ужаснулся: в луже крови лежал искалеченный Саске, утративший левую руку. Его взгляд уже наполовину лишен жизни, такой, каким я уже видел его взгляд в бою против Хаку. Нет в этом взгляде больше ни ненависти, ни лживых предубеждений, ничего. Только какая-то жалостливая пустота.              Он смотрит на Сакуру как-то долго и выжидающе, затем приоткрывает губы… и его глаза закрываются.              Сакура, ты же медик, что ж ты стоишь-то?!              — Сакура-чан, прости меня… Сакура-чан! Я не сдержал обещания! — Наруто надрывается и ревет взахлеб, прося прощения, словно забыл о боли, что причиняет его кровоточащая рана от частично отсутствующей правой руки.              Сакура рухнула на колени и горько зарыдала над телом Саске, покрываясь мелкой дрожью и кляня все и всех вокруг себя. Похоже, что те увечья, которые принесла младшему Учиха драка, действительно неизлечимы, раз она даже не рискнула попробовать ему помочь.              Для кого-то сегодня мир был окончательно спасен, но я знаю, по крайней мере, одного человека, для которого именно сегодня мир рухнул, раскололся и исчез.              Харуно Сакура, во что бы то ни стало, держись.              Она сидит и плачет, так и не заметив прибытия Цунаде и нескольких медиков, которые тут же принялись останавливать кровь у Наруто, не обращая внимания ни на его слезы, ни на упирания.              Да, похоже, душа Сакуры все еще танцует под пеплом, отвергая случившееся, игнорируя все вокруг себя. Только пепел, она и он, еще живой.              Больно смотреть на то, как страдают твои ученики, зная, что ничем помочь не можешь.              Цунаде подошла ко мне и сухо потрепала по плечу.              — Состояние Наруто ужасно, но поправимо. Вскоре он будет в норме. Я смогу восстановить ему руку, так что переживать не стоит, — отчиталась она, а потом многозначительно вздохнула.       — Послушай, Какаши! — она вцепилась мне в локоть, ожидая, что я буду вырываться. — Ты пойми, что она недалека от того, чтобы сойти с ума! Коноха не может потерять такого прекрасного медика!       — Что ты предлагаешь мне сделать?       — Я не хочу больше терять близких мне людей! Хватит этой войны, хватит всего, что случилось за это время! Наваки, Дан, Джирайя — они все погибли, Какаши! Я не хочу, чтобы Сакуру постигла та же участь! — на глазах у легендарного саннина выступили слезы.              Я никогда ее такой не видел. Мне стоит обдумать, что делать со всем этим дальше. Хоть я и искренне желаю помочь, я не знаю, что от меня может зависеть, когда дело касается чувств Сакуры.       Передо мной медики пытались разнять Сакуру и Саске, но та всеми силами вырывалась и упиралась, не желая внимать никаким доводам и аргументам. В конце концов, один из них вырубил ее, послав импульс чакры ей в шею. Этого импульса должно было хватить ровно до того момента, как Сакуру доставят в более безопасное при ее состоянии место.              Что же с ней будет на похоронах? Хоть многие и презирают Саске, но все же никто не будет перечить традициям. Положено провести церемонию погребения, тем более, что Саске выступал в этой войне на стороне альянса. Так что по всем правилам его тело должны похоронить со всеми почестями.              Посмотрим, что преподнесет всем нам следующий день.       — Хатаке, ради всего святого, не подведи меня, — бесцветно произнесла Цунаде после затянувшейся тишины. — Ее доставят в госпиталь, вернее, в то, что от него осталось. Ее состояние постараются привести в норму курсом психотерапии. Какое-то время я планирую ее удерживать специальными препаратами, которые будут блокировать ее порывы, не давая ей сделать какую-нибудь глупость. Но ты сам понимаешь, что мы не можем все время искусственно поддерживать ее жизнь. Ей нужно общение, даже если она будет против.              Цунаде бросила на меня полный решимости взгляд и продолжила:              — Как ты понимаешь, просить об этом Наруто мы не можем, он сам должен пройти реабилитацию. Но ты не переживай, он справится, мальчик крепкий. Так что… — тут она немного помедлила. — Вся надежда на тебя. Постарайся.              С этими словами она исчезла вместе с оставшимися медиками. Да, Хатаке, ты ведь знал, что просто не будет.              Я просто обязан ей помочь. Во что бы то ни стало. И дело вовсе не в том, что она хороший медик и деревне будет жалко потерять такой экземпляр.       Дело совсем не в этом.