Отчим

2. Этаж любезной Долорес Джейн. Сейчас начнется. Ничего нового, впрочем. Отчим взялся за муштру едва ли не сразу на свадьбе. Так и заявил молодой жене: один слабак, другой — жирдяй, и никакого воспитания. И началось. Зарядка, закаливание, обливание, помощь по дому. Слово отчима — закон. За малейший призрак неповиновения — суровое наказание. Отец сказал, боец — сделал. Это было не воспитание — это была дрессура. Рональду вообще оказалось проще относиться к ним, тогда еще совершенным младенцам, как к бойцам. Он на самом-то деле терялся и ощущал беспомощность от вывертов детской логики, от попыток сопротивления, от проявления слабости, которые принимал за капризы. «Что значит „не можешь удержать духовушку“? Качай руки, боец!» А они с Дадли кусали подушку, чтобы не плакать «как девчонка» от боли в мышцах, от боли после наказаний, от предельных нагрузок и непонятных требований, которых к ним не предъявляли еще буквально вчера. Увлекаться живописью и музыкой — стыдно. Это для девчонок. А за упоминание о Римском-Корсакове, про которого Дадли искал целый месяц в общественной библиотеке, Дадли же и простоял час на стуле в гостиной по стойке смирно, в одних только трусах и противогазе. Это было так позорно и непонятно, что Гарри и думать забыл заикаться об адмиралах, писавших такие классные акварели, что даже теперь морские пейзажи и всякие яблоки и портреты висят в музее, куда младший класс школы Литтл Уингинга возили на школьную экскурсию. И про свою коробочку акварельных красок тоже забыл, чем очень огорчил учительницу живописи, которая видела в мальчике несомненный талант. Но отчим вновь похвалил Гарри. Значит, это был правильный выбор. Просить пощады — стыдно. Кровью умойся, но стой и не отступай. Спать на мягоньком и любить сладенькое — стыдно. Кровать должна быть жесткой, а еда — полезной. Беспорядок в комнате равен беспорядку в голове. А это… ну, да — стыдно. Стрельба, уроки иностранного (боец должен понимать потенциального противника), постоянные одергивания за столом… Учиться на отлично — ботан. Получать двойки — ремня. Но лучше ремня, потому что из ботана воина не получится, а из хулигана — вполне. А они хотели быть воинами. Они, несмотря ни на что, ждали одобрения полковника, его улыбки, хотели, чтобы он их зауважал и признал их достижения. Поэтому они, ненавидя спорт, вставали на ежеутренние пробежки и зарядку без напоминаний. Поэтому, не вынося уборку, даже и само слово презирая, они идеально застилали постель и с восьми лет стирали себе носки. Полковник любил вспоминать службу и воспитывал их, как солдат. Тетя боялась вмешиваться. Она просто хотела быть нормальной женой. И пыталась убедить себя, что все это только на благо Дадлику. Вернон умер потому, что излишний вес — это повышенный сахар, перепады давления, плохие сосуды и холестериновые бляшки. Сыночек ведь на самом деле был очень полным и болезненным. А с помощью полковника Фабстера вытянулся, похудел, укрепился здоровьем. И полковник очень резко запретил вмешиваться в воспитание «нормальных мужиков». Вплоть до угрозы развода, раздела имущества и возможного суда за детей — он усыновил их по всем правилам и теперь имел на Дадлика равные права. Чувствуя мучительное раздвоение, чувствуя вину перед сыном и справедливость высказываний мужа, Петуния решила обратиться к психологу. Пока она пила успокоительные и антидепрессанты, Рональд воспитывал детей и занимался делами воспрянувшей из нарисовавшегося было финансового кризиса компанией. *** — Рональд! — это Лаванда. Воспитывает своего Бон-Бона. Гарри передернул плечами. Когда перед первым курсом к нему в вагон подсел мальчик с таким именем, он дунул от Уизли как от прокаженного. И так как-то не сложилось у них общение, хоть живут уже пятый год в одной комнате и оба преданы делу директора. Просто Рональд — это навсегда образ полковника Фабстера.